Андрес Лапетеус пришел на собрание, скрывая свое волнение. В ходе совещания оно не угасло, а возросло. Правда, их министерство били не так уж сильно, но, независимо от этого, он не мог успокоиться. Ведь если кадры, за деятельность которых он отвечал, начнут анализировать так же, как это сделали с учителями Пыдруса, то откроется не очень-то радостная картина. Нет, завтра же снова придется просмотреть личные дела своих людей. Вспомнил о Роогасе. Работал он безупречно, однажды ему даже объявили благодарность в приказе министерства, но не является ли Роогас человеком, который непригоден для руководящей работы? Нет, упрекать его за Роогаса никто не имеет права, за майора Роогаса он может отвечать. Но что, если сейчас встанет Юрвен и скажет: смотрите, мол, там, в девятом ряду, сидит Лапетеус, пристроивший на ответственный пост гражданина с очень подозрительным прошлым…
Направляя Роогаса в Вильянди, Андрес Лапетеус ощущал некоторое превосходство над человеком, с которым они в свое время чуть не рассорились. Хотя никто из них не говорил о том инциденте ни слова, у Лапетеуса осталось впечатление, что Роогас не забыл и понимает, как великодушно ведет себя сейчас он, Лапетеус.
В перерыве Андрес Лапетеус переходил от одной группы беседующих к другой, нигде не включаясь в разговор. В вестибюле он заметил одиноко стоящего Пыдруса и в этот момент вспомнил о данных, которых ожидал министр. Наверху в коридоре он встретил Хельви, слегка кивнул ей и поспешил дальше. Министра он не нашел. То, что произошло после перерыва, еще сильнее подействовало на него.
Когда Юрвен попросил проголосовать за то, чтобы лишить Пыдруса права присутствовать на активе, Лапетеус не знал, что ему делать. Оскар Пыдрус - коммунист старше его, фронтовой товарищ, честный человек. Вокруг поднялись руки. Лапетеус не заметил ни одного, кто, подобно ему, держал бы их на коленях. Казалось, что голосование продолжалось очень долго. И Мадис Юрвен, как нарочно, не спешил дать знак опустить руки.
Благодарю. Кто против?
И вновь Лапетеус не шевельнулся. В первом ряду поднялась чья-то рука, затем одновременно еще несколько. Одна из них принадлежала женщине, она притягивала взгляд Лапетеуса. Это была рука Хельви Каартна. До локтя голая и необыкновенно белая.
Не поднял руки Лапетеус и тогда, когда попросили проголосовать воздержавшихся.
Он сказал себе, что до тех пор, пока у него нет полной ясности в отношении Пыдруса, он не имеет права поступать иначе. Перед глазами он все еще видел поднятую руку Хельви, и это действовало на него словно упрек…
Вдруг он вспомнил, что Оскар Пыдрус был одним из тех, кто рекомендовал его в партию. Нет, вспомнил он об этом не сейчас. Это мелькнуло в сознании еще в то время, когда Юрвен заговорил о блокноте Пыдруса, но тогда Лапетеус подавил эту мысль. Как бы защищаясь от всего, что царапало душу. Так он привык вести себя.
4
- Я увидел их сразу, когда они вошли. Меня они не заметили. Им было не до встречных.
Виктор Хаавик ожидал, что скажет Лапетеус. Но тот молча раскуривал новую папиросу.
- Некрасиво, конечно, сплетничать за спиной, - продолжал Хаавик, - но ведь я говорю не базарным торговкам, а тебе. Ты, надеюсь, не пойдешь оповещать об этом весь мир. Хельви и Пыдрус сели рядом со мной, за перегородку. Я слышал все, о чем они говорили. Неловко получилось, но не мог же я заткнуть себе уши. А им, кажется, было абсолютно безразлично, слышат их или нет.
Андрес Лапетеус хотел сказать, что его не интересует, что делали или о чем говорили Хельви и Пыдрус. И вообще ему претило поведение Виктора Хаавика. Но все же он не остановил своего друга.
- Честно говоря, под конец их беседа меня заинтересовала. Должен признаться, что до этого разговора, невольным слушателем которого я стал, такие понятия, как "классово чуждые элементы и их покровители", были для меня абстрактными терминами. Теперь я кое-что соображаю. Сперва подумал, что два фронтовых товарища случайно встретились на улице и пришли поболтать за чашкой горячего кофе. Потом я уже так не думал. Встреча Пыдруса и Хельви была не случайной.
Зачем Виктор так говорит? Лапетеус поглядывал на друга и недоумевал. Тот вошел в азарт. Его молодое, мягкое и овальное лицо раскраснелось больше обычного. Он все время смотрел Лапетеусу в глаза, и тот почему-то чувствовал себя скованно.
Виктор Хаавик не совсем точно передал то, какие мысли вызвало у него появление в кафе Хельви и Пыдруса. Прежде всего он был удивлен. При виде Хельви Каартна Хаавик всегда испытывал скрытое волнение и одновременно ревность к тому, кто ее сопровождал. Хельви была не единственной женщиной, которая вызывала у него такие чувства. Она была одной из тех, с кем Хаавик с удовольствием переспал бы, и в свое время он страшно завидовал Лапетеусу. Теперь Хельви не действовала на него так сильно, но все же волновала. "Ишь ты, кобель", - с удивлением уставился он на Пыдруса. Приготовился поздороваться и был разочарован, что его не заметили.
- Они яростно критиковали товарища Юрвен.
Были недовольны всем. И недавним активом, и заседаниями бюро, всей политикой партии. Подбадривали и подзадоривали друг друга. Мне было все труднее их слушать. Я никогда не поверил бы, что Пыдрус может так противопоставить себя партии. Ты не узнал бы Хельви. Говорю тебе: радуйся, что ты на ней не женился.
Наконец Лапетеус произнес:
- У Пыдруса сейчас тяжелые дни.
- По-моему, товарищ Юрвен прав: Пыдрус один из тех, кого называют "нетвердым товарищем". Не хочу сказать больше. Он влияет и на Каартна. Жаль Хельви. Она была славная девушка. Видимо, Пыдрус у нее сейчас вместо тебя.
Последняя циничная фраза Хаавика вызвала раздражение Лапетеуса.
- При мне… о Хельви так не говори, - с упреком буркнул он. И подумал, что следовало сказать резче.
- Извини, Андрес. Ты всегда был джентльменом. Не стану больше говорить о них. Извини, старик, если я тебя задел. Но их поведение вывело меня из себя. До чего мы докатимся, если позволим классовому врагу поднять голову?! Я беспартийный, но теперь я вступлю в партию. Ты дашь мне рекомендацию? Я поэтому тебя и разыскал.
- Дам, конечно.
- Спасибо. Я не сомневался, что ты не откажешь. Вместе воевали. Помнишь, как мы защищали развалины дома? Я еще Красную Звезду получил. Да тебе напоминать не надо. Мы же все время тесно связаны. До сих пор я не чувствовал себя созревшим для вступления в партию. Теперь я не могу иначе. Мое место, место фронтовика и сына жертвы фашизма, не в рядах зрителей. Да я никогда и не был посторонним зрителем. В первый советский год я участвовал в строительстве новой жизни от всей души. Не люблю хвалиться, но в Средней Эстонии меня знали больше, чем председателя исполкома. Если бы я не считал коммунизм будущим общества, разве пошел бы я добровольцем на фронт?! Тебе нет смысла обо всем этом говорить, ты знаешь меня так же хорошо, как знаю себя я сам.
Андрес Лапетеус не прислушивался к словам Хаавика. Он думал о поднятой руке Хельви. Хельви крайне прямолинейна. Она способна идти напролом. И если бы Хельви на собрании сидела рядом с ним, если бы между ними ничего не произошло, тогда и он полез бы на рожон. И голосовал бы за Пыдруса. И, быть может, они пошли бы в кафе втроем. Нет, Виктор знает, что говорит: женитьба на Хельви оказалась бы ошибкой.
- Тебя я знаю и понимаю твой гнев против классовых врагов, - торопливо сказал он. - Я не отношу к ним Пыдруса и Хельви, особенно ее. Она замечательная девушка. А Пыдрус пусть обвиняет не других, а себя. На собрании он сам признался, что был слеп и не заметил, как классово чуждые элементы захватили в школах ключевые позиции. И что он не учел факта обострения классовой борьбы на теперешнем этапе нашей жизни. Юрвен прав, утверждая, что главная ошибка деятелей вроде Пыдруса в том, что они отдалились от народа, что они в своей работе не опираются на указания Сталина. Даже недооценивают их.
Неожиданная разговорчивость Лапетеуса показалась Хаавику немного странной. Он решил, что причина - его рассказ и что Лапетеус до сих пор неравнодушен к Хельви.