- Это, - говорит, - пусть. И вам будет что пить и я, признаться, виноградные выжимки страх как люблю! Ну, а теперь: камень у вас есть?
- Чего другого, а камня у меня в именье сколько вам угодно. Хоть пирамиду строить.
- Ну и начинайте сегодня же сарай строить.
- Что ж это, однако, будет? Для чего в конце концов сараи, когда и класть-то в них нечего?
- Что будет?
Свинья посмотрела на помещика сбоку, выдержала для важности здоровую паузу и медленно отчеканила:
- Свиной завод!
Тут помещик так себя со всего размаха во сне по лбу хлопнул, что даже на другой бок перевернулся.
"Как же это я раньше, простота я этакая, не додумался. Свинья - вот где спасение! Да и дело-то, главное, знакомое! Сколько со свиньями возиться приходилось. Поссессоры - свиньи, кредиторы - свиньи, да разве мало ещё свиней и кроме арендаторов с кредиторами. Ах, я простота, простота!"
И снится помещику чудный сон. Нет у него ни кукурузных полей ни пшеничных, - всё одни баштаны, баштаны да сараи, сараи да баштаны. И хрюканье идёт от его именья такое, - в Кишинёве слышно.
На всю Бессарабию его свиньи хрюкают. Да что на Бессарабию, - на весь мир.
В английской какой-то иллюстрации даже два портрета напечатано: его, помещика, и его свиньи. Так рядышком и напечатаны, как это всегда бывает: автор и произведение.
Какие свиньи!
По восемнадцати пудов свинья!
А всё едят.
А положенный срок пройдёт, - глядь двенадцать поросят на свет появилось.
И какие старательные поросята! Ещё и подрасти не успеют, а уж и от них поросята идут.
Весёлые свиньи! Шить любят.
Веселы свиньи, но веселее всех помещик. Ходит себе да пятачки считает, - а пятачки-то на солнце, как жар, горят. Прямо монетный двор какой-то. Без устали всё новые да новые пятачки чеканятся.
Эпидемия какая-то.
Пришлось даже меры против неё принимать.
Но свиньи даже и против принимаемых мер ничего не имеют: такого хорошего поведения свиньи.
И снится помещику, что свиньи за хорошее поведение даже награды удостоились: за добропорядочность позволено им за границу ездить, - для дальнейшего образования - в колбасы.
Снится ему, будто в Бессарабии расплодилось свиней столько, что даже телеграммы в Румынию и в Австрию полетели:
"Свиньями земля наша богата и обильна, а девать их некуда. Отворите границу и кушайте нашу ветчину на доброе здоровье".
И будто бы открыли границу.
Через Унгени, через Волочиск, идут, едут, всё свиньи, свиньи, свиньи… Пассажирам даже мест нет. Свиньи в третьем классе, во втором, даже в первом.
И все за границу.
Австрийские таможенные еле допрашивать успевают.
- Табаку и водки нет? Водки и табаку не имеется?
А помещик смотрит на мелькающие мимо поезда и из "Ревизора" цитату, глядя на окна вагонов, с удовольствием вспоминает:
- Ничего не вижу! Какие-то свиные рыла вместо лиц.
И снится ему, что все заграницы колбасой прямо объедаются.
А цены-то всё растут и растут, и нет этому ни конца ни предела! Да что! На пшеницу и на ту даже цены поднялись, потому что белый хлеб на бутерброды начал очень требоваться.
Немцы - изобретательный народ! Надоело им просто колбасу есть, так они даже затеи начали выдумывать!
Liebenwurst - выдумали!
Термометр любви, изволите ли видеть!
Сосиски для любящих сердец.
Муж начинает есть сосиску с одного конца, а жена одновременно - с другого.
Доедят, пока губы не встретятся, - и поцелуются.
Для новобрачных, конечно, мелкие сосиски. Им внове-то это интересно. Для тех, кто год пожил, - так с полфунта. После двух лет - фунтовая, а там больше, больше, длиннее, длиннее, чтобы раз в год поцеловаться, не больше.
И многим эта игра так понравилась, что свиньи ещё больше в цену вошли.
Сидит себе помещик и над немецкими выдумками похохатывает:
- Делать-то им нечего!
Вдруг - телеграмма.
От экономки самого Бисмарка.
"Вышлите срочно наложенным две свиньи самых крупных, юбилею нужны сосиски, Бисмарк желает непременно ваших свиней".
Тут уж помещик окончательно не выдержал, барыши сосчитал и прямо в Одессу.
Остановился в "Северной", весь бельэтаж занял, в английский клуб пошёл, 10 тысяч одесситам проиграл:
- На-те! Долго ждали!
В ресторан явился, с итальянкой познакомился, да не с какой-нибудь, а с такой, что с голосом, и петь, действительно, может, да как крикнет по этому случаю:
- Шампанского!!!
Да так крикнул помещик спросонья "шампанского", что даже жена, спавшая рядом, вскочила:
- Что это ты, душечка, такое выдумал? Именье через неделю с молотка продают, а ты вдруг "шампанского", да ещё ночью!
А помещик лежал с выпученными глазами, молча, смотрел куда-то и думал, что ему делать: кукурузу продолжать сеять, или и впрямь лучше на всё плюнуть и свиной завод завести?
Купе для плачущих
- Сударыня, потрудитесь перестать плакать!
- Сударыня, я вам говорю, - перестаньте плакать,
- Кондуктор! Кондуктор!.. Где ж кондуктор, чёрт, побери? Предложите этой даме сейчас же перестать плакать!
- Позвольте! Да эта дама кто же? Ваша супруга?
- Если бы она была хоть моей супругой. А то в том-то и дело, что совершенно незнакомая мне женщина.
- Да какое же право вы имеете?
- А какое же право она имеет плакать? Пусть идёт в купе для плачущих и плачет там, сколько угодно!
- Да такого и купе нет.
- И очень жаль, что нет. Во-первых, ни в одной стране столько не плачут, сколько у нас. А во-вторых…
- Да если дама чувствует горе?
- Пусть сдерживается. Ведь вот же мне смертельно хочется курить, а я сдерживаюсь, - потому что здесь купе для некурящих. И не беспокою соседей!
- Да это произвол, деспотизм!
- А это не деспотизм - заставлять соседей выслушивать хныканье и смотреть на покрасневший нос. Довольно-с! Я не для этого еду по железной дороге. Мне этот красный нос и дома надоел-с!
- Господа! Это же возмутительно! Он обижает даму.
- А если мужчину обижают, это ничего-с? Я не такой же человек?
- Господа, это возмутительно!
- Возмутительно! Возмутительно!
Дама заплакала сильнее.
- Перестаньте плакать, сударыня!!!
- Нет, плачьте! Плачьте, сударыня… Сударыня, плачьте!
- Ах, вот как! Отлично! В таком случае я тоже начинаю плакать!
И затеявший весь этот спор, огромный, толстый мужчина поднёс платок к глазам и заревел прямо благим матом на весь вагон;
- Бед-ный я, си-ро-та кру-гла-а-а-я! В ран-нем дет-стве е-щё ли-шил-ся от-ца, ма-а-а-а-а-те-ри!
- Послушайте, перестаньте дурачиться!
- Это, наконец, Бог знает что!
- Позвольте! Позвольте! Она имеет право плакать, потому что рассталась с мужем, а я не имею права плакать о родном отце и матери?
- Да ведь вы сами кричите, что это давно было!
- Мало ли что давно, а мне сейчас вспомнилось. Наконец, у меня раньше свободного времени не было. У меня, я думаю, другие дела есть. А теперь мне делать нечего, я и плачу. Бе-е-една-а-а-ая мо-я го-ло-ву-у-ушка!
- Да перестаньте! Это действует на нервы!
- А мне не действует на нервы её рёв? Я такой же пассажир, как и она! Какое она имеет право плакать? Я буду плакать об отце с матушкой. Вы кто? Адвокат? Вы начнёте плакать, что дел мало. Вы доктор? О том, что больные домашними средствами пользуются. Вы ещё о чем-нибудь. Ведь это будет не вагон, а Бедлам! Отделение сумасшедшего дома какое-то! Э-э, да что я с вами время попусту теряю! Она плачет, и я буду реветь!
Но "реветь" не пришлось.
Поезд подошёл к полустанку.
Плачущая дама, как бомба, вылетела из вагона, и на платформе зазвенел её пронзительный истерический голосок:
- Кондуктор! Кондуктор!
Вслед затем появился кондуктор, собрал и унёс все барынины вещи.
- Вот так-то лучше! - довольным тоном произнёс огромный пассажир, с удовольствием потягиваясь
- Но согласитесь, что вы были с дамой слишком суровы и даже жестоки!
- Ничего подобного. Просто небрежность железнодорожного начальства. Раз у пассажиров, а особенно у пассажирок, есть такая привычка - плакать, должны устраивать особые купе: "для плачущих" и "для неплачущих". Есть же купе для курящих и для некурящих. Эта с мужем на целый месяц рассталась, тот за женой в погоню гонится, у третьего - бабушка недавно померла, - ну, ну, и пусть себе ревут хором. А неплачущих соседей беспокоить зачем же? У меня вот, может быть, и поважнее причина есть плакать, - а ведь не плачу же.
- Это об отце и об матери, которые умерли, когда вы были ещё маленьким?
- Нет, не об отце, об матери. А причина поважнее!
- Потеряли вы кого-нибудь?
- И не терял и не находил никого!
- Какая же тогда может быть у взрослого человека причина плакать?
- А вот хотя бы о том, что я дурак? Не причина?
- Как вы сказали?..
- Да вы, может быть, меня ещё разубеждать в этом вздумаете. Так я, милостивый государь, сам про себя должен лучше знать, дурак я или нет!
- Но, позвольте, однако, что же заставляет вас прийти к такому… к такому безрадостному для вас заключению?
- Многое. Во-первых, хотя бы уж то, что я не знаю даже, где находится Россия. Ну, вот! Вы умный человек, - а скажите мне, где находится Россия?
- Это даже странно… Россия, как это всякому, я думаю, известно, расположена…