5
Разговор Хельви и Пыдруса, подслушанный Хаавиком, проходил так.
Пыдрус: - Порой я чувствую себя мальчишкои, у которого на губах молоко не обсохло и который ничего не умеет. Хотелось бы сделать все хорошо, но… Что мы закажем?
Хельви: - Я только выпью кофе.
Пыдрус: - Кофе здесь плохой. Поедим.
Хельви: - Я не понимаю Юрвена.
Пыдрус: - Пожалуй, возьму омлет. Советую и вам.
Вы похудели.
Хельви: - Только кофе. И пирожное, если я выгляжу такой уж тощей.
Пыдрус: - По-моему, цели у Юрвена самые хорошие. Выпьем что-нибудь? Быть может, вина?
Хельви: - Нет, а то я сегодня способна напиться допьяна. Но если вам охота, то закажите.
Пыдрус: - Триста граммов. Это не много. Напиться не поможет. Я не люблю плаксивых людей, а вино делает людей жалостливыми.
Хельви: - На фабрике было лучше. Мне нравится физическая работа. Такая работа, результаты которой можно видеть и рукой пощупать.
Пыдрус: - Значит, договорились: один омлет, два пирожных - потому что вы такая худенькая, - одного не хватит; два кофе и триста граммов вина. Если вы не хотите, я выпью один.
Хельви: - Я все же не понимаю Юрвена. Вижусь с ним почти ежедневно, но сущности его не уловила. Закажите и мне омлет. При условии, что вы съедите одно пирожное.
Помолчали.
Пыдрус: - Я вам благодарен.
Хельви: - Я уйду, если вы будете так продолжать.
Пыдрус: - Извините, вы правы.
Снова тишина.
Пыдрус: - Знаете, что меня больше всего заставляет задуматься? У меня появились новые друзья. Люди, которые раньше на меня зубы точили, теперь выражают свое сочувствие. Неужели они действительно считают меня своим единомышленником? Это было бы ужасно.
Хельви: - Они не считают вас своим единомышленником. Они только надеются, что из вас может выйти их единомышленник.
Пыдрус: - И это ужасно.
Хельви: - Будет ужасно, если вы не обманете их надежд.
Пыдрус: - Нет, я все же дал им основание своей деятельностью. Я подходил к людям как к отдельным личностям и не принимал их как выразителей классовых интересов. Слепой попадет в болото.
Хельви: - Я не сомневаюсь, что вы найдете дорогу, которая выводит с болота.
Пыдрус: - Иногда вы очень жестоки. Я надеялся вы скажете, что я и не падал в болото.
Хельви: - Я рада, что вы не утратили чувства юмора,
Пыдрус: - Мне хорошо с вами.
Хельви: - Вы не первый говорите мне это.
Пыдрус: - Извините.
Тишина.
Пыдрус: - А омлет хорош.
Хельви: - Вам остается еще поговорить о погоде.
Пыдрус: - Критику принимаю. И правда, глупо с моей стороны говорить сейчас об омлете.
Хельви: - Знаете, что я сейчас подумала? Что после того, что произошло, вы никому больше не доверяете. Даже самому себе. Вы подавлены, оскорблены, вы растерянны, а прикидываетесь каким-то… снобом.
Пыдрус: - Возможно, что вы правы. Но сноба я не разыгрываю. И веры не потерял. Я доверяю партийным товарищам. Мадис Юрвен еще не партия.
Хельви: - Вы должны все преодолеть.
Пыдрус: - Если быть откровенным, то я действительно растерян. Понимаю, что я не смог сделать того, что нужно было сделать. Я страдал политической куриной слепотой и не видел людей насквозь. Но… почему меня выгнали, как прокаженного?
Хельви: - Этого многие не понимают. И те, кто проголосовали за предложение Юрвена.
Пыдрус: - Я считал, что нет ничего хуже войны.
Хельви: - И нет.
Пыдрус: - Когда тебя считают предателем, это еще хуже.
Хельви: - Никто не считает вас предателем. Даже Юрвен.
Пыдрус: - Хорошо, что вы пошли со мной.
Хельви: - Это неважно, что я пошла. Когда нам тяжело, всегда приходит кто-то из товарищей.
Пыдрус: - Жаль, что первые годы практики построения социализма я сдал на "неудовлетворительно".
Чертовски жаль.
Хельви: - Я не люблю людей, которые говорят о социализме так, как будто они построили уже несколько коммунистических обществ.
Пыдрус: - Теперь вы позволите поговорить о еде и о погоде?
Хельви: - Налейте мне вина.
Пыдрус: - Закажем еще по омлету?
Хельви: - Нет, больше мы ничего не закажем. Говорите, о чем хотите. Я разрешаю вам все…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Реэт Лапетеус быстро поправлялась, и врачи разрешили ей выписаться из больницы.
Дома она немедленно начала действовать. Весь вечер звонила друзьям и знакомым. Разговаривала и с Энделем Муруком.
В телефоне задребезжал недовольный голос:
- Доцент Мурук слушает.
- Ты меня не узнаешь? Или не хочешь больше узнавать? Скажи честно.
Голос в телефонной трубке зазвучал по-иному.
- Ты, Реэт! Извини. Сочувствую тебе от всего сердца. Завтра же утром заеду к тебе. Как с Лапетеусом? То есть… с Андресом?
Реэт вздохнула.
- Врачи не говорят. Боюсь, что… Ты не представляешь себе, Эндель, что я пережила… Какого адвоката ты посоветуешь?
- Дебина. Крепкий юрист. Настойчивый, со связями. Я говорил со своим приятелем из суда. Он посоветовал именно Дебина. И сказал, что от самого страшного Андреса можно спасти.
Реэт снова вздохнула.
- Из больницы в тюрьму. Я этого не переживу.
Голос Мурука звучал энергично, ободряюще:
- В тюрьму? Нет, Реэт. Этого Дебин не допустит. Между прочим, безупречная биография твоего мужа в руках такого защитника, как Дебин, - козырной туз. Дважды ранен, два ордена, четыре медали, две грамоты Верховного Совета, с десяток служебных благодарностей. Член партии, принадлежащий, так сказать, к республиканскому активу, и так далее. Мы уже немного посоветовались с Дебином, он настроен очень оптимистично. Я понимаю, что тебе сейчас невероятно тяжело, но самые трудные дни, видимо, уже позади.
Реэт оживилась.
- Я знала, что ты меня поддержишь, - тихонько сказала она. - Спасибо, Эндель. Но ты не принимаешь во внимание самого ужасного. Грязи, которую сейчас разводят вокруг меня.
- Наплюй на сплетников. Большинство просто завидуют тебе.
Какое-то время она молчала. Потом прошептала:
- Быть может, процесса и не будет… Андреса могут… отнести из больницы на кладбище.
Реэт всхлипнула.
- Успокойся. Зачем ты рисуешь себе такие страшные картины? Я говорил с врачами. Его состояние не так уж безнадежно. Сейчас ты видишь все в излишне черных тонах. Я еду к тебе.
Держа телефонную трубку возле уха, Реэт подумала, что лучше бы Мурук приехал завтра. В комнатах не прибрано, и сама она выглядит плохо. Почувствовала себя очень усталой.
- Спасибо, - сказала она едва слышно. - Жду тебя завтра. Сегодня мне тяжело говорить. И состояние у меня еще неважное. Врачи не хотели выпускать из больницы. Я дала слово, что буду соблюдать предписанный режим. Когда я могла бы повидать Дебина?
- Да хоть завтра.
- Привезешь его с собой?
- Сперва я должен с ним договориться.
- Думаешь, что он наиболее подходящий?
- Я убежден в этом. Дебин ориентируется в тонкостях закона и умеет воздействовать на судей. К тому же у него есть необходимые знакомства. Он вообще не берется за безнадежные дела. Завтра в одиннадцать я буду у тебя. Если удастся связаться с Дебином, то вместе с ним. Кстати, Дебин делает чудеса для тех, кто умеют ценить его работу.
Реэт усмехнулась, хотя и не видела своего собеседника. Но если бы Мурук сидел здесь, тогда она вряд ли усмехнулась бы.
- Скупиться я не буду. Можешь дать понять ему это. Жду вас. До свидания. Ночь будет ужасная… До свидания.
- Все окончится хорошо. Желаю наилучшего. Поправляйся.
После разговора с Муруком Реэт пошла в гараж, куда дядя распорядился поставить разбитую "Волгу".
Передняя часть машины была сплющена, левая дверца качалась на одной петле. Блок мотора, отброшенный к переднему сиденью, наклонился под каким-то странным углом рядом с искривленной рулевой штангой. Между помятым, искореженным радиатором и воздушным фильтром виднелось динамо. Аккумулятор кто-то снял. От ветрового стекла осталась только узенькая полоска, напоминавшая тупые зубы пилы.
Левого переднего колеса не было. Потом Реэт заметила, что оно стояло у стены. Перекосившийся кузов опирался на шкворень.
Кузов и багажник были во вмятинах. Одно из задних колес неестественно накренилось.
На полу машины, между сдвинутым с места мотором и рулевой штангой, чернело пятно.
"Масло или кровь, - подумала Реэт. - Наверно, кровь".
Потом она огляделась вокруг, беспокоясь за ковры.
Их она в гараже не обнаружила.
Услыхала сзади голос дяди.
- Когда я в то утро вернулся, весь дом сверкал огнями. И в гараже горел свет.
Реэт не повернулась к нему.
- Рама погнута, задний мост разбит, - говорил дядя. - Ремонт будет стоить столько же, сколько новая машина.
- Где ковры? - не поворачиваясь, спросила Реэт.
- В подвале. Один я постирал и почистил. Но огромное пятно осталось. Кровь ничем не отмоешь. А он выживет?
Она пожала плечами. Потом сказала:
- Калекой останется.
Маленький человечек, шаркая, обошел вокруг машины.
- Кто знает, пенсию-то он получил? Посадят. Ну, а если совсем калека, то, может быть, и не посадят.
Реэт промолчала.
- Поднес он тебе подарочек. Этого можно было ожидать. Послушалась бы ты меня вовремя.
Теперь Реэт ходила вокруг "Волги".
Дядя продолжал своим тонким, хнычущим голосом:
- Придется тебе его кормить, ухаживать за ним.
- Утром придет Мурук с адвокатом, - проронила Реэт.