* * *
Бубнил Тиссертацкий про синие лица солдат, про трахомы, которые распространяются противогазовой маской; а черные крапы садились мушиного стаей на стекла очков Никанора Ивановича; по каким-то своим перемигам между Тиссертацким и Тителевым выяснялось, что он, Никанор, им мешает, что именно в пятницу частное здесь заседанье статистиков; и зазвонились: Зеронский, Трекашкина-Щев-лих, Мардарий Муфлончик и доктор Цецос.
Никанор же Иваныч пошел: затвориться; постельной пружиной скрипел: без огня; кавардачило; мухи летали в глазах, а сквозь них - синелицый солдат в черном шлеме расстреливал облако хлора.
- Ну и разговорчики же! Сон укачивал.
И, -
как -
- под ухами бухавших пушек, - привзвизги разбитых дивизий!
Но это пыхтело и фыркало: под полом; и, разбиваясь на дрызги -
- дивизий, -
- дрежжал: "Ундервуд".
- Непокойный дом: дом с резонансами!
Дом с резонансами
Бита мастистая карта, которой рука Никанора Ивановича собиралась ударить…
Как?
- Тителев, Тителев!
А переехал, и Тителев стал - "тилилик"; чудеса в решете, как сказал духовидец!
Воспитанный Бюхнером, сам нигилист, невесомостям сим в решете он не верил, а яйцам, в нем спрятанным; как они сквозь решето могли просто утечь в его мозг головными абстракциями, чтоб из уха вторично родиться?
Он слышал:
- Тилик… Тилилик!
Стрекотало, тиликало.
Элеонора Леоновна на ночь умеркла; Терентий же Титыч, в халат запахнувшись, со свечкой стал "ничто", с той минуты, как он пожелал доброй ночи под лесенкой; Агния-баба - храпела.
Не червь древоточец ли?
Ухом прилипши к стене, он открыл слуховую вторую действительность; есть ведь в домах аберрации, приоткрывающие разворохи далекой квартиры, коль ухом случайно коснешься стены.
Как ударится:
- С кем ты спала?
И в семейную драму уткнешься: вопрос только - в чью?
* * *
Мой вопрос к архитектору:
- Вы, гражданин, понимаете ли, что у вас - телефонное место, откуда все то, что страдает и любит, проходит в ушную дыру через пар отопления? Взяли ли вы на учет этот факт, гражданин?
* * *
Переюркивая по стене, ловил звуки он: перебитные, с прохватом молчания; и ухом нащупал он центр звуковой: голос, перебиваемый сипами, шлепом шагов, дрекотаньем машины, жужжанием валиков, передвиганием косных тюков; вместе взятое - ревы далекого мамонта, бьющего хоботом в камень веков.
Сердце ёкнуло в нем, когда эта действительность стала поступками, если не шкурой одетых людей, обитающих в каменном веке, то шайки отпетых мошенников, вышедших из-за репейников. Тут он -
- в исподней сорочке, -
- босыми ногами, -
- на пол,
чтоб осиливать лестничный винт над ничто, о которое нос обломаешь, - ползком, как оранг, помогающие в беге себе парой верхних конечностей.
Слушал густое молчание, перебиваемое всхрапом Агнии.
Так он вторично влип в стену, чтобы выслушать ревы с пилением ребер Терентию Титовичу; и не выдержав этого, ринулся с лестницы, пав, как на меч, охвативший его броским светом, стреляющим из приоткрытой гостиной, откуда услышал - падение попеременное гирь, -
- а не -
- треск половиц под подошвами тяпавшими: -
- пуча каменное, налитое страданием око и бросив пред пузищем ярко-кровавую кисть, из которой клевала зажженная свечка в проход, -
- прочесал толстопятый толстяк; лицо с зобом, болтавшимся, перекосилось от муки бросания толстого брюха; скакала в плечах седина, когда он прочесал коридором; и сообразилось: взгляд - умницы; вид - композитора, может быть: выбритый, розоволицый, в коричневой паре.
Чернило, не кровь, - на руках!
Никанор же Иванович - в угол, чтоб срам голоножия скрыть: еще скажут, что крадется он с ферлакурами к бабушке-Агнии.
Тут же был пойман с поличным Терентием Титовичем: пятно голубоватого спенсера бросилось прямо из двери, со свечкой в руках; и - с тючком перевязанных накрест бумаг.
- Вы?
- Я.
И с перепугу он выпалил: просто неправду:
- Желудочный кризис.
И пяткой прошлепал в уборную.
Тителев выждал, укрыв выражение глаз в разворошенно желтую, бразилианскую бороду.
- Попридержите язык пока… Шероховатости, - верткие глазки проехались в рябь коридорчика, - шероховатости всюду.
И, перевернувшись, бежал в кабинет. И бежали за свечкою зги. И стопа толстопятая: тяпала.
* * *
Еле осиливши лестничный винт, кое-как влез в штаны; мозг - враскоп: муравейник; дерг жил, дроби пальцев; и - туки сердечные; этот страдавший толстяк, пробежавший из стен и ножищей своей трепака отчесавший как бы в тарарыке машинного грохота - сон, отщербленный от смысла?
А Тителев - сон?
- Придержите язык, -
- было сказано, было воспринято твердою памятью, трезвым умом; кто он? В прах перетертый, чтоб с пылью московскою - выметнуться: из ума и из памяти?
Топы: он - в дверь; и - над лестницей свесился: это - толстяк, прочесавший в уборную.
* * *
К фортке, - проветрить себя.
Переискры огней из молчанья: вдали.
И, - как перепелиные крики - куда-то, откуда-то: в ночь.
Взлопоталася липа: под домом.
Шаги; фонарек закачался; Акакий Икавшев под ним; и - Мардарий Муфлончик; в руках у него чемоданчик; к глухому забору пошли - буерачником; там фонарек постоял; и - вернулся; Акакий Икавшев вернулся; Мардарий Муфлончик исчез с чемоданчиком.
Чудо?
- Где яйца? Спрятаны!
Вновь, как перепелиные крики, из ночи в ночь за переискрами слышались.
* * *
Утром пролеточка, затараракавши, встала в воротах; он слышал два голоса: доктор Цецос и Трекашкина; стало быть, - заночевали: где?
Что они делали?
Тителев - темная личность, скрывающая атамана фальшивомонетчиков и приложившая руку: к чему?
И себя оборвал: усомнился.
Как, Тителев?
Тителев - умница: полки, набитые Марксом; за шиворот выволок из Туркестана; глаза открывал на шпионскую организацию; все это - так; и, однако: в компании с этим отпетым мошенником.
Вспомнилось, - у Честертона описано, как анархисты ловили себя, став шпиками; и как полицейские, бросившись в бегство от ими ловимых персон, - настигали: бежали, все вместе, - по линии круга.
Что ж, мина доверия, - крап, передержка, чтобы, усадивши в репейники брата, Ивана, с открытием, -
- брата, Ивана, -
- похерить:
открытие, - брата, Ивана; и - брата, Ивана! Тут - корень всего!
А насильственно вырванное обещанье молчать - паутина, которую выплел толстяк.
Осторожнее, брат, примечай!
Остается единственно: бегство - раз! С братом, с Иваном, - два! Повод? Его подыскать. А Ивану в виду обстоятельств подобного рода - продлить пребыванье в больнице; пускай там сидит; Никанор - сядет здесь; усыплять подозрения; вот положение: преподавателю русской словесности - сыщиком сделаться!
Что это значит?
Разыскивать след толстяка из гостиной; и - стало быть: эту гостиную взять под обстрел; во-вторых: изучить тот участок забора, куда уводил фонарек, где Мардарий Муфлончик из твердого тела стал - газ испарившийся; и в голове - рой стремглавых решений; вот только: харчи-то марчи; он на ихних сидит; и за ними ж подглядывает? Как же может он эдакую негодяину вымочить?
Вымочит: долг в отношении к брату ведь - есть?
Есть.
Так - вымочит!
* * *
Сухость сказалась с катанием вориков-глазок, когда поздоровался с Элеонорой Леоновной и отошел полистать преддиванный альбомчик; сигнув коридорчиком, носом - в гостиную: там - не толстяк?
Не толстяк.
Ну-те!
Элеонора Леоновна шла одеваться; Терентия Титыча не было; ерзает, видно, с фальшивой монетой своей.
Сиганул он в гостиную, странно оглядываясь; и рой мушек, как хлопья, на фоне рыжавого выцвета вился, так докучно жужжа, пока комнату он на коленях не выползал; носом - под ящик, под кресла; исследовать нечего; след негодяя - не видим; следы таракана открыл; неприятная комната - с мухами, с копотями над рыжавым кретоном.
Вдруг - шарк.
Пристыдил карапуз, Владислав: он приполз на карачках и трясся перед тараканами в пороге.
Едва ли не стал объяснять карапузу, зачем он тут ползает, но успокоился, этому не до него: что за гадости, - он придавил таракана!
Теперь - в буерак!