Переюрк
И закапали желчи на смоклую крышу: под оттепель; свистами сносятся сурики, листья; и крукает воздух сырой: воронье улетает над сиплой осиной сквозь синюю просинь: неясною чернью - в неясные черни.
На лысый подхолмик привстав, опустился в колючие кучи репейников, в сростени кустиков; цапкие лапки раздвинув, ощупывал доски забора: высок; и ясно, что не осилил Мардарий Муфлончик железные зубья; здесь след; здесь стояло весомое, твердое тело; здесь стало оно невесомым и газообразным; ага, - доски спилены: на перегибах гвоздей еле держатся, - две; отогнув, обнаружил проход в переулочек:
- Ловко!
И - нос в Гартагалов: пустой, так что можно нос выставить -
- юрк,
- переюкр, - выюрк,
- вьюрк, -
- под защиту доски, потому что пред тумбой, спиной на нее, лицом - в прорезь, стоял офицер с бороденочкой рыженькой, с присморком, при эксельбанте; и шпорой бренча, свежей лайкой, белей молока, папироску выбрасывал; глазки, как рожки улитки, наставились на Никанора Иваныча с юмором: интеллигент на волне европейских событий в дыру за "проливами" лезет; что ж, - стреляной дичи не мало.
Ага, - не пролезешь!
А знать интересно, как выглядит эта лазейка снаружи; и гвоздь повернув, - и гвоздь повернув, -
- через Козиев Третий: -
- не сыщик - артист!
Но у входных ворот - в офицера, того же, - шляпенкой своей:
- Извиняюсь!
Опять офицер усмехнулся: де интеллигент - куда прет? Да и многие перли: за Львовыми, за Милюковыми: выйдут в тиражи, за Врангелем, - в Константинополе!
- Вовсе не стоит переть, - упрекнули глаза офицера; он носиком, с присморком, вынюхал: к Фефову перевозили капусту.
Всей статью знаком офицер.
И еще раз сцепились глазами:
- Вы ль это, Иван Никанорович?
Сухо Иван Никанорович скажет в ответ Никанору Ивановичу:
- Извиняюсь, - какой я Иван Никанорович! -
- чтоб не случилось
подобного казуса, частого в практике встречи с незнакомцами, принятыми за знакомцев, он - прочь, гребанувши рукой, на крутейшем винте переулка за изгородь, - дернулся на Гартагалов; и там под лазейкой поюркал, косясь на нее: доски - здорово пригнаны.
Вновь, загребая рукой пустоту, на крутейшем винте несся в - Козиев Третий; за ним, загребая рукой пустоту, кто-то несся, о ком мне не стоило б упоминать: паразитики, таксой оплаченные, или - шубная моль; вьется, - хлоп ее: нет; только желчь золотится на пальцах!
Где винт загибает на дом, номер два, из ворот - разодетая дамочка; широкополая шляпа грачиного цвета с полями распластанными, как грачиные крылья; и - черное, током, перо; и закрытое черною мушкой вуали лицо; офицер, цокнув шпорами, локти расставивши, - к ручке: мазурку отшпорить.
- От нас, а у нас - никого, я же, - только что из дому!
Холмсом: за ними; -
- кто-то - за ним -
- разглядеть эту дамочку!
Стриженая; волосы цвета темных каштанов; как в масочке; губы на полулице ее слишком знакомо припухли; безглазо разъехались.
- Как-с?
С этой "каксой" - назад, меж собою и нею, поставив заборик, - шагах в сорока: и - шагах в сорока от него, точно так же, назад, между ними поставив заборик - очки: без лица; носом в шарф, задвигаясь полями - без "каксы", но -
- с "таксою".
Безымень
- Как-с? - относилось к открытию в дамочке Элеоноры Леоновны.
Степку-Растрепку ломала она из себя; а, скажите пожалуйста, - в эдаком блеске!
Следя за супругами, он не сказал бы, что спрятан в репьях офицер, что он ходит торчать под забором, что так вылетают к нему: удаляться куда-то; и - при-пере-приоттопатывать: -
- при-пере
- при-пере -
- прр
- фрр -!
И - вывинтили в Гартагалов; пошли писать; задроботал офицер, точно шелком мазурочным; и с топоточками, выпятив грудь, пируэтцем бойчил Никанор; и бахромышем, точно репейником, перецеплялся он.
Смутные смыслы рвались в подсознанье танцующей ассоциацией над здравой правдой, чтоб жуткими пульсами тукать - так точно, как бледная светлость редевших дерев самосветом выхватывалась и растрепывалась, чтобы дождики листьев танцующих все покрывали, и всюду сквозь ноги прохожих летели взвеваемой желтою массою.
Рывом в скорозлые слякоти, в скоропись листьев помчались все трое под домиком дикого камня; церковная, белоголовая башенка: улица первая.
Вот галопада!
Ездишка; бежит безалтынный голыш; битюга бьют в ноздрю; и - селедочный запах!
"Они" - впереди: в перетблк; офицер перед дамою локтя не выпятил; не офицер с ферлакурами; дама - не цель; оба - средства.
Сверт: -
- вляпан в пихач, берендейкой, локтями, пихаемой; все - скоробранцы: они - стародранцы; и краповый ситец, и пестрый миткаль, и - столб башни; взболтнулось шагами, подгрохотом, шарками, ржаньем коней и трамваями; автомобиль, точно бык, бзырил издали.
Как останавливались друг пред другом с поджатием и распрямлением рук, как неслись в перетолки потом: не интрига хорошенькой дамы, не флирт офицера, а дело, связавшее их: против воли!
Отстал, снял очки, став таким слепооким, усталым; и тут, их утративши, -
- эк, слепедряй, -
- взаверть,
- в цыпочки -
- боком, -
проюркивал: легкими скоками.
Улица третья!
Свернули в кафе под огромною вывеской: "У Сивелисия"; ожесточаясь очками, он - к стеклам; свет - пущен: вот старец безвласый - за столик: пальто - цвет сигар; вот к ближайшему столику Элеонору Леоновну рывом ведет офицер; и навстречу им рывом встает сухощавая барышня в великолепиях; с плеч - соболя, в кошках, с хвостиками; а стеклярусы бьют - водопадами; волосы - белые, стрижка - короткая; вздернутый носик; по-видимому, - иностранка.
И - Элеонору Леоновну ручкой усаживает.
Офицер с эксельбантами, слева не сев, а сломавшись, на столик руками упал, чтобы слушать, как барышня эта чеканит головкой и сжатыми бровками (крепко, должно быть).
Вдруг Элеонора Леоновна -
- с перекосившимся диким испугом, с оскаленным ротиком - вскакивает!
Тут он носом - в блистающий лаком "такси"; столб бензинового дыма, как тяпнет скрежещущим шипом; подпрыгивает и выписывает легкий росчерк ногой - перепуганный брат, Никанор.
А? Машина?
Для барышни?
Новая, чищеная; и шофер парикмахерской куклой сидит, обвисая рысиной; из сизо-багрового облака лепится хмурь; сухо сумеречит; синей видится сивая лошадь с угла.
Куда деться?
И шарки, и бряки; топочут в притоны: там песнями сипнуть; безгласные бряки; и мир - безвременствует; все - сели в пропасть!
Беспроким галопом несется обратно: -
- беспроко бежит за ним -
- бёзымень!
Судьба толстопятая
Под изгородливым местом дворная собака, вцепившись зубами, ему лепестила пальто; едва вырвался в Козиев он.
Вышел Тителев, став узкоглазым и бросивши в воздух ладонь.
Никанор же Иванович, ожесточаясь очками, - к ладони ладонью, - с отвертом, с поджимом, с прохватом молчания, без "тарары", возникавшей меж ними, - с посапом: в усы!
Друг от друга они - наутек; этот - на чердачок; этот, с кепкой в руке, - в буерак, в теменец, в темно-бурую ночь.
Как медведь, она - лапит.
* * *
Везде людогрыз!
Отношенья людские - измарчивы; и - как зыбучий песок; то насыплется куча, то - вытечет: сквозь решето!
Отбивал чердачок каблуком; жить приходится - с татями! Что ж, - коли надо: для брата, Ивана; Иван, брат - беспомощен.
И в толстолобые стены раскашлялся он: до привзвизга; стой, брат, Никанор, под судьбой толстопятой, свой пост защищая и тая от потов ночных! Видно, - туберкулез вскрыт кавернами; сердце застукало: ту-туту.
Топала -
- туком -
- судьба толстопятая!
Элеонора Леоновна! Вы ли?
Леоночка! Ты ли?
Перо шляпы - набок: растрепанная; весь изыск, как на палке повис; не нарядная дамочка, - выряженный шут гороховый, с личиком, точно с клеймом, раскривленным следами позора и злобы, и пересинелым, с губами, размазанными красной краской, глотавшей слезинки.
- Ты, Тирочка?
Тителев из табаковки набитой щепоть табаку урывнул, свирепейше вдавнул ее в трубочку; трубочку - в рот; и - в разрывы табачного дыма:
- Леоночка!
А из-за дыма не глазиком - глазом расплавленным-, тяжеловесным топазом:
- Ты что?
Она ручками, как не своими, а крадеными, искромсала перо снятой шляпы; и - переюркнула: на ключ; головою - в подушку: медведь темно-бурый, как мгла косолапая, лапил.
В темки заиграли: все трое!