* * *
Студентов-биологов в общежитии было всего трое: темпераментный брюнет Олег Заманский; спокойный, немногословный Шура Маслов и пронырливый, простоватый Пашка Сенцов, как он выражался, "с Костромы". Самым ярким из них был, разумеется, Заманский. Он и внешне не походил на студента. У него были длинные, волнистые волосы, красиво зачесанные назад. По вечерам он облачался в ярко-синий пиджак с блестящими пуговицами, на руке сверкали дорогие часы.
В силу сложившихся обстоятельств биологи старались держаться вместе, хотя их мало что связывало по существу. Алексей быстро нашел с ними общий язык. Когда жара спадала, все четверо покидали общежитие и направлялись в центр города, соблюдая при этом некий ритуал. Они двигались прямо по опустевшей проезжей части, сомкнув ряды и громко распевая куплеты известной народной песни "Расписные сухари", с повторяющимися в такт движения словами:
По улице, довольно грязной, грязной.
Шел, спотыкаючись, Касьян – в дымину пьян,
в дымину пьян!
Навстречу шла ему Евсевна, Евсевна,
Его законная жена, тоже пьяна.
Пойдем домой пить чай с вареньем, вареньем
И расписные сухари, мать их дери, мать их дери!
Продолжение песни содержало, в основном, слова, не принятые произносить в приличном обществе. Зато как приятно было орать их во весь голос на пустой улице, разрезая ими гнетущую тишину. Впоследствии, во время службы в армии, Алексей не раз с удовольствием наблюдал, как лихо маршируют солдаты под "Расписные сухари".
Путь до центра был недолгим. Там находился единственный в городе ресторан, где можно было поужинать по доступной цене и даже получить в придачу кусок хлеба без карточек. Заняв отдельный столик, веселая четверка с интересом рассматривала посетителей.
Местные жители ресторан не жаловали, а приезжих было немного. Среди завсегдатаев-москвичей оказался известный киноактер Борис Андреев – создатель ходульного образа русского богатыря, обладающего огромной физической силой и в то же время ранимой душой, чем пользуются коварные злодеи. В ресторане то и дело гремел его раскатистый смех.
– Хороший артист, только всегда у него по лицу не то слезы, не то сопли текут, – язвительно заметил Олег Заманский. – А иногда даже морская вода, – добавил он, вспомнив еще один фильм с участием Андреева.
Другой знаменитостью был писатель Юрий Карлович Олеша, невысокого роста человек с тихим голосом и южным акцентом. Алексей считал себя большим поклонником творчества Олеши. Еще в детстве его любимой сказкой были "Три толстяка", а позже он оценил и другие сочинения Олеши, особенно "Зависть". Олеша держался просто, говорил мало, больше слушал. Его интересовали подробности современной студенческой жизни. О собственных планах он предпочитал не распространяться, и у Алексея почему-то создалось впечатление, что писатель переживает творческий кризис.
* * *
С прибытием из Москвы второго университетского эшелона на биофаке возобновились занятия. Правда, на одного лектора приходилось от силы пятеро студентов, причем нередко с разных курсов. Слушать такие лекции было невыносимо – от недоедания и жары студентов постоянно клонило ко сну.
Между Алексеем и его приятелями существовала договоренность: трое спят, один бодрствует. Однажды во время своего "дежурства" на лекции по дарвинизму у Алексея стали предательски слипаться глаза. "Вздремну-ка я минут пять, – решил он. – Никто ничего не заметит". Сколько времени прошло – неизвестно. Открыв глаза, Алексей с ужасом обнаружил, что находится в помещении один. Впрочем, никто его потом за это не укорял.
"Новички", как прозвали москвичей ашхабадские старожилы, держались на первых порах обособленно и вели себя высокомерно. Выяснилось, что во время налетов на столицу немецкой авиации некоторые студенты успели подежурить на крышах домов для борьбы с зажигательными бомбами и считали себя чуть ли не фронтовиками.
Часть новичков объединилась в некую коммуну: общие деньги, совместное питание, единый распорядок дня. Во время досуга коммунары громко распевали: "Наш паровоз, вперед лети!" и другие революционные песни. "Ашхабад их быстро обломает", – подумал Алексей и оказался прав. Действительно, вскоре в коммуне начались мелкие бытовые склоки, а потом у кого-то нашли припрятанные деньги. Состоялся товарищеский суд, и провинившийся коммунар был с позором изгнан из объединения. Этот эпизод положил начало взаимной подозрительности, и вскоре коммуна прекратила свое существование.
* * *
Между тем обстановка в городе начала меняться. Приезжих стало так много, что в ресторан теперь с трудом можно было пробиться, а из меню исчезли мясные блюда и больше не подавали к столу хлеб. В то же время деньги у Алексея и его друзей катастрофически таяли.
Единственное место, где можно было бесплатно и с пользой скоротать вечернее время, оказалась городская библиотека, на удивление богатая хорошей литературой на иностранных языках. Рассказывали, что книги преподнес в свое время Ашхабаду в дар какой-то заезжий меценат, очарованный гостеприимством жителей Туркменистана. Неожиданно для себя Алексей обнаружил, что не забыл французский язык, и с удовольствием погрузился в чтение романов Бальзака, Стендаля и других классиков.
К сожалению, посещение библиотеки не приглушало чувство голода. Первым не выдержал Заманский. Однажды он заявил:
– У меня сегодня день рождения. Приглашаю вас всех вечером в ресторан.
– Туда теперь не пробиться, – возразил Шура Маслов.
– Не беспокойтесь, я обо всем договорился с шефповаром. Он проведет нас со служебного входа.
– Как будем расплачиваться? – спросил практичный Сенцов.
Заманский засучил левый рукав рубашки.
– Пришлось отдать часы, – небрежно заметил он. – Ничего, это все наживное!
Ужин удался на славу, но почему-то веселья не получилось. Вскоре Заманский расстался и со своим синим пиджаком.
– Сейчас стоит такая жара, что пиджак все равно в шкафу висит, – объяснил он ребятам. – А скоро он мне вообще не понадобится, ухожу добровольцем в армию. Шикарные проводы устроим!
Казалось, меньше всего такого поступка можно было ожидать от холеного, ироничного Олега.
– Что тебя побудило к этому? – спросил Алесей, когда они остались одни.
– У меня за плечами два полноценных года на биофаке – это хорошая основа, – ответил Олег. – Полагаю, что продолжать обучение в таких условиях, как сейчас, бессмысленно. После провала под Москвой немцы опять активизировались. Надеюсь пригодиться на войне. Если останусь жив, вернусь в университет.
– И ты ни о чем не жалеешь?
– Разве что о волосах, – улыбнулся Олег.
* * *
С отъездом Заманского Алексей впервые задумался о своем ближайшем будущем. В университете закончилась зимняя сессия, и начался второй семестр, но занятия шли кое-как. Студенты недоедали, продавали последнее и хватались за любую подработку.
Поразмыслив, Алексей записался на двухмесячные курсы агротехников-хлопководов. Там он узнал, что хлопчатник – источник хлопка-сырца, который используется для изготовления текстильных изделий, что он – основа хозяйственной культуры и гордость Туркменистана. К сожалению, хлопковые поля кишели вредными насекомыми. Особенно свирепствовала тля, для ее уничтожения хлопчатник подвергали специальной обработке химикалиями. На курсах агротехников обучали, как выявлять зараженность растений по характерному налету на листьях и другим признакам.
Весной сорок второго года Алексей, заручившись справкой об окончании курсов и направлением из университета, выехал поездом в город Чарджоу – ведущий центр хлопководства, расположенный на берегу реки Аму-Дарьи. В городском управлении сельского хозяйства с Алексеем провели краткий инструктаж. Ему предстояло ежедневно совершать обход площади хлопчатника размером около тридцати гектаров, брать пробы растений и определять степень их зараженности по трехмерной шкале: слабая, средняя и сильная (один, два и три "креста" соответственно). Пользуясь этими данными, местные хлопководы могли подбирать для обработки нужные реагенты. Если же степень заражения превышала отметку "три креста", полагалось срочно сигнализировать в город для организации опыления хлопчатника с самолета. По окончании инструктажа Алексею выдали обходной лист, денежный аванс и небольшой русско-тюркский разговорник, а также посоветовали обзавестись тюбетейкой.
– Не вздумайте ходить с непокрытой головой, – предостерегли его. – Летом у нас в тени доходит до сорока градусов и выше. Население в районах смешанное: есть и туркмены, и узбеки. Всю молодежь позабирали в армию, а дома остались только женщины и старики. Они плохо говорят по-русски, так что вам придется на первых порах заглядывать в разговорник.