Когда спустились по противоположному склону к лесу, увидели на опушке большой костер. Вокруг него стояли и сидели ребята.
- Прорубились, - сказал Садыков и крикнул: - Эй, жигиты, просека готова?
- Только что кончили! - поднялся сидевший с ребятами у костра Ипат. - Можно дальше ехать. В общем и целом все у нас, слава богу, благополучно!
Глава 27
Что-то у нас плохо организовано!
Ипат Крохалев ошибся. Не все благополучно было в автоколонне. Первым это увидел Полупанов, когда подошел к костру с шалашом.
- А где же?.. - дрогнуло лицо шофера.
На месте, где стояла его четырехтонка, сидели на корточках шоферы, курили, поплевывали и теперь уже говорили о заднем мосте и коробке скоростей.
- На твоей Мефодин уехал. Ты же просил его, - оказал Вадим, поняв вопрос Павла.
- Что я просил? Ничего я не просил! А вы Мефо-дина к машине допустили?
- Да ты что? - поднялись водители. - Ты, брат, не шути!
- Что случилось? - подошел Садыков.
- Не поймешь, что и случилось, - ответил Вадим. - Сидим мы на подножке его "ЗИСа", курим. Приходит Мефодин и говорит: "Чешите к чертям с машины! Меня Пашка просил руль проверить, люфтует лишнее, и тормоза подтянуть". Мы, конечно, слезли, а он полез в кабинку.
- Товарищи, не было у меня такого разговора с Васькой! - прижал Полупанов руки к груди. - Не было! Я сам ее на ключ запер. Вот он, ключ!
- На прямую соединил, вошь поганая! - сверкнули узенькие глаза Бармаша.
- Зачем на прямую, у Васьки тоже ключ был! - удивился Вадим. - "Вот, говорит, мне Полупанов ключ дал". Как тут не поверишь? Покопался чего-то в кабине и завел мотор: "Надо, говорит, на ходу проверить". И уехал.
- Угнал, гад, машину! Вот кого мы на дороге видели! - крикнул зло Воронков.
- У меня сердце все время не на месте было. Так мне не хотелось Васькину машину брать. Без души брал! - Полупанов сердито посмотрел на Садыкова. - Ваську-то тоже надо понять.
- "Понять, понять!" - передразнил его раздраженно Воронков. - А сам недопонимаешь, товарищ Полупанов. Отрыжка твой Мефодин! Тысяч на десять продуктов уволок, и машину по частям продаст. Это в каком разрезе надо понимать?
- В таком разрезе, Илюша, - мягко вступилась Марфа, - что если ты сегодня поверил человеку, завтра он сам в себя поверит. И горы своротит! Мефодину, понимаешь, до зарезу доброе слово нужно было. А мы сказали ему это слово? Только и слышал: "Смотри, Мефодин, да смотри, Мефодин!"
- Вот это верно, - невесело откликнулся Гру-шин. - И жил парень с перегретыми подшипниками.
- Товарищи! Товарищи же! Кого вы защищаете? - возмущенно взмахнул руками Воронков. - Послушайте лучше нашего товарища корреспондента. Он Мефодину ораву правильную характеристику выдал. Законченный алкоголик и хулиган! А теперь вон до чего докатился! Ваша правда оказалась, товарищ Чупров.
Борис отвернулся. Он не почувствовал себя правым и после слов Воронкова. Он попробовал вообразить, как Мефодин угоняет свою "авторитетную машинку". На озорном лице злорадная улыбка, крохотная "бобочка" лихо сдвинута набекрень, прищуренные глаза издеваются. И все-таки не пропало, а разрасталось в душе чувство вины.
- Ай-яй-яй! - тихо, со скорбью произнес кто-то в темноте, и к костру подошел Шполянский. Его выпуклые глаза, нашитые на лицо бусины, поблескивали желтой искрой. - Як узнав я, шо Васылёк выпрягся з нашого, как оказать, коллективного возу, так зараз подумав: ай-яй-яй! А за казаха з козою слыхали?
- Ты иди, Шполянский, занимай свое место, - покосился недобро Садыков. - Сейчас тронемся.
Шполянский сочувственно всем улыбнулся и ушел.
- Сердце сигнал дает, что этот сын собаки в ме-фодиноком деле по уши сидит, - сказал Садыков. - А как доказать, чтобы его за ушко и на солнышко?
На поляну выехал директорский "козлик". Корча-ков ездил осматривать законченную просеку. Выпрастывая себя из машины, он загремел:
- Что же это у нас происходит? Машины начали угонять. Этого только не хватало! Чью машину он угнал?
- Свою, понимаешь! - вздохнул Садыков.
- Сплошная экзотика! Новый вариант "Бэллы"! - засмеялся Неуспокоев, гревший над костром руки. - Не у Казбича угнали Карагеза, а Казбич угнал своего Карагеза.
- А ты что ж молчишь, сержант? - обратился директор к Воронкову.
Илья потер лоб, откашлялся;
- Я говорил уже, Егор Парменович, что проявили мы политическую слепоту. Мефодин в моральном отношении не на должном уровне, а мы его на самотек пустили. Не охватили!
- Проявили, пустили, не охватили! - ожесточенно дернул ус директор.
- Точно! Не охватили! Будем выправлять положение. Конечно, в обстановке политической я трудовой активности!.
- Протокольно как-то говоришь, Воронков. Готовыми формулировочками шпаришь! Откуда это у тебя?
- Я же в армии комсоргом был. На таком деле без формулировочек нельзя, - ответил серьезно Воронков.
Егор Парменович вдруг почему-то мелко задрожал, закрыв ладонью рот. Борис с удивлением посмотрел на него и понял. Директор хохотал беззвучно, задыхаясь от смеха.
- Называется - оправдался. Ох, не могу! - выдохнул он тоненько, вытирая выступившие от смеха слезы.
- Я ему, черту патлатому, покажу формулировочку! - заорал Воронков, подбежал к директорскому "козлику" и кинул себя на шоферское сиденье. - Он у меня как миленький вернется, будьте покойны! Разрешите догнать, товарищ директор? В лепешку расшибусь, а догоню! И мордой, мордой об радиатор!
В глазах Ильи металось хмельное, ноздри раздувались.
- Теперь ты по-человечески заговорил, - довольно раскинул кулаком усы Егор Парменович. - А глазищами цыганскими чего сверкаешь, будто за конокрадом гонишься? Не разрешаю! Он несется сломя голову и впрямь в лепешку может разбиться. А тебе это зачем? И знаешь, друг, мало что изменится от этого. Прозевали мы Мефодина? Что-то у нас плохо организовано! Всё дела, дела, а люди когда же?
Директор махнул рукой и пошел к газику, крикнув Садыкову:
- Будем трогаться, Курман Газизыч!
Глава 28
"Слезы шофера"
Просеки, прорубленные в недрах леса, казались узенькими тропками, и Борису с трудом верилось, что по этим щелям пройдет громоздкая автоколонна. А она начала уже свой марш по лесу. В низовом, тяжелом ветре смешались свежий запах смолы и горечь бензиновой гари. А поверху летели в ночь, меж соснами, огромные и сердитые шмели: наплывало гуденье моторов. И вдруг темная стена сосен отворилась, выбросив сноп света. Машины вышли из леса. И тотчас кто-то встал рядом с Борисом. Это была Шура.
- Вы поедете со мной. Хорошо? - просительно сказала она.
Борис молча кивнул, скрывая радость. Все острее и острее чувствовал он необходимость ежеминутно видеть ее, слышать ее голос, просто ощущать ее рядом. Он вздрагивал от нежности, даже когда на него падала ее тень; он безошибочно узнавал ее голос в хоре других голосов по тому волнению, которое охватывало его.
Они на ходу сели в тихо двигавшийся, вернувшийся из рейса в школу санитарный автобус. Там был Неуспокоев, и он подхватил Шуру в дверях. Увидев Бориса, прораб прошел в дальний конец и сел, отвернувшись к окну. Все они расселись в разных местах, как чужие люди, и долго молчали. Шура часто взглядывала на спину отвернувшегося Неуспокоева, и на переносице ее появилась морщинка, какой раньше Борис не видел.
Автобус шел уже полным ходом, его дергало и мотало во все стороны, мелкая щебенка щелкала по кузову. Молчание натягивало нервы, и Борис не выдержал.
- Посмотрите сюда, Александра Карповна, - указал он в окно.
В автобусе не было огней, и горы были еще ясно видны.
- Видите, две жуткие, исковерканные скалы друг против друга? Когда не бывает луны, ночкой потемнее они сходятся и зверски дерутся, калечат друг друга. Не верите? Честное слово! Поэтому они такие исковерканные, изломанные, вывихнутые. Эх, черт, вот бы посмотреть драку скал! Почему они дерутся? Они полюбили одну и ту же девушку.
- Ну и фантазия у вас! - покосилась на него Шура, и глаза ее блеснули в полутьме, засмеялись.
- А теперь вон туда смотрите, - повел Борис пальцем по стеклу, пытаясь указать на угрюмую гору, куполообразная вершина которой блестела как костяная. - Видите, голый череп, низкий лоб, жесткие морщины на щеках? А глаза, подлец, спрятал! Это старый отставной палач или сам Вий. Такое если приснится ночью!.. - Он засмеялся.
Шура тоже засмеялась и крикнула Неуспокоеву:
- А вы видите Вия, Николай Владимирович?
Прораб не обернувшись пожал плечами. Шура нахмурилась и, остро щелкнув замочком сумочки, решительно встала. Покачиваясь на дергающемся полу автобуса, она подбежала к Борису, села рядом, обняла за плечи и горячо зашептала:
- Выпрыгнем, когда до обрушившейся скалы доедем? Хорошо? И встанем там… Покажем машинам край… Борис Иванович, милый, ну пожалуйста! - обжигала она щеку Бориса горячим дыханием.
И Борис, счастливо улыбаясь, молча, медленно опустил ресницы: "Вы еще спрашиваете? С вами куда угодно!"
На шепот Шуры обернулся Неуспокоев, включил свет и посмотрел на них подозрительно и ревниво. Они сидели, как и прежде, далеко друг от друга, но во взглядах, которыми они обменивались, был веселый сговор.
Автобус вошел в горную щель. Свет фар запрыгал по черным с прозеленью скалам. Борис распахнул дверь и выпрыгнул. Ветер сорвал с него шляпу, и она, подпрыгивая, унеслась. Он обернулся на слабый вскрик, успел подхватить выпрыгнувшую Шуру и услышал испуганный, ревнивый голос Неуспокоева:
- Куда вы, сумасшедшая?