Датский переводчик Петер Ганзен писал Толстому 9 мая 1888 г.: "Особенное внимание возбудили приведенные мною… отрывки из "Исповеди". Ее называют "образцом автобиографии" и глубоко сочувствуют описанному в ней перевороту в деятельности автора" (там же, с. 317).
Так что же нам делать? Черновик статьи, начатой в первых числах февраля 1882 г., т. е. спустя неделю после московской переписи, озаглавлен "О помощи при переписи"; в копии, сделанной с этой рукописи, Толстой дал своему сочинению заглавие "Так что же нам делать?", позднее не менявшееся. Работа длилась несколько лет, до февраля 1886 г., представлялась Толстому чрезвычайно важной и нужной, очень увлекала его и все время разрасталась: первоначально задуманный очерк превратился в большую книгу.
Зиму 1883–1884 гг. Толстой снова жил в Москве и вновь посещал те места, которые видел во время переписи. В Дневнике появляются записи, которые можно считать новым материалом для книги. 27 марта 1884 г. переписчик А. П. Иванов, отставной артиллерийский поручик, а теперь обитатель московского "дна", рассказал "про умершую у них женщину с голода". Толстой записал в Дневнике: "Колокола звонят, и палят из ружей, учатся убивать людей, а опять солнце греет, светит, ручьи текут, земля отходит, опять бог говорит: живите счастливо. Оттуда пошел в Ржанов дом к мертвой…" 30 марта - запись: "Ходил на чулочную фабрику. Свистки значат то, что в 5 мальчик становится за станок и стоит до 8. В 8 пьет чай и становится до 12, в 1 становится и до 4. В 4 ½ становится и до 8. И так каждый день. Вот что значат свистки, которые мы слышим в постели" (т. 49, с. 74, 75).
В апреле 1884 г. Толстой решил печатать статью в журнале "Русская мысль", а гонорар отдать в пользу политических заключенных. Первые три главы поступили в набор; писание дальнейшего продолжалось, при этом самому автору все время что-то важное "уяснялось" и порою казалось даже, что кончить работу не удастся.
2 декабря 1884 г. Толстой заметил в письме к В. Г. Черткову о своей работе: "Она томит меня, пока не разрожусь ею", а в январе 1885 г. сообщал, что "очень радостно занят своим писаньем" (т. 85, с. 121, 133). К этому времени в печать уже были отданы 20 глав. Предполагалось, что сочинение Толстого увидит свет в январском номере "Русской мысли" (за 1885 год). С. А. Толстая написала в эти дни своей сестре, Т. А. Кузминской: "Левочка кончает свое печатанье, которое сожгут, но все-таки надеюсь, что он успокоится и не будет больше писать в этом роде" (т. 25, с. 747). Для опасений, что книга не будет пропущена, основания были: прежде именно в "Русской мысли" эта судьба постигла "Исповедь" и "В чем моя вера?".
Январская книжка журнала вышла с объявлением, что публикация откладывается, а в феврале сообщено: "Произведение гр. Л. Н. Толстого "Так что же нам делать?" не может быть помещено". В 1885 г. удалось напечатать (с цензурными урезками) лишь три небольших отрывка: "Жизнь в городе", "Из воспоминаний о переписи", "Деревня и город" - в журнале "Русское богатство" (№ 4, 9, 10 и 12).
Между тем книга начала распространяться в рукописных списках.
В конце 1885 г. С. А. Толстая, ведавшая (по доверенности Толстого) изданиями Собрания сочинений, попыталась включить "Так что же нам делать?" в 12-й том ("Произведения последних годов"). Либеральный духовный цензор и доброжелатель Толстого, священник А. М. Иванцов-Платонов, взялся предварительно смягчить текст и снабдить его своими примечаниями. Толстой согласился на то и другое и написал Иванцову-Платонову благодарственное письмо.
16 декабря 1885 г. К. П. Победоносцев известил С. А. Толстую: "Примечания Иванцова-Платонова не только не ослабляют действие сочинения, но еще усиливают его в отрицательном смысле… По совести скажу вам: книга эта, при всем добром намерении автора, - книга, которая произведет вредное действие на умы" (т. 25, с. 758). В 12-й том сочинение вошло в сильно урезанном виде, под названием "Мысли, вызванные переписью".
Недавно обнаружены документы московской цензуры, рассматривавшей уже отпечатанный том.
В заседании 2 апреля 1886 г. обсуждался доклад председателя Московского цензурного комитета - В. Я. Федорова: "Статья эта, имевшая первоначально другое название "Что же нам делать?", известная Комитету из предварительного ее прочтения, изменена и сокращена настолько, что коммунистические и социалистические идеи в ней уступают ныне место идеям филантропического характера; но известного рода тенденциозность остается за статьей и в настоящем ее виде.
В статье нет ни резких сопоставлений положения бедных и богатых, ни грубых укоров церкви, отступившей будто бы от своего призвания и не руководящей духовною жизнью людей, нет и грозных указаний на приближающуюся все более и более рабочую революцию со всем ужасом разрушений и убийств; но плохо скрываемое чувство нерасположения к привилегированным классам, не живущим среди народа и в условиях его жизни, проводится и теперь во всей статье" (H. H. Гусев. Материалы к биографии с 1881 по 1885 год, с. 533–534).
Соображения эти были доложены Главному управлению по делам печати, который разрешил выпуск 12-го тома.
В 1886 г. книга, под названием "Какова моя жизнь?", одобренным В. Г. Чертковым, появилась в Женеве (изд. М. К. Элпидина). Но это были только первые 20 глав не в окончательном виде (копию рукописи Чертков увез в Англию летом 1885 г.). Полный текст, озаглавленный "Так что же нам делать?", напечатан Элпидиным в 1889 г.; в России "Посреднику" удалось издать книгу в 1906 г. Однако только в 1937 г., в 25-м томе Юбилейного (90-томного) издания, текст был полностью освобожден от цензурных и всяких иных искажений и дан в окончательной авторской редакции.
Весной и летом 1886 г. развернулась чрезвычайно бурная журнально-газетная полемика вокруг 12-го тома Сочинений Толстого. Появилась возможность открыто обсуждать "новые" - после перелома в мировоззрении - социальные, философские, этические и эстетические взгляды Толстого.
Полемику открыл известный фельетонист и литературный критик тех лет А. М. Скабичевский. В № 91 газеты "Новости" он напечатал резкую заметку "Граф Л. Н. Толстой о женском вопросе", в которой попутно осуждал Толстого и за его взгляды на искусство и науку. В ответ редактор "Русского богатства" Л. Е. Оболенский поместил в апрельском номере журнала свою статью "Лев Толстой о женском вопросе, искусстве и науке", где защищал взгляды Толстого. Прочитав эту статью, Толстой написал Черткову: "Оболенский хорошо защитил меня, но как видно, что курсы и царствующая наука есть святыня для верующих… Барынь с локонами и всяких других ругайте сколько угодно, но это сословие - священно" (т. 85, с. 345).
В июле 1886 г. вновь выступил Скабичевский - с критикой социальной этики Толстого, тенденциозно искажая (и не зная, поскольку трактат не был напечатан полно) его позицию: Толстой будто бы "проповедует, что служить народу, помогать ему мы должны ухитряться так, чтобы это было в пределах условий его быта без малейших покушений на улучшение этих условий" ("Новости и Биржевая газета", 1886, № 180).
Скабичевскому вторил H. К. Михайловский, народник по убеждениям, напечатавший в № 6 и 7 "Северного вестника" две статьи: "Еще о гр. Л. Н. Толстом" и "Опять о Толстом". Правда, Михайловский сочувственно отозвался о взглядах Толстого на искусство: "В XII томе Сочинений гр. Толстого много говорится о нелепости и незаконности так называемых "науки для науки" и "искусства для искусства"… Гр. Толстой говорит в этом смысле много верного, и по отношению искусства это в высшей степени значительно в устах первоклассного художника".
Не удовлетворила толстовская программа и другого народника - писателя Г. И. Успенского (он познакомился с "Так что же нам делать?" по корректурам "Русской мысли"): "Последняя статья Льва Толстого меня ужасно смутила, - мне кажется, что это первое фальшивое произведение" (Г. И. Успенский. Полн. собр. соч., т. 13. M., 1951, с. 419).
Н. С. Лесков, подводя итог полемике, справедливо заметил в статье "О рожне. Увет сынам противления": "Есть хвалители, есть порицатели, но совестливых и толковых судей нет" ("Новое время", 1886, № 3838, 4 ноября). Сам Лесков, судя по пометам, сохранившимся на прочитанном им экземпляре, отнесся к новой книге Толстого с большим сочувствием. Он с одобрением выделил главы об эксплуатации рабочих, об отрыве существующей науки и искусства от жизни простых людей, о недоступности для народа буржуазной цивилизации.
Горячие отклики вызвал трактат Толстого у западноевропейских читателей.
Ромен Роллан, тогда парижский студент, прочитав "Так что же нам делать?", обратился к Толстому в 1887 г. с первым письмом, где спрашивал о смысле жизни и смерти и о назначении искусства: "Почему вы осуждаете искусство?" Впоследствии Роллан писал об этом: "Я никогда не забуду его голоса, полного пафоса, его душераздирающего "Что делать?". Он только что открыл все страдание мира и больше не мог его выносить; он порывал со спокойствием своей семейной жизни и с гордостью, которую ему давало искусство. Но я - мне было только семнадцать - восемнадцать лет - я поклялся посвятить мое искусство, все мои силы служению человечеству" (Р. Роллан. Моим советским друзьям. - Собр. соч. в 14-ти томах, т. 13. М., 1958, с. 420). Отвечая Роллану, Толстой написал, что "истинная наука и истинное искусство всегда существовали и всегда будут существовать", но, критикуя снова искусство "верхних десяти тысяч", сравнивал его с теплым капюшоном, который мешает видеть: "…надо снять тот капюшон, в котором мне тепло, но который закрывает мои глаза" (т. 64, с. 94–96).