Затем мигнул красным глазом уходивший автобус, и они остались вдвоем в угрюмом ветреном ущелье. Взявшись за руки и раскачивая ими на ходу, как расшалившиеся дети, они, смеясь, пошли в сторону "Слез шофера". Шура, сбросив неудобные боты, была в туфлях на толстой подошве. Она шла легко, радостно припрыгивая, порываясь бежать, и Борис робко и жадно косился на ее фигуру, проступавшую под облепляемой ветром одеждой, на ее круглые колени, обнажаемые раскинутыми полами.
Вышла молодая, озорная луна, и стало видно, что дорога качнулась не крутым, но длинным уклоном. Лес внизу смутно чернел под луной густой щеткой. Здесь и нагнала их очередная машина. Испуганно повизгивая тормозами и скуля мотором прошел большой самосвал. За ним осторожно, как на цыпочках, прокрался бензовоз. А шедшая за ним кузовная машина, тяжело нагруженная станками, пошла неверно, налезая правым крылом на скалы и обдирая об них борт. Задний ее скат пополз к уклону. Шура вскрикнула и кинулась к машине. Борис успел схватить ее за локоть и рвануть к себе.
- Нет уж, не мешайте! - сердито крикнул он. Машина выровнялась, вцепилась в дорогу всеми четырьмя колесами и, пахнув горячим ветром, скрылась в темноте. Отброшенные ею камни бесшумно полетели вниз.
Лицо Шуры было бледно при луне.
- Дайте мне руку, - сказала она.
Руки их снова встретились. Борис вздрогнул и нахмурился.
- Вы не обращайте внимания, что у меня рука дрожит, - засмеялась она вздрагивающим смехом. - Думаете, от страха? Страшно, конечно, но почему дрожу - и сама не знаю.
Борис смятенно молчал. Трудно быть спокойным, когда влажный весенний ветер плещется в камнях, как река в половодье, когда лукавая весенняя луна то спрячется за тонкое облачко, то снова выглянет, то отдалив, то приблизив милое побледневшее лицо, и когда в руке твоей вздрагивает узкая теплая девичья рука.
Они шли молча, обгоняемые машинами. Ущелье сделало поворот, они увидели обрушившуюся скалу и остановились, удивленные. Дорога со стороны пропасти была обставлена железными бочками с растительным маслом, деревянными бочатами с селедкой, поставленными на-попа ящиками с консервами и папиросами. На бочке с селедкой, равнодушно спустив ноги в пропасть, сидел статный парень в туго подпоясанном широким армейским ремнем белом полушубке, в галифе, сапогах и аккуратной шапке-ушанке. Такими наши художники рисовали во время Отечественной войны молодецких офицеров и сержантов.
Он скучающе покачивал ногой и насвистывал "друзей-однополчан".
- Что здесь происходит? - подходя, спросил Борис.
Человек в полушубке быстро обернулся и чуть было не свалился в пропасть со своего пахучего сиденья, увидев в голубом лунном дыме мужчину с длинными волосами, вставшими от ветра дыбом, и девушку, закусившую зубами рвущуюся с головы косынку. Испуганно разглядывал он городское пальто мужчины, щегольской, с оленями на груди свитер девушки и ее белую лаковую сумочку. Как занесло этих явно городских людей в безлюдные горы в шальную ветреную ночь? А Борис уже узнал завхоза, недавно демобилизованного старшину, я закричал командирским разносным голосом:
- Так-то вы, товарищ старшина, несете караульную службу? Подпустили посторонних людей вплотную к охраняемому объекту?
- Товарищ корреспондент? Вы? А это вы, товарищ доктор? - облегченно засмеялся завхоз. - Ох, и напугали! Я подумал было, не диверсанты ли какие, а я без оружия.
- А вы что, селедками фарватер отмечаете? - тронул Борис бочку.
- Здо́рово придумано? Теперь шофер как за перилки руками держится, - гордо ухмыльнулся завхоз.
- Выдумка неплохая. А чья?
- Тут не разбери-поймешь! - засмеялся завхоз. - Начал этот сабантуй Воронков. Знаете такого? Бывший сержант, мы с ним из одной части. Поговорил Илюшка с комсомольцами, встанем, мол, по краям обрыва, чтобы указывать шоферам опасный рубеж. Одним словом, как на фронте: здесь "разминировано", а здесь "берегись, мины!" Ребятам лестно, конечно, в герои попасть, они сейчас же посылают к деду, к товарищу директору то есть, делегацию: так, мол, и так, разрешите нам этот акт самопожертвования! Мы под танки, обвязавшись гранатами, не бросались, амбразуры в дотах своей грудью не закрывали, так разрешите нам хоть на краю пропасти вместо столбов встать.
- Сочиняете, старшина! - подмигнул Борис завхозу.
- Самую малость если. Я их слов не слышал, но считаю, что геройское дело и слов геройских требует! А по-вашему, как? А дед покрутил усы да как жахнет по ним и фронтальным, и кинжальным, и косоприцельным! Да вы что, говорит, психически больные? Неужели мы пустим машины по краю гибели без техники безопасности? Мы уже послали людей обставить по способу товарища Садыкова бочками и ящиками вое опасные и подозрительные места. Спасибо вам, но пока вашего геройства не требуется. А вот на целине-потребуется!.. Видите, как получилось? Разберись тут, чья выдумка? - Завхоз полез в карман и вытащил пачку "Дели". - Получка еле-еле, а курим "Дели". Закуривайте, товарищ корреспондент. А вы как на дороге очутились, не пойму я что-то?
Борис гмыкнул:
- Отстали. Случайно.
- Бывает, - деликатно отвел глаза завхоз, явно подумав о чем-то очень веселом.
Шура села на ящик, сразу почувствовав усталость, пустоту и холод в душе. Что-то отнято, что-то погасло. Исчезло в душе летящее чувство, и опять все стало будничным. И она рассердилась на себя, когда от вкусного селедочного запаха у нее вдруг разыгрался хороший аппетит.
А мимо шли машины: с прицепным инвентарем, станками, телогрейками, сапогами, матрацами, кирпичом, лесом, книгами, папиросами, консервами. Они шли уверенно, и лишь один раз, когда одна из них так чиркнула бортом по скале, что затрещало дерево, Шура запоздало ахнула, но ее успокоил завхоз:
- Напрасно нервничаете, товарищ доктор. Теперь у них дорожка верная.
Шура встала. Ей стало скучно и досадно на что-то. Она раздраженно крикнула Борису:
- Борис Иванович, вы нанялись селедочные бочки охранять? Я пошла!
Досаду, пожалуй, она чувствовала именно на Бориса. Водит большим носом по записной книжке, записывая что-то при луне, и не замечает, как двусмысленно поглядывает на них завхоз. Борис поспешно захлопнул книжку, но уйти им не удалось.
Из-за скалы выскочил на дорогу весь "большой хурултай". Крохалевых: отец, мать, Виктор и Тоня. Некоторое время люди удивленно смотрели друг на друга, потом Ипат спросил с трепетной надеждой в голосе:
- Петуха не встречали?
- Какого петуха? - обалдело посмотрел на него завхоз. - Да вы чего, правда?
- Петушок у нас из клетки вырвался и залился по дороге. Такое горе! - расстроенно объяснила мать.
- Пропала моя птицеферма местного значения! - сокрушенно шлепнул по бедрам Ипат. - Ты гляди, какая неудача!
Завхоз странно икнул и захохотал, застонал, схватившись за голову:
- Лиса вашим петухом закусила!.. Ой боженька, вчетвером за одним петухом гоняются!..
Теперь засмеялись все, даже Крохалевы, кроме Тони. Она надменно вскинула голову:
- Довольно глупый смех!
- Ух ты… какая! - оборвав смех, восхищенно прошептал завхоз. - Да вы не горюйте, девушка, я вам десяток петухов доставлю.
- Даром не надо твоих петухов, дитенок, - вздохнул горько Ипат. - Тут настоящего петуха нет. Ни хвоста, ни кукареку, ни ухажерского таланту. Наш-то забияка был и ворюга, каких поискать еще. А голос - что у дьякона!
- Наш-то хоть маленький был, а ё-ёрник! - вздохнула и мать.
Завхоз снова заикал, но захохотать не успел. Из-за скалы вышел Неуепокоев.
Он подошел к Шуре и спросил спокойно, но кривя некрасиво рот:
- Зачем вы выпрыгнули из машины?
Шура виновато улыбнулась и в смущении подняла плечо к наклонившейся голове. Она не знала, что ответить. Борис громко задышал и двинулся к девушке. Неуспокоев встретил его вызывающим взглядом и опустил руки в карманы пальто, оставив снаружи большие пальцы. Он ждал, пошевеливая высунутыми пальцами, и его тень от яркой луны тоже шевелила пальцами, длинными, как хвосты озлившихся котов. Борис молчал, ревнивая ненависть перехватила горло.
- А если крушение, если раненые и покалеченные люди валяются на дороге? - зловеще растягивая слова, спросил Неуспокоев, переводя взгляд на Шуру.
- Крушение? - прошептала Шура, прижав руки груди. И закричала, рванувшись бежать: - Где крушение?.. Пустите, да пустите же! - била она по рукам перехватившего ее Неуспокоева.
- Нет крушения, и раненых нет! Я выдумал! - крикнул прораб, напуганный ее порывом.
И когда Шура перестала рваться из его рук, он напряженно улыбнулся:
- Извините, напугал вас. Глупая, конечно, шутка. Я знаю, зачем вы здесь. Боже мой, все рвутся совершать подвиги! А ваше геройство, ваш самоотверженный порыв заменили, как видите, бочкой с селедкой. И проще, и легче, и скучнее.
Шура молча, не мигая смотрела ему в лицо, в его глаза, полные холодного лунного блеска.
- Что вы так смотрите на меня? Сердитесь? Не надо, - ласково взял он ее под руку. - Идемте. Колонна стоит недалеко.
Шура не шевельнулась, потом медленно освободила руку и пошла одна.
- А почему колонна стоит, товарищ прораб?! - крикнул завхоз.
- Дальше хода нет. Дорогу размыло, - любезно улыбнулся ему Неуспокоев.
- И еще новость! Васька Мефодин поймался. Допрыгался! - мстительно сказал Виктор.
- Как поймался? Кто его поймал? - вынырнул Борис из омута ослеплявших и оглушавших его чувств.
- Вы же слышали: дальше дороги нет! Нет, нет дальше дороги! - со злой настойчивостью повторял за его спиной Неуспокоев.