- Не привез?! - с удивлением воскликнул отец, точно до этого Андрей всегда привозил с собой целые фуры книг. - Куда же ты истратил пятьдесят рублей.
- Я купил понтера, - тихо проговорил Андрей.
- Что?
- Я купил понтера - собаку.
- Это хорошо, я сам слыхал, что с собаками гораздо лучше готовиться в университет, чем с книгами. Где же твой понтер? Ох!
Туловище отца тряхнулось от смеха, точно корона дерева, дрожащая на ветру всеми своими листьями; глаза его наполнились слезами; несколько секунд он сидел с разинутым ртом, захлебнувшись смехом и не будучи в состоянии издать ни одного звука.
- Покажи его… - наконец с усилием проговорил отец.
Андрей нехотя отправился за пойнтером и не совсем нежно втолкнул свою, ни в чем не повинную, покупку в кабинет. За ним вошли тетка и сестра, с удивлением смотревшие на отрепанную курточку Андрея и на его собаку, которая боязливо поджала хвост и имела большое желание спрятаться куда-нибудь под стол. Отец осмотрел собаку и объявил, что Андрея надули, так как этот пойнтер вовсе не годится для охоты, но что, впрочем, он может быть годен для приготовления в университет.
Несчастный пойнтер все лето не давал брату покоя, и он в конце концов изо всех сил возненавидел это бедное животное. Но, несмотря на это, Андрей не оставлял свою собаку без дела и каждый день таскал ее вместе с Барбоской и Савушкой на охоту. Сначала оба охотника довольствовались одним ружьем, но потом Андрей, вероятно, нашел, что они таким образом сжигают слишком мало пороха и пугают очень недостаточное число воробьев, а потому убедил меня выпросить у отца другое ружье. После этого брат стал исчезать на целые дни, и только громкая и частая пальба около усадьбы давала чувствовать его присутствие. Со мной он почти не говорил и еще меньше объяснялся с сестрой и теткой, которых всеми силами старался избегать, а потому мы ничего не могли ответить отцу на его вопросы касательно намерений Андрея о поступлении в университет.
Мне самому очень хотелось поговорить с Андреем, и, так как для этого всего удобнее было отыскать его где-нибудь в лесу, я отправился на поиски. К моей неудаче, Андрей почему-то в это время перестал стрелять, и я пробродил довольно долго, покуда наткнулся на стог, под которым он сидел вместе с каким-то парнем, жевавшим что-то, подставив руку под подбородок, чтобы крошки не падали на землю.
- Вот зачамкай так у нас - и отпороли бы, - с уверенностью заканчивал Андрей какой-то спор, очевидно происходивший у него с мужиком.
- Конешно, мужиком быть вольнее. Кто говорит! - соглашался его собеседник.
- Если бы я был на твоем месте, я бы ничего не думал, - сказал Андрей, как будто он в самом деле волновался иссушающими думами и заботами.
- Ну, и у нас тоже бывает…
Мужик не договорил, так как в это время я вышел из-за стога, и он вскочил на ноги, неловко поклонившись мне при этом.
- Ступай, любезный, своею дорогой. Мне с тобой, Андрюша, поговорить нужно, - сказал я, садясь около брата на сено.
- Зачем ты его прогнал? Что такое?
Я помолчал, не зная, с чего начать разговор. Андрей лежал, играя шомполом своего ружья.
- Что же ты, в самом деле хочешь поступить в университет? - наконец неловко сказал я.
- Нет, я шучу!
- Пора бы тебе уж готовиться…
- Убирайся ты, пожалуйста, к черту со своими советами.
- Ты не поступишь в университет, - решительно сказал я.
- Тем лучше.
Андрей встал и ушел, оставив меня в самом обидном положении человека, укушенного собакой, которую он хотел погладить и приласкать. Я полежал, полежал на сене и с досадой пошел домой. Нечего и говорить, что это обстоятельство еще больше разъединило нас с Андреем. Я придумал до тысячи блестящих острот, которыми надоедал брату в течение всего лега, и мы немного примирились с ним только перед моим отъездом в город, когда он начал давать мне разные поручения к Новицкому, Бенедиктову и Оверину. Между письмами и стихами для Оверина Андрей отправлял в город и своего пресловутого пойнтера. Эту редкость он предназначал сначала для Бенедиктова, а так как я весьма основательно заметил, что Бенедиктову самому есть нечего, а потому пойнтер у него, по всей вероятности, скоро издохнет, Андрей переменил свое намерение и велел отдать свою собаку Ольге, которая живет у Шрамов.
- Разве она там? - спросил я.
- Да. Я в нее влюблен, - известил меня на всякий случай брат. - Только к этим Шрамам теперь совсем не стоит ходить: к ним столько набирается всяких проклятых баб, студентов и офицеров, что просто проходу нет.
- Она уж, я думаю, большая, взрослая? - спросил я, вспоминая рыжую девочку, грызшую себе ногти.
- Кто? - засыпая, спросил брат.
Разговор наш происходил вечером, когда мы уж улеглись в постели.
- Да, большая. Настоящая Психея. Что бы ей такое написать с тобой?
- Я не повезу письма.
- Но ведь ты повезешь же пойнтера?
- И пойнтера - уж не знаю…
Брат, впрочем, настоял на том, чтоб я утром забрал письма, которые он приготовит и оставит на столике, а также увез с собой и его пойнтера, которого у него просила уже Ольга и который ему уж давно сделался бельмом на глазу.
Утром он, уходя, запер собаку в комнате, и она разбудила меня своим визгом, Я встал и начал собираться в дорогу. Утро было какое-то серенькое; облака заволакивали солнце, и было довольно холодно. Я очень лениво укладывался, не призывая никого помочь мне, чтобы не ускорить час отъезда. В комнату неожиданно вошла сестра.
- Что нужно? - грубо спросил я, недовольный, что она помешала мне быть одному.
- Андрюша уж ушел? - спросила Лиза, оглядывая все углы, как будто надеясь найти Андрюшу под столом или в рукомойнике. Этот тщательный обзор, конечно, должен был убедить ее, что брата нет в комнате; но она не уходила, очевидно придя не за тем, чтоб повидаться с Андреем.
- Николя, - сказала она наконец, лаская собаку, чтобы не смотреть на меня. - У тебя цела Андрюшина статья?
- Цела… А что?
- Оставь мне ее…
- Зачем тебе?
- Так, - тихо отвечала она, совсем наклонившись над собакой.
Лиза была очень смущена; мне стало жаль ее. Я понял, что бедная девочка, встречавшаяся с посторонними мужчинами только в романах, создала себе в Оварине героя, которого рвалась всеми силами любить, и ей хотелось иметь у себя какую-нибудь вещь, прикосновенную неизвестному предмету ее страсти.
Я вынул тетрадь "Наблюдения" и отдал ей.
Лиза, сделав небрежный вид, начала перелистывать статью Оверина.
- Как зовут этого Оверина? - нерешительно спросила она.
- Сергей Степаныч.
- Странное имя, - пробормотала сестра, но покушение еще раз улыбнуться совсем погубило ее: она окончательно смешалась, покраснела и, не видя никакого спасения, бросилась с тетрадкой бежать вниз по лестнице.
Когда вещи мои, без всяких дальнейших приключений, были уложены, пришел Савелий и доложил, что готовы лошади. Я попросил его устроить пойнтера как-нибудь в тарантасе, но, впрочем так, чтобы он не убежал; отправился проститься с отцом и чрез несколько минут ехал уже в город, соображая, что женская хитрость чрезвычайна. Мне казалось, что сестра не без тонкого политического расчета откладывала спросить у меня статью Оверина до последних минут перед отъездом, когда я уже не мог, если б и хотел, выдать кому-нибудь ее тайну и выставить ее на смех.
Так как в пансионе было не совсем удобно долго держать собаку, я отправился к Шрамам в первый же праздник и представил Андреева пойнтера Ольге. Ей было лет семнадцать, но она едва ли могла сокрушить своими прелестями еще чье нибудь сердце, кроме Андреева. Сухая и неуклюжая, как щепка, с пестрым лицом и рыжими волосами, она еще, к довершению всего, согласно тогдашней моде, не носила юбок и стригла волосы в кружок, что делало ее очень похожей на фигуру одного из тех турок, на которых прежде, во время масленицы и пасхи, пробовали силу, ударяя кулаком по голове. Судя по всему, Андрей был очень невзыскателен относительно женской красоты.
- Вот вам собачка, - улыбаясь, сказал я, выдвигая вперед глупого пойнтера, который очень смутился в богатой зале, поджал хвост и лез назад в дверь.
- Зачем он ее возил с собой? - небрежно сказала Ольга, высоко щелкнув пальцами, чтобы подманить к себе собаку, продолжавшую свою ретираду в переднюю.
- Он с ней охотился, - сказал я.
- Что, он думает поступить в университет?
- Да, кажется.
- А вы?
- Я тоже,
- Значит, мы все будем вместе. Если курите, пожалуйста, не стесняйтесь, - проворно проговорила Ольга и убежала от меня, вслед за собакой. В это время она так сильно походила на ободранную кошку и так мало имела сходства с Психеей, что я невольно улыбнулся, припомнив слова брата.
К вечеру собралось довольно много молодых людей - студентов и офицеров, явившихся, за неимением собственных дел, потолковать о делах государственных, и, так как я в то время еще очень мало интересовался судьбами России, мне сделалось немного дико в этом просвещенном и говорливом обществе.