- Ничего оне теперь не чувствуют!.. - ответствовал я, - не беспокойте себя такими мыслями… Взял их осторожненько под локоток и повел назад. Как дитя малое послушался. Чаем их напоил; выкушали они стакан и сухарь скушали - впервые за три дня; потом раздел я их, в кроватку уложил. И только я вышел и дверь за собой притворил - слышу, визгнули эдак надрывно они, заплакали и подушку зубами рвать стали. Ну, думаю, легче им от слез станет! И так это меня утешило, что и изъяснить не могу! Прошел я на кухню душу с людьми немного отвести, посидел, побеседовал, поужинал и назад вернулся. Прошел я в переднюю на дверь на входную посмотреть, глядь - а она отперта и крючок висит без дела. - Что за притча? думаю, как это я так запереть ее забыл? Наложил крючок, а на мысль и вспало - уж не барин ли сбежал? Швырнулся к вешалке - слава Богу, и шуба баринова и шапка котиковая на местах висят! Успокоился я, поприбрал, что надо было, и сам спать лег. Утречком встал и прямо к спальной. Послушал у двери - тихо, спят как будто. Притворил легонечко дверь, чтобы, значит, платье в чистку взять, подошел на цыпочках к кровати - глядь, а она пуста! Хвать - и платья нет! Я в переднюю: дверь заперта, шуба и шапка дома, стало быть и барин не мог уйти никуда! Давай искать его; туда-сюда мечусь, да вдруг по лбу себя и хлопнул: окромя шубы у барина пальто теплое так же висело и шапка каракулевая на подзеркальнике лежала! И как я этого сразу не вспомнил - понять нельзя! Кинулся я в переднюю - нет пальто и шапки! Вразумился я, что еще вчера ушли барин. Что тут делать?! Побежал я на кухню, оповестил всех, а сам шапку в охапку, да на извозчика, на кладбище. Соскочил с санок у ворот, бегу по дорожке, завернул за поворот и вижу пятно на снегу чернеется; подбежал ближе - барин это у могилы сидит: пальто расстегнуто, сам без шапки, голову промеж рук на насыпь положил, а ветерок у него волоса белые шевелит…

Онуфрий смолк.
- Живой, или нет? - спросил я.
- Мертвые…
- Замерз, значит?
- Нету-с. Вскрывали их, осматривали; нашли доктора, что сердце не выдержало, разрыв его произошел.
- Какие у вас все жуткие рассказы!!. - проговорил я. - Но какое же отношение имеет эта история к тому, что вы стали спиритом?
- А через нее и сделался… - ответил Онуфрий. - Не кончилось ведь дело со смертью барина: в ночь на их похороны во сне явились мне. Отворили будто бы нараспах мою дверь и веселые такие вошли, довольные. Поздоровались со мной, а сами помолодевшие, красивые. Я будто бы их и спрашиваю - хорошо ли вам, барин?
- Очень даже хорошо!.. - отвечают. - С Сонечкой вместе мы!.. Я вот к тебе зачем пришел: пройди ты в день моих похорон ровно в полдень в кабинет и возьми себе ту книгу, что на полу лежать будет: это тебе от меня награда за службу!
Проснулся я утром и не утерпел - до сроку заглянул в кабинет: никакой книги там на полу не валялось. Потом вынос начался, суета и все прочее - сон мой у меня за хлопотами и из головы вон! В церковь мне не довелось пойти - по дому надо было убраться. Остался я один, вытираю пыль со столов и вдруг часы в столовой будто на башне на какой загудели. А часов у нас много было, в каждой комнате имелись. По всему дому трезвон пошел и необыкновенный такой-то… много раз я его слыхал и такого сильного, да с протяженностью и не помнил! Посчитал я - двенадцать пробило. Сон мне разом и вспомнился! Забилось у меня сердце, пошел я к кабинету, а у самого душа мрет: верите ли - ночью никогда такого страху не знавал, как тогда, в светлый день. И попомните мои слова: завсегда полдень страшнее полуночи. Не дай Бог в полдень одному купаться хотя бы идтить: всегда в полдень топнут люди!
Дошел я до кабинету и встал: боюсь вперед ступить, все чудилось - вот, вот сейчас барина покойника встречу… Однако одолел себя, открыл дверь, глянул… никого нет, а на полу и впрямь у полок книга лежит переплетенная! Корешок у нее вверх, распушилась, что курица на гнезде. Задрожал я весь, как книгу эту увидал: понял, что не сон то мне был, а видение! Поднял я ее с полу, хочу прочитать озаглавленный лист, и не могу: буквы в глазах прыгают! Попридержал себе рукой сердце и разобрал слова - книга медиумов господина Аллана Кардека. Унес я ее к себе, читать взялся: темно, половины в толк не возьму! Спрятал я ее в сундук к себе. А вскорости я на другое место, к Николаю Михайловичу определился. Увидали они у меня книжку, принялись расспрашивать, откуда она у меня да почему. Я и рассказал, конечно, как вам. Вот с той поры и стал я с ними в спиритизме участвовать… полного откровения всех тайн удостоился!..
- А давно вы у Николая Михайловича служите?
- Четырнадцать лет скоро. Здесь и помру-с!.. - добавил он.
- Почему вы так уверены в этом?
- Открыто мне… знаю потому что!..
Внизу раздался громкий голос Раева. Онуфрий услыхал его, оперся обеими руками на боковины кресла и поднялся.
- Николай Михайлович пришли, - проговорил он, - извините-с, может меня ищут зачем-нибудь?..
Не торопясь он скрылся под полом. Разговор с Онуфрием взвинтил меня. Желание продолжать возиться с книгами пропало совершенно. Я машинально перелистал еще с десяток томов, сунул на место последний и отправился вниз.
Николая Михайловича я нашел на середине двора. Он стоял, опершись на свою суковатую дубинку, и наблюдал, как перед ним гоняли на корде великолепного вороного рысака. Пышная грива и хвост коня развевались по ветру, зрелище было красивое.
- А-а?.. - приветствовал Раев мое появление. - Просмотрели книги?
- Да, но не все. Устал. Да и с вашим Онуфрием Авдеичем забеседовался…
- О чем?
- Да диковинные разные истории он мне рассказывал… Никак не ожидал встретить здесь оккультистов!!.
- Есть многое на свете, друг Горацио!.. - пробурчал Раев. - Ходу, ходу!!. - прикрикнул он на конюха и поднял палку. Молодой краснорожий малый в жилетке, из-под которой белела рубаха с синими мушками, щелкнул бичом, и лошадь разостлалась по земле еще больше.
Мы досмотрели "проминку" рысака до конца и воротились домой. Хозяин разговора об оккультизме не подымал, и начинать его вторично я считал неудобным. Мы прошли через дом и расположились на балконе, выходившем в сад.
Солнце садилось. Внизу синела река; за ней изгибалась дорога; весь горизонт закрывали леса.
- Нашли для себя что-либо в библиотеке? - спросил Раев.
- Да, кое-что… Разрешите велеть принести сюда и показать вам?
Раев грузно повернулся, взял со стола колокольчик, и густой звон разлился по всему дому. Отворилась стеклянная дверь и показалось мертвое лицо Онуфрия.
- Книжки надо сверху сюда снести!!. - распорядился Николай Михайлович.
- Они на окне лежат… - дополнил я.
Онуфрий ушел и через несколько минут вернулся с книгами и положил их перед нами на стол. Николай Михайлович мельком переглядел их.
- Сколько я вам за них должен?
- Не знаю… оцените сами!
Я терпеть не могу таких оценок, так как в результате их всегда приходилось платить втридорога. Я сказал антикварную стоимость книг и упомянул, что за эту цену могу купить их на Литейном в Петербурге. Общая сумма выходила что-то рублей за двести.
- Значит их надо считать рублей в пятьдесят?.. - проговорил Раев. - Это не будет дорого?
Я поспешил его успокоить и расплатился. Раев сунул кредитки в боковой карман, я встал, поблагодарил его и начал прощаться. Раев не принял протянутой ему руки и замахал на меня.
- Что вы, что вы?! - заявил он. - Куда это на ночь глядя поедете? переночуйте, а там и с Богом!..
Торопиться и деваться мне было некуда, и приглашение Николая Михайловича я принял с удовольствием. Через некоторое время босоногая горничная в красном платке стала накрывать на стол; появились сморчки в сметане, жареные караси, а затем важно воссел на край стола пузан-самовар, весь окруженный облаками пара. Онуфрий стал поодаль, оперся плечом о столб веранды и ждал - не потребуются ли его услуги, и в то же время внимательно слушал нас.
Мы заговорили об археологии и о курганах, виденных мною кое-где по дороге.
- И на моей земле имеется тройка!.. - сказал Раев. - В народе их зовут тремя братьями.
- Где же они? - заинтересовался я.
- Да у самого сада, в бору в заповедном.
- А почему их зовут братьями?
- Рассказывают, будто бы три тут брата разбойника жили. В самом большом похоронен будто бы старший брат, в среднем - средний, а в самом маленьком - младший.
- Вы их не раскапывали?
- Нет. Жалко; лес на них чудесный стоит: сосны обхвата по три! Да и что там искать? кости да дрянь какую-нибудь ржавую?
- Находок не случалось около них?
- Бывали… монету мне однажды пастух принес треугольную, серебряную. Показывал я ее в музее - четвертак Алексея Михайловича оказался. Большой-то курган крут очень, осыпается после дождей, вот в осыпи и находят иногда разную чепуху.
- А легенды нет какой-нибудь об этих курганах?
- Ну как не быть?.. уверяют, будто там клад необыкновенный зарыт и его мертвые братья караулят. Видят их будто бы по ночам.
Мы замолчали. Николай Михайлович мешал ложечкой чай в стакане и задумавшись глядел в даль.
- Любопытная вещь, - заговорил он опять, - древние обладали каким-то даром прозрения истины! Мы это уже утратили, и нужны тысячелетия, чтобы мы опять открыли и поняли их знания.
Я попросил пояснения.
- Да вот мы заговорили с вами о курганах… - ответил он, - ведь древность сжигала своих мертвецов? Она утверждала, что мертвый быстро и легко переселяется таким путем в вечное царство света!
- В чем же тут ее прозрение?