- Поп?! Ах он песий сын, коровий помет! Ивашка, иди, прикажи венчать молодца. Скажи, в воду его посажу!
- Батюшка Степан Тимофеевич! - раздавались снова крики, и толпа астраханцев вваливалась в кружало.
- Чего, детушки?
- Дозволь сыск сделать! Многие из приказных людей да дворян схоронились: вели их отыскать и побить, а то придет от государя присылка, - они нам станут первые вороги.
- А бейте их, детушки! На то ваша казацкая воля!
- На митрополичьем дворе их много. Там и щенки-воеводы.
- Ну, ну! Это уже когда я уеду. А теперь по улочкам шарьте!
И, день в день, три недели шли в Астрахани рука об руку разбой и пьянство.
VI
Василий истомился. Жажда мести, страстная любовь к Наташе незаметно разгорались в нем и теперь пылали пожаром, а Стенька Разин словно забыл про свои походы в этой Астрахани.
- Батько! - говорил иногда Василий Разину.
- Чего, сынку?
- Да когда ж мы на Саратов пойдем, скажи на милость?
- А что, сынку?
- Да терпеть не могу больше! Смотри, государь стрельцов нашлет - и не осилим Саратова.
- Ну, ну! Мы их всякую силу разобьем. Не бойсь! А ты потерпи малость. У нас сказывают: "Терпи, казак, атаманом будешь!"
- Нельзя раньше, - таинственно объяснял ему Фролка, - вишь, братан заказал два струга обрядить. Хоругви новые сделать.
- Для чего два струга?
Фролка понижал голос до шепота:
- Один для Никона-патриарха, а другой для царевича Алексея Алексеевича!
- Да ведь он помер?
- Нишкни! Это бояре выдумали. Они его извести хотели, а ен до Степана убег. Теперь с нами!
Василий качал головою:
- А Никон отколь?
- С Белоозера. Его оттуда наши казаки своровали.
Василий успокаивался на время, но потом вновь начинал тосковать. Виделись ему странные сны, чудились наяву странные видения. В ушах и во сне, и наяву звучал призывный голос Наташи: "Вася, Вася!" Он даже иногда испуганно оборачивался, так явственно слышался ее голос.
За последние дни мгновенье за мгновением вставали в его уме воспоминания своего позора, разорения и нового позора. Он просыпался иногда от мучительной физической боли, трогал спину, омоченную потом, и она казалась ему окровавленной. Он рычал от жажды мести и царапал свою грудь руками.
А Разин пил в кружале день в день, в вине ища и вдохновенья, и силы.
Однажды он вдруг обратился к Василию:
- Иди на митрополичий двор. Возьми у него старшего сына князя Прозоровского, Бориса, и приведи пред мои очи.
Василий тотчас встал, позвал с собой десять человек из своего отряда и пошел.
Митрополичий двор казался крепостью.
Вкруг него окопали ров, за тыном насыпали вал и наставили пушки.
- Ей, ей, ей! - закричал Василий. Из-за тына показалась голова служки:
- Чего тебе?
- Впусти или прикажи выслать мне Бориса, сына воеводы. Степан Тимофеевич приказывает!
Служка скрылся. Полчаса спустя открылись ворота, и из них вышел красивый юноша.
- Я княжой сын! - сказал он громким голосом. - Что надо!
- Велено тебя к атаману вести!
- К Стеньке? Веди, молодец, - отвечал юноша, и Василий невольно подивился его бесстрашию.
С светлым, улыбающимся лицом, ясным взглядом остановился он перед страшным атаманом.
- Чего тебе от меня надобно? - спросил он его. Стенька Разин оглядел его исподлобья мутным взглядом:
- Нонче ночью про вас, воров, думал. Где таможенные деньги, что сбирались с торговых людей? Отец твой ими завладел и промышлял.
- Николи отец мой этими деньгами не корыстовался! - с гневом, вспыхнув, ответил юноша. - Не видел их даже. Сбирались они головами, а головы приносили все в приказную избу, а принимал их подьячий денежного стола Алексей Алексеев с товарищами. Все деньги ушли на жалованье служилым. Спроси хоть у подьячего. Он жив!
- Сыскать! - коротко сказал Стенька.
Васька Ус спешно выбежал. Воцарилось молчание. Разин пил, изредка угрюмо вскидывая глазами на молодого Прозоровского, а тот стоял свободно, заложив за спину руки, с легкой усмешкой на устах.
- Хочешь казаком быть? - вдруг сказал Разин. - Присягни мне и казачеству, я тебя есаулом поставлю!
Юноша тряхнул головою.
- Николи я с разбойником и татем быть в одном не хочу! - ответил он.
Разин криво усмехнулся.
- Добро! - сказал он.
- Може, выпить хочешь? Медку? - вдруг снова предложил он Борису. Тот только покачал головою.
В это время Ус притащил подьячего. Он скрывался тоже у митрополита. Это был пожилой, лет сорока, человек.
- Где таможенные деньги? - спросил его Стенька.
- Служилым людям раздали! О ту пору стрельцы к воеводе приступили за жалованьем, - ответил подьячий.
- Видишь! - сказал юноша
Стенька злобно хлопнул кулаком по столу.
- Врет он, коровий помет! Казаче, повесьте его за правый бок на крюк! Пусть его повялится малость! - сказал он, кивая на подьячего.
Юноша грустно взглянул на него.
- Прости меня, Алексей, - сказал он.
- Бог с тобою! - ответил тот. - И тебе, вьюноша, разбойник крест уготовал.
- Увести его! - закричал Стенька, вскакивая.
- Ну, а где животы ваши? - спросил он, подскакивая к Борису. Тот даже не двинулся.
- А животы наши твои же люди ограбили. Наш казначей все сдал, а твой есаул Василий Ус увозил от нас.
- Ну, ну, добро! Все твоя правда! - усмехнулся Степан. - А казаком не хочешь быть?
- Не хочу с ворами вязаться!
- Ну и то добро! - сдерживаясь и весь кипя, промолвил Степан. - Приведите мне со двора его другого брата!
Борис побледнел:
- Атаман, что ты задумал?
- А так! Пожартовать!
Казаки с шумом принесли младшего сына воеводы. Ему было только восемь лет. Он испуганно прижался к брату.
- Как звать тебя, пащенок? - спросил его Степан.
- Борис! - тихо ответил мальчик.
- Тоже Бориска! Ну, ин! Так вот что, - обратился он к старшему, - или ты целуй крест на казачестве, или я твоего братишку за ноги подвешу.
Юноша побледнел как полотно, но, ни минуты не колеблясь, сказал:
- На то ты и разбойник! А душой кривить я не стану!
- Ну, ну! - прохрипел Стенька - Возьмите его!
Мальчик заплакал и прижался тс брату.
Юноша склонился над ним.
- Не плачь, Боря, они все добрые! Они с тобою поиграть хотят. Иди с ними! - он нежно перекрестил его и поцеловал.
- А возьмите и этого пса и подвесьте рядом! - вдруг приказал Стенька, кончая свой суд. - Пить будем!..
И он снова пил, не трогаясь с места. "Когда же?" - с тоскою думал Василий.
- Батько, да что ж ты это? - наконец заговорил он снова.
- Ну, ну, - ответил ему ласково Стенька, - я ужо тебя за то потешу. Пожди малость!
В тот же день, сидя в кружале, он приказал сыскать какого-либо подьячего.
Полчаса спустя к нему привели низкорослого, белобрысого подьячего; глаза его испуганно бегали во все стороны, маленькая бородка дрожала словно лист на ветке. Он вошел и упал на колени перед Степаном.
- Как звать тебя?
- Наум, батюшка! Наум, милостивец!
- Подьячий?
- Подьячий, батюшка! Кружечного сбора приказа, милостивец!
- Грамоту знаешь?
- Знаю, батюшка! - и при каждом ответе подьячий стукался крепко лбом в землю.
- Ин, - сказал Разин, - садись туты и пиши ты мне прелестные письма. А в тех письмах напиши, что всем холопам и кабальным и крепостным будет воля. Станут все казаками, воевод и бояр уничтожать; они - враги государевы, дьяков и подьячих тоже!
Наум дрожал мелкою дрожью и в такт его речи кивал головою, повторяя последнее слово.
- И будут сами себе головы. Напиши, что бояре в злобе своей патриарха Никона заточили, а царевича Алексея Алексеевича извести хотели, а они ко мне убежали, и ноне я их на Москву к царю везу! Стрельцам тож напиши. Понял?
- Понял, батюшка!
- Садись и пиши! Вина хочешь?
- Для ясности, - с жалкой улыбкой сказал подьячий.
- Лакай! Дайте ему водки жбан! Да пиши складно, умилительно!
Подьячий примостился на другой конец стола Стенька пил и начал говорить Василью:
- Хотел я удружить тебе, ну, так и сделаем. Я-то сам еще через три дни пойду, а ты иди завтра в утро. С тобой твои сорок, да дам тебе еще две сотни молодцов, да казаков сто с Гришкой Савельевым. Ты атаманом будешь, он есаулом. Иди и бери Саратов! Вот!
Василий даже вскочил от волнения.
- Батько! - воскликнул он.
- Рад? То-то! Я для своих всегда ласков. Нонче вот мы этих писем изготовим и я с ними нищих вперед пошлю, чтобы кидали везде. А утром ты иди!
У Василия от радости захватило дыхание. Завтра. В четыре, пять дней они сделают переход - и берегись воеводы и Лукоперовы!
- Готово, што ли? - окрикнул подьячего Степан.
- Готово, милостивец! Дозволь прочесть!
- Чти!
Подьячий дрожащим, гнусавым голосом начал чтение. Степан слушал и кивал головою.
- Так, так! - говорил он. - Ладно, щучий сын! Ишь ты!
И когда окончил подьячий чтение, он ласково кивнул ему головою:
- Поднеси ему, Вася, меду!
Василий поднес. Подьячий расцвел от удовольствия и выпил.
- А теперь повесьте его, казаче! - сказал равнодушно Степан.
Маленький подьячий побледнел и отшатнулся. Кружка упала у него из рук.
- К… как? - пролепетал он.
- Повесить! - повторил Степан. - Потому ты подьячий - сорная трава, крамольное семя! Ну же, хлопцы!