Что же вынес Егор Иваныч из сегодняшнего события? Ничего определенного. Он только уверился, что письмо написала Леночка, и ему казалось, что рассеялись его грезы и иллюзии. Но что такое Леночка? что это за девица? какие должны быть отношения к ней? зачем сходились они там у мельницы? как это так ничего не объяснилось? - всего этого он не понимал. "Неловко же мне было спросить ее, - думал он. - Впрочем, нельзя сказать, что она неспособна к решительному шагу… Но неужели она любит? Разве так любят, как она?.. А я тут что такое?.." Множество вопросов роилось в голове Молотова. Страннее всего со стороны Егора Иваныча спрашивать: "Разве так любят, как она?" В книжке, что ли, он вычитал, или Андрей ему сказал, что любят не так? И почему он знает, как она должна любить? Любовь - это такая книжка, которую всякий сам сочиняет и автор которой всегда оригинален. У него точно была какая-то скрытая мысль, в которой он не хочет сознаться, но которая сама собою слышится за всеми вопросами. Он стал прислушиваться к душе своей и чувствовал в ней тревогу и беспокойство; что-то ходило в нем, дышал он сильнее, сердце его сжималось и расширялось. Он сказал: "Вот теперь самому совестно за нелепую, непростительную застенчивость, из-за которой все дело осталось неразъясненным. Ведь она бог знает что подумает!" Он вспомнил, что такую же тревогу совести ему случилось ощущать и прежде. Такие же были в душе движения, когда он после ссоры увидел своего друга и, не смея глядеть ему прямо в глаза, сказал: "Полно злиться!" Когда он убедился, что это его совесть мучит, ему стало немного легче; но он долго еще обсуживал интимно-комический факт, предъявленный амуром приволжским, припоминая все мельчайшие штрихи события. Засыпая, он вспомнил, как скатилась мантилья с плеча Леночки, и прошептал с раскаянием: "Стыдно, стыдно!.. ты не должен был оставить дело в таком положении". На другой день Молотов отыскал статью о компосте и ноты переписал. С этого дня начались усиленные занятия по делам Обросимова…
Время летело быстро. Егор Иваныч и не заметил, как прошли две недели. Он постоянно был занят, работал без устали, составлял ведомости, рылся на чердаках в книжном хламе, учился с Володей; кроме того, к нему было несколько особых просьб, которые он охотно и исполнил. Помещик иногда зайдет к нему, спросит, как идут его занятия, скажет, что вот такую-то статью не худо бы окончить, посоветуется с Егором Иванычем и всегда прибавит:
- Много, много дела, Егор Иваныч, совсем сбился с толку… А вы-то что ж не гуляете?
- Нет, я гуляю, - ответит Молотов, только прибавит, что вот такую-то статью ему хочется поскорее кончить.
В воскресенье Обросимовы, и вместе с ними Егор Иваныч, собрались к Аграфене Митревне Илличовой. Она была женщина толстая, сырая, находившаяся в строгом, праотческом законе у покойника мужа и потому немного поглупевшая. Аграфена Митревна рада была видеть в гостях богатого соседа и подняла тяжелую возню на весь дом. Скоро завязалась общая беседа, говорили о погоде, о посевах и всходах, о деревенских новостях. Немного спустя Лизавета Аркадьевна села на своего конька, то есть Жорж Занда, и поехала на нем. Егор Иваныч слушал внимательно; Обросимов морщился и посматривал неприветливо на дочь, чего, впрочем, никто не замечал; Леночка половину не понимала; мать ничего не понимала и тяжело дышала.
- Про какую вы это эманципацию говорите? - спросила Леночка. - Ученое что-нибудь?
- Вы не знаете, что такое эманципация? - спросила снисходительно вдова.
- Не знаю, расскажите о ней что-нибудь…
- Видите ли, ныне многие стремятся восстановить права женщины, дать ей воспитание полное, как и мужчине, свободу в выборе мужа, в выборе занятий, участие не только в семейной, но и гражданской жизни, личную независимость; хотят восстановить права женщины, которые не должны быть меньше нрав мужчины. Понимаете, это и называется эманципациею.
Вдова говорила, как читала. Отец с беспокойством думал: "О чем говорит с девушкой!.. совсем без такта… это у нас не принято". Леночка задумалась.
- Нет, не понимаю, - ответила Леночка простодушно. - Что это такое, например, значит - свобода в выборе мужа?
Отец с беспокойством повернулся на стуле.
- Очень просто, - говорила вдова поучительным тоном, забывая слова свои, что Леночка не способна к развитию, - очень просто: женщина выбирает мужа себе сама, как мужчина ее выбирает, и тут нет дела ни родственникам, никому. Она сама за себя отвечает…
- Этак иная бог знает кого выберет…
- Уж то ее дело.
- Этого не бывает никогда…
- Да, редко бывает…
- Так, значит, и нет никакой эманципации на свете; это, значит, ученость…
- Что ученость?
- Да вот эманципация… Ведь этого нет, и никто не позволит девице самой выбирать жениха; ну, значит, и неправду вы сказали.
- Браво, крестница, браво! - подхватил Обросимов.
Молотову занимательно было следить за этим забавным спором между двумя женщинами, из которых одна, очевидно, малоразвитая женщина, но от души говорила и верила тому, что говорила; а другая, образованная дама, ломалась, говорила свысока, и сомнительно, чтобы говорила с убеждением…
- Я никогда не понимала учености, - сказала Леночка. Лизавета Аркадьевна с комическим участием спросила ее:
- Что же вас вооружило против учености?
- Это самая скучная вещь. Стихи я люблю, и то чтоб хорошие были. Я много знаю стихов.
- Какого же поэта больше вы читаете?
- А вот у Лизы Вараковой я недавно достала стишки Пушкина.
- Какие?
- Хотите, прочитаю.
Лизавета Аркадьевна изъявила желание. Леночка сказала "слушайте" и стала читать: "Как пошел наш воевода вдоль по Клязьме погулять".
"Эх, бедняжка, - подумал Обросимов, - теперь поднимут ее на смех".
- Хорошо? - спросила Леночка, когда кончила чтение.
- Это не Пушкина стихи, - сказала вдова.
- Пушкина, Лизавета Аркадьевна, Пушкина. Мне Лиза Варакова говорила: она уж знает… Ах, вот Лиза Варакова ученость любит! Как начнет говорить: "Жизнь моя стремится… родник души… идеалы…" - просто смех!
- А вот вы читали, Елена Ильинишна, - сказала вдова, - что пляшут сам-друг мужик с бабою и они счастливее воеводы, - это правда?
Леночка задумалась.
- Как же можно, чтобы правда? ведь это стихи! - отвечала она.
Лизавета Аркадьевна засмеялась.
- Так и стихи лгут, как ученость?
- Ах, какие вы, Лизавета Аркадьевна! Зато это стихи, а то ученость. Неужели вы не понимаете? Смотрите, как хорошо выходит: "В минуту жизни трудную, теснится ль в сердце грусть…" - Она прочитала эти стихи с увлечением…
- Это худо? - сказала она. - Я много стихов знаю…
- Это прекрасные стихи, - ответила Лизавета Аркадьевна и потом перешла опять в область разных размышлений. Леночке стало скучно от "учености", и, воспользовавшись первым удобным случаем, она напомнила Егору Иванычу, что он хотел посмотреть ее козу и голубей.
Леночка показала свою любимую козу с голубой лентой на шее, голубей, свои куртины. Потом стали гулять по саду. Молотов не чувствовал особенного стеснения. Он быстро развивался.
- Ведь я правду говорила? - спросила Леночка.
- По крайней мере вы говорили то, что думали, чему верите.
- А она?
- Не знаю, верит ли она тому, что говорит.
- Так зачем же она и говорила?
- Хотела порисоваться.
- То есть хвасталась? Да ведь она не про себя говорила, а так… рассуждала…
- Это тоже хвастовство…
- Как же так?.. И не верила?.. ай, как это смешно!..
Леночка, по наивности своей, не знала, что можно вычитать какую-нибудь хорошую мысль; вычитавши, запомнить ее хорошенько и для того даже на бумажку записать, со всеми красивыми оборотами, и потом сделать из мысли игрушку. Обыкновенное лганье она понимала, но этого не могла себе представить. Ей на минуту пришла в голову Варакова Лиза: "Не так ли, как та?", но нет, у той, бедняжки, действительно "жизнь стремилась" из "родника души" и тому подобное, а эта не верит и говорит; притом правду говорит и не верит. "Ведь смешно выходит", - подумала Леночка.
- Этого не бывает, - сказала она.
- Бывает, Елена Ильинишна…
- Зачем же она говорит?
- Чтобы сказали: вот какая она умная женщина…
- Будто умными называют тех, кто так говорит?
- Да.
- За что же?
- Все умные люди проповедуют то же самое…
- Так правда и то, что она о женихах рассказывала?
- Правда, - отвечал Молотов, невольно улыбаясь…
- Когда же это сделают? скоро?
- Об этом толкуют пока да пишут…
- Ну, и что же?
- Больше ничего, Елена Ильинишна.
Леночка засмеялась и вдруг побежала, крикнувши: "Нагоните!"
Егор Иваныч сразу поймал ее.
- Нет, снова; дайте мне уйти сначала.
- Ну-с.
Молотов опять поймал ее. Он заметно скоро развивался.
- Вы очень скоро бегаете… Хотите, я запрячусь? Отыщите меня.
Молотов согласился. Он ушел в беседку.
- Пора! - закричала Леночка.
Он прямо пошел на голос и отыскал Леночку в густых кустах жимолости.
- Сразу нашли… теперь вы прячьтесь.
Он спрятался.
- Пора! - крикнул Молотов.
Леночка тоже пошла на голос, нагибалась под кусты, посмотрела за дерновым диваном.
- Пора! - раздалось совсем с другого конца сада.
- А!.. вы перепрятались… подождите же!..