Гостей человек тридцать. Пять-шесть столов составлены в один, захватили всю комнату по диагонали. На столах - кровянка, домашние колбасы, буженина, салаты, икра черная, икра красная, тресковая, печень, армянский коньяк, шампанское, пиво, боржом.
Иру усаживают в голове стола, возле Матвея Зиновьевича. Он - справа, Света - слева, за Светой - Дарья Игнатьевна. Она и произносит первый тост:
- Ну, дороженькие родственнички и приятели мои, за внучку Машеньку, - она ласково смотрит на девочку, сидящую на коленях у отца. - Чтоб она была здоровенькая, чтоб росла - не болела. И чтоб мы вот так каждый-всякий год на ее именины собирались.
Потом были тосты за родителей, за бабушку Дарью Игнатьевну, за старушку-прабабушку, опять за Машеньку, которой уже не было за столом, поскольку ей пришло время спать. Матвей Зиновьевич ухаживал за Ирой, наливал ей в хрусталь коньяк и боржом, спрашивал, что ей подать из закусок. Все были хмельны, и Ира тоже. Она в восторженных тонах поведала Матвею Зиновьевичу, как прекрасно отдыхать летом в лесу, среди сосен, у реки. Он тоже рассказывал: провел отпуск в Крыму, и совсем неважно, так как был одинок и скучал.
- Вот если бы я встретил там вас, - говорил он, глядя на нее преданными антрацитовыми глазками, - поверьте, это было бы совсем другое дело. Но вы не против, если на тот год мы вдвоем поедем к вашим соснам?
- Что вы, что вы, - испуганно прошептала Ира, хотя их никто не слышал в общем шуме.
- А почему бы нет? - снова спрашивает он, тоже переходя на шепот. ("А почему бы тебе не завести солидного любовника? Неужели тебе не скучно с мужем?" - это Примадонна Ире.)
- Вы веселый человек, с вами не соскучишься, - деланно засмеялась Ира. И поднялась, увидев, что Дарья Игнатьевна вышла из-за стола и направилась в коридор.
Когда Ира вошла в кладовую, Дарья Игнатьевна брала с полки и складывала на руку, как дрова, бутылки с армянским коньяком.
- Дарья Игнатьевна, миленькая, вы на меня не сердитесь? До сих пор не отдала вам долг. Скажите правду, вы не обижаетесь? - быстро-быстро говорила Ира, обнимая Дарью Игнатьевну.
- Да что ты придумала? Какие у меня обиды? - искренне удивилась Дарья Игнатьевна. (Господи, совсем обыкновенная женщина! Добродушное лицо, серые мягкие глаза, белая паутинка в волосах!)
- Спасибо, миленькая!.. - Ира поцеловала Дарью Игнатьевну в румяно-медную щеку. - Я при первой возможности верну.
- Да держи сколько хочешь. Аль мне к спеху? Ты ж видишь, как я живу. У меня одного птичьего молока не хватает. Эх вы, интеллигенция! - мягко пожурила она Иру. - Что ты, что мои Алька с Костей, Он инженером на заводе, девяносто чистыми приносит. А я все вот этими руками, - она вытянула грубую, в ссадинах руку. - Мешки да ящики ворочаю… Кваску хочешь? - неожиданно спросила она. - У меня в этот раз такой квас задался получше коньяков. Ты попробуй.
- Ой, с удовольствием! - сказала Ира с такой радостью, будто всю жизнь мечтала испить у Дарьи Игнатьевны квасу. (Но как не радоваться, если все так славно утряслось с долгом?)
- Вон в выварке, черпай кружкой… Постой, из нее кто-то пил. - Свободной рукой Дарья Игнатьевна взяла с полки початую бутылку коньяка, плеснула из нее в кружку, покрутила и выплеснула коньяк сквозь открытую дверь во двор.
("Не хочу пить ворованный коньяк и есть ворованную икру! Уверен, она на этом деле греет руки" - это Павел Ире, после того как впервые побывали в гостях у Дарьи Игнатьевны.)
И снова Ира оказалась за столом, между Светой и Матвеем Зиновьевичем, снова племянники стреляли в потолок пробками, проливали на скатерть шампанское. Мамы и папы племянников затягивали "Рябинушку" и, не успев допеть, брались за "Распрягайте, хлопцы, коней". В этом доме всегда гуляли шумно и весело.
Ира тоже пела, и хорошо пела: у нее было чистое, серебристое сопрано.
- А у вас голос, - сказал Матвей Зиновьевич, не сводивший с нее преданных глаз. - Вы бы смело могли иметь большой успех на сцене.
- Поздно, поздно, - отвечала Ира, польщенная его комплиментом. - Я свое уже отпела.
- Никогда ничего не поздно, - многозначительно заметил он. Подлил ей в рюмку, взял свою. - За ваш голос!
- Мама, не пей, - сказала ей Света.
- Разве я пьяная? - засмеялась Ира.
- Конечно.
- Не выдумывай, - ответила она и выпила.
- Мам, ну зачем ты? Поедем домой.
- Не выдумывай, еще рано, - отмахнулась от нее Ира.
Потом Аля стала просить, чтоб Ира спела одна.
- Ирина Николаевна, пожалуйста… Мама, Костик, тише!. - хлопала в ладоши Аля. - Да тише вы, Ирина Николаевна споет!
Ира не стала отказываться: спела не меньше десятка песен (репертуар Майи Кристалинской и Эдиты Пьехи). Ей аплодировали, предлагали выпить за нее. Она была в центре внимания.
- О такой женщине, как вы, можно только мечтать, - шепнул ей на ушко Матвей Зиновьевич. - Поверьте, это я вам говорю.
- Ах, перестаньте! - смеялась Ира. У нее кружилась голова, ей давно не было так весело, как сегодня.
Пока танцевали под "маг" в соседней комнате, старушка-прабабушка в платочке и мамы племянников суетились возле столов, готовя их к десерту. Танцевали старое и новое: и твист, и "еньку", и танго. В медленном танго Матвей Зиновьевич стискивал Ирину руку и время от времени повторял: "Вы очаровательны". Когда папы племянников стали выбивать каблуками чечеточную дробь, лупить себя ладонями по груди и коленям, Дарья Игнатьевна отвела Иру к позванивавшему от пляски окну, подозвала племянника Колю, самого младшего и большеухого. Похлопывая племянника по плечу, поправляя ему ворот рубашки, она говорила Ире, что вот он, этот ее племянник, нынче в десятом классе, что ему уже скоро в институт и что этот его институт целиком и полностью зависит от Иры.
- Ты теперь там работаешь, всех профессоров знаешь. Так что я на тебя, как на себя, надеюсь, - говорила она. - Ты с ними, Ирка, напрямую переговори: надо, мол, устроить. А что за то положено, то и будет. Пятьсот потребуют - пятьсот дадим, больше - значит, больше. Болячка с ними, пускай берут, мы не обеднеем.
- Да, конечно… Конечно, устроим Колю, - не задумываясь, отвечала Ира, - Только никаких денег! Денег никто не возьмет… Ах, все это легко сделать. А куда он хочет? На какой факультет?
- Куда ты хочешь? - спросила племянника Дарья Игнатьевна.
- Да ну… почем я знаю? - пожал плечами большеухий Коля.
- Пристраивай куда полегчей, - решила за него Дарья Игнатьевна. - Куда выйдет, туда и пристраивай. Ему образование надо, а не факультеты.
- Конечно, конечно!.. Я поговорю с деканами, - охотно обещала Ира, нисколько не сомневаясь в успехе данного мероприятия. Ведь действительно она всех знает! Что ей стоит попросить "ми в кубе", или Кулемина, или… В конце концов, можно даже к самому ректору сходить…
- Вот и ладно, вот и ладно. А за мной не пропадет, - улыбалась медным лицом Дарья Игнатьевна.
- Ну что вы!.. Даже не думайте об этом!..
- Да будет тебе стесняться. Эх вы, интеллигенция! Что ты, что Алька моя. Аж трусилась, так в тот институт хотела. А толк какой? Побегала год учительшей - одну головную боль нажила. Теперь хоть дома сидит, так есть кому за Машкой приглядеть.
Племянник Коля не отходил от них - внимательно слушал Дарью Игнатьевну.
И снова все сидели за длиннейшим столом, пили чай. Теперь стол был заставлен кексами, пирожными, вареньем, конфетами, а в центре стола возвышалась башня из чистого шоколада, килограммов на пять, наполненная внутри ромом. Оказалось, что автор сей уникальной башни - Матвей Зиновьевич. Работал он начальником кондитерского цеха в том же ресторане "Фиалка", где завскладом Дарья Игнатьевна. И еще оказалось, что Матвей Зиновьевич и Дарья Игнатьевна уже лет двадцать трудятся плечом к плечу и что они большие приятели. В честь Матвея Зиновьевича тоже были аплодисменты. После чего башню стали кромсать ножом, откалывая от нее бесформенные черные куски. Рты у всех были черными, а чернее всех - у именинницы Машеньки, которая уже проснулась и вновь сидела на коленях у захмелевшего папы.
- Мама, поедем домой, - то и дело повторяла Света.
А Ира то и дело отвечала:
- Не выдумывай, еще рано.
Домой они возвращались в такси. Матвей Зиновьевич еще с утра заказал на шесть вечера такси, и машина точно в назначенный час подошла к дому. Матвей Зиновьевич предложил Ире ехать вместе. Обнаружив, что ее пустая хозяйственная сумка, в которой привезли заводную куклу, заметно потяжелела, Ира запротестовала.
- Чего ты, чего ты! У тебя мужик болеет. Выпишут из больницы коньячком дома полечится, - ответила Дарья Игнатьевна и сама понесла сумку к машине.
Матвей Зиновьевич открыл заднюю дверцу, пропуская Иру в машину, и сел рядом. Света устроилась возле шофера. Дорогой Матвей Зиновьевич пытался взять Иру за руку, она отнимала руку, потом отодвинулась от него в самый угол и отвернулась к окну. Она все еще была хмельна, в голове шумело, и улица, видевшаяся из окна, покачивалась у нее перед глазами вместе с домами и деревьями. Однако это нисколько не мешало ей понимать намерения Матвея Зиновьевича.
- Так мы можем с вами встретиться? Да или нет? - шепнул он, когда такси остановилось возле Ириного дома и он выбрался из него, позволяя выйти ей.
- До свидания, до свидания, спасибо, что подвезли! - громко сказала Ира, сделав вид, что не расслышала его шепотка.
Света тоже вышла из машины и находилась рядом.
- Айн момент, я вам запишу свой рабочий телефон, - улыбался Ире Матвей Зиновьевич. - На тот приятный случай, если вам захочется мне позвонить. Все может быть, и вдруг вам захочется позвонить. - Он полез в карман за записной книжкой.