* * *
Получивши в Ташкенте письмо с извещеньем о "случае" с братом за подписью "Тителев", брат Никанор с этим Тителевым переписку завел; из нее вырастал его долг, бросив службу, явиться в Москву; и сюрприз за сюрпризом открылся; заботы-де и обстоятельная информация принадлежали не Тителеву, а весьма состоятельным читателям брата, профессора, не пожелавшим открыться; он, Тителев, есть подставное лицо для сношений: в Ташкент были высланы средства; мотивы же вызова - тайна открытия брата и связанные с ней заботы, которые и поручались; Терентию Титычу и Никанору, ему.
Телеграммою вызванный, он появился: полгода назад но узнав кое-что об ужасных подробностях случая с братом блеснувши очком, резанул:
- Так…
- Чч-то…
Перевернулся, подставил лопатки; и - трясся, стараясь скрыть слезы: но тут же, собой овладев, неожиданно:
- Дифференцировать, еще не значит…
Очками блеснул он; себя оборвал; и ходил гогольком будто случай его не касается; он объяснял всем домашним - профессорше, Ксане Босуле, курсистке, поэтке-заум-нице, Застрой-Копыто, что-де собирается в банке служить ждеть вакансии и пока что - околачивается.
Босуля, Копыто, - жилички профессорши.
Тителев взвинчивал:
- Вы уж до сроку держите язык за зубами: коли посягательство на мировое открытие, - что тут…
Сразил Никанора!
Последний, аршин проглотив, был готов заговаривать зубы себе самому; но заметим же: он, выбирая моменты, обшаривал пыльные полки, расхлопывал толстые томы и листики, в них находимые, тайно к Терентию Титычу стаскивал, но не вводил Василису Сергеевну в занятия эти; он ждал, когда следствию собранная им коллекция листиков будет дана; это будет тогда, когда брат, - брат, Иван, - с восстановленной силою явится первым свидетелем.
Он - выздоравливал; и Никанор приставал к Василисе Сергеевне:
- В лечебнице брат, - брат, Иван, - как бумага на складе: сгорит.
Раз придрался:
- Бумаги - сгорели ж!
Свалили бумаги наверх; они - вспыхнули: сами собою; пожар потушили.
- Поджог!
- А кому есть охота палить - антр ну суа ди - эту пыль!
Неприятною дамою стала профессорша. Скажем: "поджог" относился к подробностям, - тем, о которых:
- Держите язык за зубами: до сроку. А он не сдержал языка.
И поэтому за Никанором Ивановичем в этом пункте последует автор.
У Зинки, уфимки…
Где сверт перед площадью, сеном соримый, шарами горит Гурчиксона аптека; и рядом грек Каки года продавал деревянное масло и губки, лет двадцать гласит: -
- "ЕЛЕОНСТВО" -
- почтенная вывеска с места того: "Мыло, свечи, лампадное масло, крахмал"; и само Елеонство сидит за прилавком, пьет чай с постным сахаром, мажет сапог русским маслом и дочь выдает за купца Камилавкина (сын тысяч семьдесят за Христомучиной взял); Елеонство недавно еще подписался с купцами соседнего ряда (Дреолиным, Брисовым, Катенькиным, Желтоквасовым) под монархическим адресом.
Далее, свертом, - заборик; и - двор, где жил форточник и видел фортку из дома, стоящего задом к забору; к ней крыша вела; от нее - ход к забору на свалени дров; дряни форточник тибрил; но тибрить в районе прописки нельзя, потому что здесь тибрит захожий.
Но мучили зубы; ходить - далеко; фортка - рядом; от дров - по забору, по крыше, к окну; кладовая для всякого хлама - лафа (многоценные вещи - грабителю); вылез, пролез, перелез, заглянул; и увидел, что - дряни.
Как вдруг отворяется дверь; и - в исподней сорочке какая-то: в комнату; он же - под фортку; едва прищепяся, выглядывает: что же? Барышня, соры полив, спичкой - чирк!
Человек, на такие дела не способный, он чуть было не:
- Караул, - поджигательница!
С крыши - в садик чужой; и - под куст; дым из фортки, света, голоса; а назад - не улезешь: народ; по чужому двору, в Табачихинский; дом тот заметил: дом шесть; прямо за угол; так в Палестины родные вернулся; весьма не мешало в участок сходить, где он числился добропорядочным, с правом прохода сквозь фортки, - в районе от Крымского моста.
Коли донести, пристав скажет:
- Такой-сякой: значит, под форткой в районе моем ты сидел; так и быть уже: у Нафталинника лазай, в кондитерской; чтоб у меня!..
Все же справился: что и какие… Сама (сам сидит в желтом доме), да шурин, да барышни (комнату сняли, мудреный народ).
- Поджигательницы!
Коли встать на дрова, виден садик, террасочка, форточка и мостовая с напротив домочком, откуда два года назад к Селисвицыну в угол вселился известнейший всем карлик Яша, рехнувшийся.
Все-то с рукою стоит на Сенной.
Вечерами же песни немецкие жарит; за песни такие народ убивал, а с блажного не спрашивали; передразниватель, Фрол Муршилов, на свой, иной лад, переигрывал песни.
In Sunde und in den
Genuss gehn wir afb
Zum sinken, zum finden
Den traurigen Grab.
Муршилов - сейчас же:
Изюму да синьки
За узенький драп -
У Зинки, уфимки,
Татарченко: грабь!
- Жарь, Муршилов!
* * *
С карлишкою форточник в дружбе; ему и открыл этот случай; карлишка же:
- Готт!
Да и Жонничке, горничной Фразы, "мадамы" сенатора Бакена (наискось от Гурчиксона жила); Фраза ж…
Словом, забрали, допрашивали, собирались упечь, отпустили:
- Помалкивай: не твоего ума дела.
Карлишка исчез. Слух пошел, что он служит в раз ведке.
Неясно; как Тителев это узнал и какие такие сношения с жуликом?
Выход единственный
Тителев смачно замазывал окна: стаканчики с ядом, замазка и вата.
- С чем скачете?
Выложил: брать, а - куда? На квартиру? Никите Васильевичу на колени? В отдельную комнату?
Тителев с перетираньем ладош плеском пяток затейливое винтовое движение вычертил, а Никанор сапожищами диагонали выскрипывал.
Снять, - так два случая: неподходящая комната; и - подходящая комната; коли не снять, тоже - два; значит - шесть вероятных возможностей.
- Неподходящая комната, - пяткою вышлепывал Тителев, - и - подходящая комната.
Твердо на локти упал, подчеркнув невозможность найти помещенье; и - светлым пятном, точно солнечный зайчик по стенке, он вылетел; с папкой обратно влетел, бросил папку, - чертил, херил, бил и хлестал по ней пальцами; вдруг оборвал; и жилетом малиновым бросился:
- Ну, а по-моему, коли снимать - у меня: флигель пуст.
И повел прямоходом чрез копань: под флигель, к охлопочкам пакли; и видели: лаком флецуют, фанерочками обивают; и есть электричество.
Тителев что-то рабочим твердил, по фанерам ладонью ведя; Никанор же Иванович думал:
- Три!.. Но - сыроваты, без мебели; всякие - ну там - харчи-марчи выйдут; да и крышка гроба, - не рама при двери.
Как хины лизнул!
Видно, Тителев это весьма деликатное дело простряпал давно в голове, потому что обмолвился им, как решенным:
- Мне - что: даровые; не я оплачу: поручители; я получаю работки: статистику всякую, - ну-те!..
Какие работки, коль сиднем живет!
- Поручители - препоручили: эге! Мне и некогда. Вдруг:
- Церемонии - в сторону; выход единственный - дан: шах и мат!
Никанор же Иванович двинулся армией доводов: пенсии явно не хватит; квартира, прожитие: при Василисе Сергеевне; да - здесь; да - сиделка. Все духом единым, чуть-чуть обоняемым, луковым, выпалил: сесть на шеях у вполне благородных, допустим-таки, псевдонимов…; всучившись в карманы и ногу отставив, его доконал независимым видом.
Но Тителев крепкие зубы показывал:
- Гили-то, пыли - на сколько пудов разбросаете мне, Никанор?
И как плетью огрел:
- Коли выписал вас из Ташкента и высказал ряд оснований несчастие с братом считать угрожающим - есть основания мне поступать - так, как я поступаю, а вам поступать - так, как я предлагаю… Пошли?
Разрываяся трубочным дымом, как пушечным, - в копань шагал; Никанор же - в протесты.
И липа у дома оплакала: каплями.
Когда вернулися, Тителев о переезде - ни звука; он чистил бензином свои рукава: переерзаны.
Тупо в гостиной забили тюками; а - нет никого.
- Вы - не слушайте: дом с резонансами… - Тителев морщился. - Сядемте в шахматы?
Вдруг, отзываясь себе: в рукава:
- Основательная перегранка нужна: переверстка масштабов… Так, - брат, Харахор?
"Харахор", вставши взаверть и вынюхав кончик бородки, пихаемой в носик, - восьмерку ногами легчайшую вывинтил, пятя всю левую сторону груди и правой рукою заехавши за спину; бросился из дому -
- свертами!
Бросив курсисточку, кинулся он под трамвай: сам едва не погиб, пролетевшись по свертам, кидался сквозь уличный ряд; и кидался за ним через уличный ряд -
- кто-то -
- свертами, свертами!