- Никакой закон не мог предвидеть, что так сложится с посевами…
- Да, но сложности жизни никому не дают права нарушать закон. Виновные должны быть и будут наказаны!
Джамалов постоял еще немного, как бы ожидая реплик с мест. Видя, что никто ничего не собирается сказать, он, мягко ступая, попятился к двери и вышел.
Муминов посмотрел на Рахимджанова, взгляды их встретились. Тотчас Рахимджанов встал, откинул со лба волосы. Он уже не раз намеревался вмешаться в разговор, но все не находил удобного момента. Постепенно для него стало очевидным то, о чем он уже не однажды слышал и догадывался: секретарь райкома расположен к этому молодому председателю и надеется его выгородить. Этим, как теперь ему стало совершенно ясно, и объясняется строгое указание секретаря обкома: проявлять твердость и непримиримость.
А тут еще прибавилось это злосчастное дело с трубами!
Правда, когда он побывал в Чукур-Сае, в душе зародилось сомнение. Но ведь секретарь обкома говорил недвусмысленно: выявить и наказать виновных. К тому же и его намек насчет покровителей тоже подтвердился теперь, после столкновения прокурора с секретарем райкома. Оказывается, не первый раз Муминов берет председателя под защиту, и секретарь обкома, хоть и новый человек в области, видать, хорошо осведомлен обо всем этом.
Рахимджанов медленно прошелся по кабинету и остановился перед Муминовым.
- Простите, Эрмат Муминович, - начал он. - Я, конечно, пока не знаю всей сложности здешней обстановки. Но на вашем месте я не защищал бы с таким упорством этого Каримова.
Он сделал ударение на последних словах.
- Почему же? - Муминову едва удалось сдержать нервную дрожь. - Разве у нас слишком много дельных и честных председателей?
- Но разве не каждый руководитель должен отвечать за свои проступки?
- Конечно, каждый. Однако прежде следует доказать его вину.
Рахимджанов покачал головой и улыбнулся - так взрослый улыбается безвредной шалости ребенка.
- Хорошо, допустим. - Он сел, не спеша раскурил папиросу. - Насилие над шофером, возможно, еще следует доказать юридически. Пока не коснемся и вопроса о трубах, хотя тоже, знаете, дело весьма серьезное. Но то, что председатель разрешил вести машину юноше, мальчику… Это, согласитесь… На вашем месте за одно это, за безответственность, я исключил бы Каримова из партии!
- Вряд ли.
- Как так?!
- Исключением из партии, как известно, ни вы, ни я и никто другой единолично не ведает.
Лицо Рахимджанова на мгновение залилось краской. Он резким движением сломал спичку, но сразу спохватился, пошутил, с натянутой улыбкой:
- Выходит, по головке остается погладить вашего председателя?
- Этого я, кажется, не предлагал…
- Нет, позвольте! - Рахимджанов как-то весь подобрался. - У меня складывается убеждение: вы не уяснили себе всей трагичности происшедшего. А я здесь уже не первый день, разговаривал со многими…
- И разговаривали с отцом Шарофат?
- Нет… Я разговаривал с ее мужем. Достаточно, по-моему. И в такой трагический момент вы решаетесь выгораживать председателя, главного виновника! Согласитесь, это же бесчеловечно! - И снова встал, засунул руки в карманы.
- По-моему, - Муминов тоже поднялся со стула, - бесчеловечно, если мы, не доказав виновности, погубим человека.
Рахимджанов пожал плечами с видом недоумения, и Муминов вдруг отчетливо понял: он ничего не сумеет внушить или доказать этому элегантному человеку с копною молодых непокорных волос.
- Хорошо. Перейдем к делу, - Муминов сел. - Вы видели, что творится в Чукур-Сае?
- Да. Но, полагаю, то, что происходит там, никого не выгораживает и не обеляет.
- Значит, вы требуете…
- Не я требую, - секретарь обкома!
- Чего именно? Немедленно снять с работы председателя и отдать под суд?
- Требование секретаря обкома, - внушительно произнес Рахимджанов, - применить к виновникам происшедшей катастрофы то, чего они заслуживают.
- В таком случае прошу вас передать ему: я решил не торопиться с выводами и беру всю ответственность…
- Позвольте, - перебил Рахимджанов. Он нахмурил густые брови, слегка повысил голос. - Позвольте мне самому определить, что я доложу секретарю обкома. И мне кажется, - он поглядел в окно, - оставаться здесь мне больше незачем. Надеюсь, дадите возможность уехать?
- Моя машина в вашем распоряжении. Я еще побуду в колхозе.
- Благодарю.
Муминов молча проводил Рахимджанова и Джамалова до ворот, холодно простился. "Вот и уехали, - подумалось ему с грустью. - Думают, сделали дело… А по существу, запутали все вконец".
Около правления его встретили Муборак и Мутал. Муборак вопросительно глянула ему в глаза. Мутал, казалось, сделался еще пасмурнее. Муминова это, наконец, взорвало.
- Послушай, друг мой, - Муминов подошел вплотную к Муталу, снизу вверх: твёрдо глянул ему в глаза, - Ты что это снова раскис, будто в воду опущенный? Нет, погоди! - почти закричал он, когда Мутал начал медленно поворачивать голову, отводя глаза. - Если все, что ты мне говорил, правда, то не имеешь права опускать руки! Выше голову, да за дело! Понятно? Все!
Мутал зачем-то поправил ремень на брюках, грустно улыбнулся.
- Понятно, Эрмат Муминович. Я же, вы видите…
- Вижу, все вижу, дорогой! - уже немного ласковее проговорил Муминов. - Но этого мало. Нужно еще отстоять свою правоту. Бороться за жизнь Шарофат. Сам знаешь, сколько дел… Ну, зайдемте в правление. Подумаем вместе, какая вам нужна помощь. А, товарищ парторг?
Он посмотрел на Муборак и сразу же смущенно отвел глаза. В ее взгляде были радость, восхищение, торжество.
- Спасибо вам, Эрмат Муминович! Большое спасибо!..
VII
В этот день Усто Темирбек расстался у ворот правления с секретарем райкома, председателем и парторгом, чтобы на минутку забежать домой.
В родном кишлаке он обосновался уже после войны, а прежде, в молодости, долго жил в городах, скитался без дома и семьи, как настоящий дервиш, В городах научился он всяческим ремеслам, откуда и пошло его теперешнее прозвище - Мастер, Искусник. Женился Усто к сорока годам, и старший сын сейчас только еще заканчивал седьмой класс.
Едва Усто переступил порог, как на него навалились домашние заботы. У жены вышли все дрова - пришлось спилить старое, дуплистое дерево в углу сада, наколоть дров, перетаскать их. Потом огород полить, там еще что-то…
Уже перед закатом солнца он привел, наконец, все в порядок и почувствовал успокоение на душе. Накинув просторный халат, вышел на улицу. Солнце уже коснулось гребня холмов, длинные тени легли на землю. Кое-где ворота домов были раскрыты, на устланных кошмами супах сидели за чайниками кок-чая седобородые степенные старики. С одними Усто коротко здоровался, с другими заговаривал, шутил. Порой присаживался на супу; выпив пиалу чаю, шагал дальше.
Проходя мимо правления колхоза, он увидел в воротах Тильхата с метлой и ведром воды.
- Ну, как, брат, настроение? - окликнул его Усто.
Тот, размахнувшись, выплеснул воду на улицу, нехотя отозвался:
- Э, какое там настроение…
- Что же, опять кокнар подорожал?
- Поверите, Усто-ака, за рубль даже фунта не достанешь!
- Ага, значит, не продешевил, что продался за фунт?
- Чего? - Тильхат вздрогнул, точно ему в лицо брызнули холодной водой, разлепил сонные глаза.
- А что, неправда?. - Усто цепко взял его за плечо, притянул к себе. - Вечером приду, разговор есть. Да чтоб голова была свежая!
- Зачем разговор, Усто-ака? - высвобождая плечо, недовольно протянул Тильхат. - Лучше бы уж подкинули щепотку…
- Щепотку тебе?! - придвигаясь, с шутливой угрозой проговорил Усто.
Наркоман попятился, ощерился:
- Ой-ой, и шутник же вы, с тех пор как бригадиром сделались!
Усто хотел было снова тряхнуть его, но тут со скрипом распахнулась калитка напротив и на улицу ступила Апа.
В мире было, пожалуй, всего два человека, которых Усто по-настоящему не любил. И один из этих двух - Апа.
- А, это вы, дорогой Усто! - воскликнула она, разыгрывая изумление. - Приехали?
- Приехал, как же…
- Может, заглянули бы к нам? - Она вышла на улицу, притворила калитку, раскосыми недобрыми глазами быстро оглянула Усто и Тильхата. Затем прибавила: - Милости просим!
- Спасибо, рад бы, но дела! - Усто развел руками.
- Небось уже слышали о постигшем нас горе? И что же теперь скажете? - Ноздри у Апы слегка раздулись и задрожали. - Вы, можно сказать, были костылем в руках нашего уважаемого раиса. И вот его проделки: стольким семьям принес горе!..
- Что ж… - Усто вздохнул. - Поживем, увидим, что к чему.
И он зашагал прочь, запахнув халат. Уже сворачивая в переулок, услышал, как Апа допытывается у Тильхата:
- О чем он тебе… этот громила?
"Пойти сейчас, подергать за волосы старую болтунью? - мелькнуло в мыслях Усто. - Ладно, еще доберемся! Не надо быть на них похожим".
Успокоиться он все же не мог. Дело в том, что Абдурахман-мираб, хоть и старше годами, был его близким другом. Мало того: Усто по-отцовски горячо любил не только Шарофат, но и ее мужа Валиджана, который еще ребенком часто оставался под его присмотром. Но не меньше, чем их, любил старый Усто и председателя Мутала.