- Понадобятся! - сухо ответил Петр Никитич. - Озеро должно сдавать в аренду только крестьянам.
- А нешто человеку в сапогах к нему пути заказаны, а только для тех дорога-то на торги широка, кто бродни носит? а? - снова прервал его Харитон Игнатьевич.
- Не отдадут тебе озера не потому, что ты сапоги носишь, а потому, чтоб отдачей его в аренду постороннему лицу не нарушить интересов и благосостояния крестьян. Палата, по зачислении озера в оброчную статью, должна назначить торги на него и предписать нам произвести публикацию по волости о вызове крестьян на торги. По закону и самые торги должны состояться не иначе, как в волостном правлении!
- Ну, не отдадут, так и носу совать не будем!
- Тебе отдадут его только в таком случае, если крестьяне отказались бы взять озеро. Ну, а наши крестьяне пожалеют дать за это озеро и четыре и пять тысяч арендной платы в год…
- Тэ-эк! Это, чего говорить, озеро бога-атое! Ну, так чем же ты хвалился в таком разе, а? - с иронией спросил Харитон Игнатьевич. - Я было смекнул с твоих слов, что ты дельце-то это обсоюзил, а оно, выходит, по поговорке: скусен пирожок, да ротик обожжет…
- Обсоюзил, ты не ошибся!
- Какой же ты это дратвой союзы-то пристегнул?
- Умственной!
- Э, э! Дивлюсь я на тебя, Петр Никитич: с твоим умом да талантом тебе давно бы надоть в атласе да бархате щеголять, а ты все, грешным делом, из нанковой шкурки не вылезаешь! - насмешливо заметил Харитон Игнатьевич, окинув взглядом полинявший нанковый сюртук своего собеседника. - Ну, как же ты, к примеру, оборудуешь это дело; скажи, буде не секрет?
- Затем и приехал к тебе, чтобы вместе его на колодку-то натянуть! Старые мы знакомые, Харитон Игнатьевич, всего с тобой видывали на веку, и худого и доброго. Скажи по душе мне теперь: друг ли ты мне, а?
Окинув его пристальным взглядом, Харитон Игнатьевич отер правою рукою свою черную с проседью бороду и усы.
- Кажись бы, меня и допытывать об этом не следовало, - сухо ответил он, глядя куда-то в сторону. - Припомни, сколько раз я выручал тебя из беды; ровно и теперь бы счеты-то меж нас не кончены, да я уж рукой на них махнул, не тревожу! Денег-то хвалишься лопатами нагрести, и без поминок отдашь, поди?
- Про долг мой не сомневайся, возвращу! - ответил Петр Никитич, слегка покраснев.
- Давай господи, пора бы! - снова погладив ладонью усы и бороду и не смотря на Петра Никитича, ответил он. - А только, если ты теперича касательно денег разговор-то о дружбе подводишь под меня, так лучше помолчи; не утруждайся. Денег у меня и в заводе нет. Сам нуждаюсь! - закончил он, усиленно отхаркивая слюну и сплевывая ее на пол.
- А если мне не нужно денег? - с усмешкой ответил Петр Никитич. - Если я спрашиваю тебя, друг ли ты мне, по другой причине?
- На что ж это тебе занадобилось, на какие причины? Сколько помнится, мы неоднова с тобой дела вершили, да о дружбе друг друга не допытывали! Разве ты был когда в моем доме постылым гостем? Разве уходил от меня не напоенный и не накормленный? Когда тебе перекусить-то было нечего, когда рыло-то все на сторону воротили от тебя, кто тебя и поил, и кормил, и в тепле-то тебе не отказывал, а-а? Ну-ко!
- За твое добро я и хочу отплатить тебе со сторицей. Понял ли - со сторицей! - повторил Петр Никитич с особенным ударением на последнем слове.
- Спасибо, что добро помнишь; ноне и за это людей благодарить надо! Да грех бы, говорю, и забыть-то меня, - добавил он. - А чем же ты заплатить-то мне хочешь? - мягким и несколько меланхолическим тоном спросил Харитон Игнатьевич, взглянув на него.
- Для того я и спрашиваю тебя, друг ли ты мне?
- Друг, друг! Вот те Христос! Всем сердцем расположен к тебе! - торопливо ответил он. - Чего хошь, проси - не постою, если б вот деньги были, сам бы дал, верное слово сказываю! Не гляди на меня этак-то с сумлением; - произнес он, заметив устремленный на него пытливо-насмешливый взгляд Петра Никитича. - А может, не выпьешь ли рюмочку; все бы обогрело с дороги-то. Одна-то рюмочка - не беда, сказывают, другая-то лиха!
- Не пью, спасибо, да мне и не холодно!
- Ну, твоя воля! Мадерцы бы надоть, да вишь - горе, в запасе-то не держу! Э-эх! Как бы все-то, говорю, добро мое помнили, не валились бы теперь заборы у дома, не ходил бы я в поддевке, не перебивался бы с денежки на денежку, - внезапно переменив тон и грустно качая головой, продолжал Харитон Игнатьевич. - Вот детки теперь подрастают, занятие надо им дать, а на что поднимешься, где капиталы-то? - певучим голосом закончил он.
- Не скучай, помогу и деток устроить и заборы новые поставить…
- Пошли тебе господи за твое раденье! Ты не в других, помнишь добро. Разве только на словах, может, помочь-то сулишь мне, а до дела коснется, так стороной друга-то обойдешь? Чем же ты, к примеру, помочь-то мне собираешься? - нежно заглядывая ему в глаза, спросил он.
- На поправу хочу тебе Святое озеро в аренду отдать за сто рублей в год… Хочешь, а-а?
- За сто рублей в го-о-од?! - удивленно спросил Харитон Игнатьевич.
- Может быть - и дешевле еще, может быть и за пятьдесят рублей его купишь…
- Ты… ты… ты… в уме ли, Петр Никитич? - заикаясь и пристально глядя на него, спросил он. - Ты пощупай кудри-то на макушке. Да разве может это статься, чтоб угодье, которое дает на пять, на шесть тысяч товару в год, отдали за сто рублев, а?
- Говорю, так, значит, можно!
- О-о-ох ты, господи! Да нет, это ты смеешься надо мной… - произнес он, махнув рукой и быстро отвернувшись от него: - грех бы, говорю, этак-то!
- Хочешь или нет, скажи мне одно… - как бы наслаждаясь его сомнением, спросил Петр Никитич.
- А-а-ах ты, боже мой! Да неуж это можно, а-а? Да ведь после этого… что ж? Ведь это ты навек счастье даешь! - отрывисто говорил он, захлебываясь от волнения. - Да неуж это, слышь, можно? Ты, ты… Уверь меня, ты того, а? Мне сдается все, что ты это ради смеха говоришь. Да ведь коли это правда, так чего же тогда будет-то с нами?
- Ничего… Вот тогда вместо нанки-то и принакроемся атласом да бархатом, хе-хе-е… А особенного ничего не произойдет!
- Ну, Петр Никитич, если ты теперича все это в сущую правду говоришь, - с особенною торжественностью в голосе начал Харитон Игнатьевич, вставши с сундука, - то вот тебе угодник божий Никола в свидетели, по гроб жизни буду тебе первый слуга и друг. Проси, чего ты от меня хочешь, без слова отдам. Проси, чего тебе только надоть, заикнись!
- Мне ничего пока не нужно.
- Денег тебе надо?
- Не нужно.
- Ты заикнись, заикнись, говорю тебе, попроси. Есть ведь у меня деньги-то, слава тебе господи, не оскудел я… Я ведь это даве только попытать тебя хотел, говорил, что ни гроша нет. Я ведь простой человек, сам ты знаешь, последнее отдам! Да что ж это мы всухомятку речь-то ведем, прости господи. Дарья! - подойдя к двери, крикнул он. - Запеки-ко нам селяночку с груздочками, авось до утра-то и не замрем, - притворив дверь и снова присаживаясь к столу, произнес он. - Одного я только в толк не возьму, друг ты мой сердечный, - снова тоскливо и нараспев начал он: - сам же ты сказал, что озеро если и обратят в оброчную статью, то все-таки сдадут его в аренду крестьянам, а постороннего человека и коснуться к нему не допустят. Так как же ты наградить-то меня им хочешь, а-а?
- Уж это мое дело; будь в покое…
- Разве, может, у тебя на примете закон этакой есть, а? - полюбопытствовал Харитон Игнатьевич, будто не расслышав его ответа.
- Нет!
- В толк не возьму, как ты это сорудуешь?
- Прежде время тебе и знать не нужно; или сомненье-то мучит тебя, а?
- Томит! Чудно как-то кажется! И верный ты человек, знаю, что зря слова не вымолвишь, а все - нет-нет, и засосет под сердцем-то, словно червь какой! Вот я было обрадовался словам-то твоим, а теперь сызнова тоскливо стало. Не верится! - грустным, разбитым голосом говорил он.
- Верь не верь, а сказал тебе сделаю, так сделаю! Чем сомненьем-то мучиться, поговорим-ко лучше об условиях, на каких я намерен отдать тебе озеро, чтоб после греха между нами не вышло, оглядки бы не было.
- Избави господи от греха да оглядки; да нешто я плут какой, а? - обидчиво ответил Харитон Игнатьич.
- Плут не плут, а случай неровен, Харитон Игнатьевич. В таких делах аккуратность первое дело!
- Ну… ну, будь по-твоему, - согласился он, - пощиплем пуху у непойманной птицы! Хе-хе!.. говори.
- Прежде всего скажу тебе, что озеро ты возьмешь с торгов в аренду на одного себя. Сами ли мы будем хозяйничать на озере или сдадим его от себя в аренду крестьянам, об этом поговорим после, когда увидим, что будет выгоднее!
- Известное дело, обувь-то примеряют, когда она сшита, - заметил Харитон Игнатьевич, - а она, вишь, пока еще умственной дратвой стачена, хе-хе-е!.. Ну?..
- Главная причина тут в том, Харитон Игнатьевич, - продолжал Петр Никитич, не обратив внимания на колкое замечав ние его, - что имя мое в этом деле не должно упоминаться, как будто бы все это помимо меня будет делаться, a я ничего не знаю и не ведаю, арендуешь ты озеро или нет, понял?
- A-a-a! - протянул Харитон Игнатьевич, вопросительно приподняв брови. - Стало быть, ты совсем как бы втуне будешь; к примеру теперича взять, как бы никакого касательства к озеру не имеешь?
- Да, да, пока, до время, а там, что далее будет, увидим!
- Понял… понял! - ответил он, кивнув головой и погладил ладонью усы и бороду, желая скрыть радость, сверкнувшую в маленьких карих глазах его. - Стало быть, дратва-то, какой ты обсоюзишь это дельце-то, будет с изъянцем… хе-хе-е… ну что ж! Я уже сказал тебе, что не брезглив, мне все на руку… всякая обувь по ноге…