Его разбудил какой-то шум во дворе. Абдулла сладко потянулся, поднялся с курпачи и подошел к окну. Возле очага его дядя Абид-ака обнимал бабушку и говорил густым басом:
- Сын, мама! Сын! Живой! Живой!..
Абдулла метнулся во двор:
- Здравствуйте, дядя!
Абид-ака отпустил мать, обернулся на голос.
- Да это Абдулла! Вот молодец, приехал! Слушай, племянник, у тебя двоюродный братец появился!
- Поздравляю! - сказал Абдулла и пожал дяде руку.
- Эй, Абид, да видел ли ты своего ребенка? - спросила Ходжар-буви. Она в это время закладывала в котел морковь.
- Видел. Темненький комочек. Похож на щеночка, - ответил, улыбаясь, Абид-ака.
- Ты не огорчайся! Уж коли темненький, значит, нашего рода. Ведь недаром говорят: девочка родится похожей на мать, а сын - на отца.
- Мне все равно, на кого похож, только бы рос здоровый, матушка!
- Да сбудутся твои слова, Абид. Поставь-ка самовар, у меня вот-вот плов будет готов.
Абид-ака возился с самоваром, что-то напевая вполголоса. Внезапно он выпрямился:
- Послушай, матушка! А как мы его назовем?
- Откуда мне знать, вы уж сами придумайте, - сказала Ходжар-буви, не глядя на сына. В этом доме все подчинялось ей: то, что она говорила, было законом.
Всем своим будущим внукам, сыновьям Абида, она заранее выбирала имена, и домашние беспрекословно соглашались с ней. Однако малюткам это не помогало. На этот раз Ходжар-буви решила про себя: если родится сын, назвать его Тохтасин, а если дочь - Умриниса. Но у нее язык не повернулся сказать об этом своем решении Абиду.
- Откуда мне знать? Вам виднее, - повторила она.
- Тогда… - Абид подмигнул племяннику, - назовем его Абдуллой.
Ходжар-буви подошла к ним со стороны очага.
- Пусть будет, как ты сказал, - произнесла она со слезами в голосе. - Аминь! Пусть век моего внука будет долгим. Не роняйте чести дома. Будьте чуткими, заботливыми, цените и уважайте друг друга!..
Ходжар-буви провела маслеными руками по лицу, кончиками пальцев вытерла влажные глаза. Абдулла был растроган…
Вскоре весь двор заполнили соседи и знакомые. Люди поздравляли с новорожденным, шутили, давали всякие советы, наставления:
- Завод-ая! Теперь тебе придется раскрыть свой железный сундук, раскошелиться. Одним только бешик-тоем не отделаешься.
- Да что говорить! У Завод-ая в сундуке столько добра, что хватит на десять бешик-тоев!
- Вот и нам по этому случаю достанется по платью в подарок, не так ли, Атынай?
- Вам бы только болтать! - отвечала Ходжар-буви. - Кому какое дело до моего сундука?
- Это намек, чтобы вы его с собой не забрали, - сказала одна молодая женщина.
- Чтоб у тебя язык отсох, Бувиниса! - Ходжар-буви как будто даже всерьез рассердилась. - А я-то для тебя приготовила свой парчовый халат. Теперь жди! Ведь я еще собираюсь женить своего внука!
- Да сбудутся ваши слова, Завод-ая! Пусть ваш внук растет здоровым и крепким.
Женщины еще потараторили, посмеялись, а потом разошлись. Ходжар-буви, занятая разговором, и не заметила, как подгорел плов в казане.
- Да уж ладно, завтра вы сварите другой плов, - сказал Абид-ака. - А мы с племянником перепелок настреляем. Что скажешь на это, Абдулла?
- Вот было бы здорово! - обрадовался парень. - Я ведь еще ни разу не был на перепелиной охоте.
- Ну и хорошо, значит, в новинку будет. Только встать придется пораньше. Да, вот еще какое дело. Ведь у нас одно ружье на двоих. Ничего?
- Ничего…
Абдулла поднялся на веранду бабушкиного дома. И мысли его, как свежий воздух Мингбулака, были чисты.
4
Абид-ака разбудил племянника перед рассветом:
- Ну что, пойдешь?
- А то как же! - бодро ответил Абдулла. Сказать-то он это сказал, но вставать не хотелось. Когда он спустился во двор, Абид-ака был уже одет в старый, латаный-перелатанный халат, на ногах у него были резиновые сапоги.
- Вон там одежка для тебя, - дядя показал на веранду. - Да и ботинки твои ни к чему, сейчас на клеверном поле роса, промокнешь в два счета.
Абдулла наспех плеснул в лицо водой, промыл глаза и взлетел на веранду. Там он надел потертый комбинезон с большими карманами и кирзовые сапоги. Комбинезон был ему великоват.
Абид-ака посмотрел на племянника и расхохотался:
- Да, теперь ты похож на настоящего тракториста!
- А это мне идет?
- Еще как!..
Ходжар-буви подала им в узелке завернутое в лепешки мясо из вчерашнего плова.
- Может быть, мы прямо сейчас и поедим? - спросил Абдулла. - А то я как будто уже есть захотел.
- Нет, надо спешить, - ответил Абид-ака. - Мы там позавтракаем. В этом есть своя прелесть. Ты как находишь?
- Ну что ж, ладно.
- Только не задерживайтесь, Абид, - сказала Ходжар-буви. - Ведь передачу надо Зухре отнести. Я приготовлю для нее ширгурунч.
- Хорошо.
Только они подошли к воротам, Абид-ака крикнул:
- Тешабай!
Откуда ни возьмись подбежала к ним небольшая рыжая собака с длинными висячими ушами.
Абдулла удивился:
- Дядя, а почему у нее человечье имя?
- Э, племянник, это целая история, - принялся объяснять Абид-ака. - Есть у меня один друг-приятель. Его хлебом не корми, только дай поохотиться. Вот он мне щеночка-то и подарил. - Абид-ака покрутил головой, рассмеялся. - Однажды прихожу к нему домой, вижу, он у себя во дворе занимается с собаками. А их у него целых четыре штуки. Да еще какие! Прикажешь им, к примеру, льва задрать - задерут! Да… Но этого мало. Еще три щенка по земле ползают! В тот день только глаза открыли. Стал я его просить-умолять отдать одного щенка. Ни в какую. "Не дам, говорит, и все тут". Уперся. Только через месяц выклянчил наконец. Так он чуть не заплакал, чудак. Взял щенка на руки, поцеловал его в нос. А я все боюсь, как бы он не передумал, не переменил своего решения. Ласково ему так говорю: "Слушай, друг Тешабай, не печалься…" Только это вымолвил, как песик повернул ко мне мордочку и стал смотреть на меня. Мы оба с другом рассмеялись. "Ну что ж, забирай", - сказал он и протянул мне щенка. "А какую кличку ты дал собаке?" - спросил я. "Ведь ты же сам сейчас назвал его Тешабаем", - ответил он. Вот так с тех пор и повелось - Тешабай, друг.
Пес услышал свое имя, замотал белым хвостиком, вытянул в сторону Абида-ака тоненькую темную мордочку.
- Иди, иди, иди, я тебя не звал, - сказал Абид-ака, - указывая рукой на дорогу. - Хорошая собака. Ты еще посмотришь ее в деле.
Вскоре охотники свернули на тропинку, огибающую яблоневую рощу. Первые лучи солнца протянулись к ним из-за вершины горы. Яблоневые листья, уже начинавшие желтеть, засияли, словно золотые монеты.
Километра через два они вышли к большому арыку, сразу за которым росла кукуруза. Плотной стеной стояли высокие стебли, увенчанные крупными початками с красноватыми шелковистыми кисточками. Потом охотники миновали большое хлопковое поле. И наконец Абид-ака снял с плеча ружье.
- Вот мы и пришли.
Перед Абдуллой расстилалось бело-розовое море клевера.
- Давай-ка посидим немного, сейчас начнется, - промолвил Абид-ака.
Абдулла не понял, что хотел сказать дядя. Что же, в самом деле, "сейчас начнется"? А спрашивать постеснялся.
Кругом было тихо, даже птицы не пели. Легкий ветерок заставлял покачиваться круглые, кудрявые клеверные головки, от них исходил сладковатый аромат. Но вот Тешабай встрепенулся, высунул язык, проводил глазами шумную стайку воробьев, пролетевшую над зарослями кукурузы, заскулил тихонько, и Абид-ака погладил его по голове. И опять наступила тишина.
Абдулле надоело все это, и он спросил:
- Долго мы здесь будем сидеть?
- Тсс! - Абид-ака приложил палец к губам.
Со стороны кишлака послышалось мычание коровы. Потом издали, со стороны хлопковых полей, несколько раз донеслись звуки: гувак-гувак. Лягушка, что ли? Посидели еще немного, и наконец Абдулла услышал перепелиное "пид-пилик". Голос был высоким и чистым.
- Слушай! - толкнул племянника в бок Абид-ака.
И в самом деле, вот и еще громче, все отчетливее: пидпилик, пид-пилик - перепелки перекликались уже по всему клеверному полю.
- Ну что, начнем? - спросил Абид-ака.
- Подождем еще немного.
Пид-пилик, пид-пилик. Абдулла думал об этих небольших птицах, которые выводили высокие трели, не чувствуя приближающейся опасности.
- Пора. Потом будет поздно. И люди здесь могут появиться. Стрелять опасно, - сказал Абид-ака, однако не тронулся с места.
Перепелиный хор зазвучал поглуше. Лишь кое-где слышались редкие высокие звуки.
- Пора.
Абид-ака поднялся, держа в руках ружье. Тешабай погрузился в клевер по самую шею. Сделав широкий полукруг, собака вернулась к хозяину.
- Пиль! - приказал Абид-ака.
Тешабай побежал вперед. Абид-ака поправил пояс, с которого свисали тесемки, и обратился к Абдулле:
- Ты должен идти рядом со мной. Не обгоняй и не отставай. Понятно?
- Хорошо, - сказал Абдулла, ступая по влажному клеверу. - А много мы настреляем?
- А сколько нужно?
- Да, наверное, пять-шесть?
Абид-ака рассмеялся.
- Пять-шесть настрелять можно… А то и…
Он недоговорил, приложил ружье к плечу и выстрелил. У Абдуллы уши заложило. А к Абиду-ака бежала уже собака, держа в зубах перепелку со свисающими вниз крыльями. Тешабай явно был доволен собой, вилял хвостом.