- Можете даже в переводы и штопанье чулок, - с улыбкой, провожая нас, сказала Софья Васильевна.
Когда мы вышли, Стульцев скорчил очень серьезную рожу и, царапаясь ногтями в своей бороденке, что означало затруднительное состояние его интеллекта, сказал брату:
- Я имею с женщиной связь уж другой год, и ты вдруг приходишь…
- Чего приходишь? - спросил Андрей, вероятно, недослышав начала стульцевской фразы.
- Он находится с ней в связи, - подсказал я.
- Ах ты, свиное рыло!
- Ну, ну - что ж тут удивительного! - самодовольно улыбаясь, подивился Стульцев.
- И давно? - спросил Андрей.
- Скоро два года.
- Хорошо. Я с тобой разделаюсь.
- Вы, Стульцев, к нам пойдете? - спросил я в полной уверенности, что брат не замедлит сегодня же исполнить свое обещание относительно разделки, если Стульцев не поопасается идти к нам.
Оказалось, что Стульцев, не подозревая явной опасности, не только пришел к нам, но спокойно отправился, по приглашению Андрея, в его комнату, и через три минуты, когда я, поговоривши о каких-то пустяках с Аннинькой, проходил к себе, Савелий с глубоким сокрушением известил меня: "Привели гостя; барич держит пистолет, а Сенька бреет".
- Как бреет?
- Тот на кровати лежит, а они ему бреют бороду.
Стульцев был очень высокого мнения о своей дрянной бороденке и очень дорожил ею. Вообразив его отчаянное положение между пистолетом и бритвой, я не мог не рассмеяться и прошел к себе, вовсе не думая помешать Андрею привести его пакость к вожделенному концу. Она, впрочем, была уже почти окончена, и Стульцев скоро появился в зале, поглаживая выбритые места и объясняя, что ему надоела борода, а потому он сбрил ее.
- Зачем же вы оставили этот клок? - спросила Лиза, не стараясь удерживаться от душившего ее смеха.
- Так, - небрежно отвечал Стульцев, поглаживая пребезобразнейший клок волос, оставленный под подбородком и придававший ему, в особенности в сумерки, такой вид, как будто у него что-то стекает с бороды.
- Сбрили бы и этот козлиный клок, - заметил я.
- Если сбреет, он погубит и себя и меня, - объявил Андрей.
- Ну! зачем же сбривать! - пробормотал Стульцев, толкая в бок Андрея, чтобы тот замолчал.
Натешившись вдоволь над Стульцеаым, Лиза и Анниньха начали собираться в школу, и Андрей неожиданно вспомнил, что мы с ним тоже члены просвещенного общества для распространения грамотности в беднейшем классе жителей города Р.
- Сходим, пожалуйста, посмотрим, что они там делают, - предложил мне Андрей.
Мы ни разу не бывали в пресловутой школе, и обозрение ее обещало быть любопытным. Стульцев, получив от Андрея второе предостережение не сбривать клока, очень кстати начал прощаться. Он вышел вместе с нами и скоро расстался, пробормотав, что идет в университетский музеум, куда его приглашали осмотреть какого-то недавно привезенного мастодонта - родоначальника фамилии Стульцевых, как предположил Андрей.
Школа помещалась довольно далеко, почти около гимназии, в старом доме Буровых, который в древние времена считался загородным. В нижнем этаже помешалась кухня, где кормили приходящих ребятишек, а вверху происходило самое обучение. Когда мы взошли на крыльцо, там сидело и стояло до полдюжины мальчишек и девчонок разного возраста: были даже такие, которые очень нетвердо держались на двух ногах и имели большое стремление поползать на четвереньках.
Андрей, поднявшись на крыльцо, увидал большущий колокол, висевший на матице, и не утерпел, чтобы не попробовать, громко ли он звонит.
- Ну, что ты? - с неудовольствием сказала сестра, но уже мальчишки и девчонки, заслышав звонок, бросились к лестнице.
- Все равно, - обратилась к ним сестра, - идите в классы.
- Мы вот вас проберем сегодня! - крикнул им вслед Андрей.
- Перестань, пожалуйста, дурачиться или уйди отсюда, - сердито сказала Лиза.
Мы взошли на лестницу вслед за бежавшими ребятишками, которые очень бойко работали своими босыми ногами, улепетывая от нас. В совершенно пустой нетопленной зале, с обитой и натоптанной на полу штукатуркой, собралось довольно много ребятишек, и, снимая шубу, я как-то нечаянно натолкнулся на одну ученицу, тащившую на руках необыкновенно пузатого мальчишку. За отсутствием стульев, столов и вообще какой бы то ни было мебели, верхнее платье учеников было свалено на полу в кучу, и на эти же безобразные лохмотья мы должны были положить свои шубы.
Раздевшись, Лиза отомкнула дверь в следующую комнату, и мы пошли туда.
- Без шуму! садитесь! - крикнула Лиза, между тем как Аннинька отперла шкаф и начала выгружать из него разной величины картонки и коробочки.
В комнате было до пяти обыкновенных столов, вокруг которых па табуретах присели ученики и, в разных позах, с разинутыми ртами, "повесили уши на гвоздь внимания". Мы с Андреем сели на подоконник и приготовились смотреть и слушать.
- Господи, что-то будет! - шепнул мне Андрей.
Лиза раздала ученикам одного стола какие-то маленькие брошюрки и, видимо желая похвастаться, заставила лучшую ученицу читать. Это был анекдот под названием "Снисходительность Потемкина", написанный для большей понятливости, как все народные издания, безграмотным, коверканным языком. Девочка бойко прочла, как однажды Потемкин не мог дозваться своих спящих слуг и сам сходил, за чем ему было нужно, с такой осторожностью, что не разбудил ни одного лакея.
- Даю тридцать копеек тому, кто понял этот анекдот! - вызвал Андрей.
Лиза с укоризной взглянула на него.
- Нет, в самом деле. Ты поняла? - спросил Андрей у читавшей девочки.
- Поняла, - пртупившись, отвечала ученица.
- Что же поняла?
- Ночь, - проговорила девочка.
- Какая ночь? - возмутилась Лиза.
- Рассказ темен, как ночь, - она ничего не поняла, - пробормотал себе под нос Андрей. - Ну, кто же понял?
- Господин, я понял! - выскочил ухарский мальчишка, вероятно, быстро сообразивший, что на тридцать копеек можно купить шестьдесят гнезд бабок, а имея шестьдесят гнезд, легко обыграть весь город.
- Ну! - понукнул его Андрей.
- Лакеи не должны спать, - сказал мальчишка, - потому… потому - господа…
- Бьют их за это? - подсказал Андрей.
- Так точно, - рассмеявшись, ответил мальчишка.
- А ты понял? - спросил Андрей другого мальчика, одетого в такой сюртук, один рукав которого мог бы с излишком прикрыть все его тело.
- Понял. Они спали…
Ученик говорил очень робко. Очевидно было, что он чувствует к нам некоторое недоверие и опасается провраться.
- Нельзя же требовать: они еще недавно научились читать, - вступилась Лиза, сильно покраснев от досады.
- Напрасно учились, - сказал Андрей.
Лиза посылала на него кучу самых яростных возражений, и между ними возгорелся один из нескончаемых споров. Ученики, оставшись без дела, начали зевать и ковыряли в носу от скуки, а один мальчишка залез даже под стол и с большим искусством и ловкостью привязывал к табурету ногу своего товарища, который, ничего не замечая, беспечно водил, глазами по сторонам. Под шумок Аннинька тайком жала мою руку и шептала мне на ухо разные нежности.
- Что же ты их не учишь? - спросил я у нее.
- Ну их! Они голодные, бедненькие, - дожидаются билетов… Пойдем в зал, - прошептала она.
Я хотел было идти, но в соседней комнате раздались несколько звонких женских голосов: явились новые учительницы, и очень кстати, так как педагогический спор Андрея и Лизы грозил перейти в личности по поводу Песталоцци, которого брат защищал всеми силами, а Лиза называла гарусным колпаком. Когда мы с Андреем помогли дамам раздеться и учительницы пошли в класс, Ольга остановила меня и что-то очень заинтересовалась моим здоровьем. Очевидно, она хотела поговорить со мной о чем-то.
- Что же вы не идете преподавать? - спросил я, чтобы сразу вызвать ее на объяснение.
- Надоело, - сказала она. - Все это, кажется, пустяки. Обязанность очень мелка, не завлекает… Хотелось бы чего-нибудь покрупнее, а обучать ребятишек могут попы и дьячки… Не так же мы в самом деле тупы, что не можем сделать для общества ничего полезнее, кроме обучения грамоте двух-трех ребятишек…