- Одну минуточку, Елена Ивановна! - сказал Бороздин. И, обращаясь к Лампии, он разъяснил, что Елена Ивановна Смолкина приехала в колхоз не для того, чтобы спорить с каждой, которая тут вести себя не умеет. - Ты чего шумишь? - сказал он Лампии. - Твое дело не спорить, а изучать опыт лучших людей в деле выращивания скота. Елена Ивановна правильно говорит: свиней кормить надо, надо изыскивать внутренние резервы. А мы что делаем? Мы слишком мало уделяем внимания вопросу. И еще: надо увеличить поголовье свиней в два, в три раза, тогда и корма найдутся. Жизнь сама заставит изыскивать резервы…
Затем Бороздин обратился с речью уже ко всему собранию:
- Критику мы не выносим, вот в чем наша беда. А критику уважать надо. Прислушиваться к критике надо. Елена Ивановна правильно критикует нас. Руководить - это не значит командовать. Надо развязывать инициативу простых людей, а не командовать ими, тогда дела пойдут на лад. Надо улучшить руководство нашей свинофермой. Тут я признаю критику и в свой адрес. Правильно, не всегда руки доходили. А без настоящего оперативного руководства ничего с места не сдвинуть. Все в руках руководителей, все на них держится. Это я признаю.
По-видимому, разъяснение вопроса, сделанное Гаврилой Романовичем Бороздиным, оказалось своевременным. И пусть не все поняли, почему возник разговор о руководстве в таком именно плане, но после выступления председателя собрание пошло по правильному руслу и продлилось недолго.
Спорить больше было не о чем. Мужчины начали усиленно курить. Дым постепенно заполнил все помещение клуба. Женщины же стали кашлять, проклинать махорочников и расходиться по домам.
Маленькая горячая Нюрка чуть не заплакала от противоречивых ощущений. Она уже ни в чем не завидовала прославленной Смолкиной. Но порой казалось ей, что Бороздин не дал Смолкиной высказаться до конца, сбил ее, и тогда Нюрка жалела ее, а порой - что Смолкина жирком заросла и ничего не видит и не слышит и что всякие свиньи ей давно надоели, а до чужих тем более никакого дела нет.
Как только Бороздин объявил собрание закрытым, она подошла к нему - обиженная, растерянная - и спросила:
- Как же нам теперь? Ждать ее или нет на свиноферму?
- Ждать, ждать! Все придем! - твердо пообещал Бороздин. - Не сегодня, так завтра придем.
- А у вас, говорят, пирушка приготовлена?
- Какая такая пирушка? Разве что дадим гостье перекусить, если проголодалась, и все. И не твое это дело.
- Так ждать?
- Ждать, ждать.
Нюрка пошепталась со своими помощницами, и все они отправились на свиноферму.
- Хоть бы домой заглянуть: не знаю, ребята сыты ли? - сказала Лампия.
- А ты сбегай, мы никуда не денемся.
- Нет уж, не пойду, не умрут. А то пробегаешь всю обедню…
- Ну, твое дело! - согласилась Нюрка.
Лампия обиделась:
- Мое дело! У меня вся жизнь на свиней ушла, а ты - мое дело! Не поплясала, не погуляла, все свиньи да свиньи, все недосуг. Замуж вышла, детей наплодила, а за поросятами все в первую очередь следить приходится. Потом уж за детьми. Вот тебе и твое дело! Сама себе не хозяйка я.
- Ну, поехала! - сказала Нюрка. - С чего бы это?
- А что поехала? Тебе легко говорить, ты одинокая, куда захочешь, туда и скочишь.
- Да что я тебе сделала? Кидайся вон на Палату. Она отмолчится. А то потерпи, скоро Смолкина придет.
Евлампия угомонилась.
Женщины прошли приусадебные участки и двинулись в темноте гуськом по заснеженной тропинке, то и дело оступаясь и проваливаясь в заледеневшие суметы. На небе выступили звезды. Нюрка посмотрела на звезды: не летит ли какая-нибудь? Стояли последние весенние заморозки, они всегда бывают особенно звонки.
Пелагея заговорила:
- Все вокруг нее так и ходят, так и кружатся, вы приметили?
- Нет, не видали! - ответила Лампия.
- А председатель-то ничего, умеет обращаться…
- Тоже не заметили.
- Умеет!..
- Ну и она не ахти что, не какая-нибудь… Только что шляпка да кофточка, нерлон-перлон, а тоже все по бумажке читает. С бумажкой-то и далеко можно пойти, ума не надо.
- А я бы хотела, бабы, чтобы все мужики колесом вокруг меня вертелись, - высказала Палага свою затаенную мечту.
- Позавидовала. У тебя один был - и того не удержала при себе. Молчала бы уж!
Скотный двор при бледном лунном свете казался внушительным и благоустроенным.
Подошли к сторожке. Ступая через порог, Пелагея недостаточно низко пригнулась и, стукнувшись головой о верхний брус дверей, вскрикнула, как под ножом.
- Это бог тебя наказывает, чтобы не завидовала! - сказала ей Нюрка. - Сгибаться надо пониже.
В сторожке было еще тепло, но женщины решили затопить печку снова. Разделись, зажгли лампу, напялили на себя новые синие халатики. Евлампия принесла дров, добавила в котел воды, чтобы не распаять его, развела огонь.
- Придет или не придет? - спросила Нюрка как бы самое себя.
- Придет, коли сказала, не такой она человек, - тоже как бы про себя сказала Палага.
- А что сейчас делать, если и придет? Свиньи спят, - продолжала размышлять Лампия. - Не будить же их, она ведь уважает скотину.
- Придет, я думаю, - повторила Палага.
- Только свиней взбулгачим, если придет.
- Она не к свиньям, она к нам придет, - сказала Нюрка.
- Лучше бы уж завтра, - сладко зевнула Лампия. - Спать хочется. Да и надоело все это. Я тоже споначалу подумала, что она душевная, а взглянула на этот хвост за ней, будто за архиреем, так и поняла: толку не будет. Что она со своей колокольни увидит?
От печки потянуло теплом. Зимой печное тепло особенно уютно, человечно, оно не расслабляет, только клонит ко сну.
Вслед за Лампией зевнула и Нюрка и, почувствовав усталость во всем теле и какую-то отрешенность, прилегла на дощатые нары против печного чела. Как ни молода, как ни резва была она, а за этот день устала настолько, что ни говорить, ни думать больше ни о чем не хотелось. И верно - лучше бы уж Смолкина не приходила. Лучше бы она пришла завтра. За ночь можно было бы и отдохнуть как следует, и разобраться кое в чем. Вот и Лампия замолчала - тоже устала, видно, спасу нет; сейчас с неделю не будет ни с кем разговаривать. Палага сидит согнувшись, не прихорашивается, в круглое зеркальце свое не смотрится. Уработалась и она, бедная! А Смолкина еще говорит: "Плохо вы работаете!.." До чего же легко мы обижаем друг друга! А за что? Поросенка мы бережем, дыханием своим его отогреваем - каждый поросенок на учете, в сводке, в отчетах колхоза, а свои ребятишки - верно Лампия говорит! - без призора по домам сидят, накормлены либо нет. За них никто не спросит ни с тебя, ни с председателя, их жизнь ни на каких процентах, ни на каких показателях не отражается. Неладно это, неправильно! Не простят нам этого наши высокие руководители, если узнают обо всем. А как бы сделать, чтобы узнали? Обязательно должны узнать! Был тут инструктор командировочный, выговор влепил за утят - рыбьим жиром не кормят, а рахитичных детей у птичницы не заметил… Нет, не придет сегодня Елена Ивановна Смолкина. И лучше, что не придет. Пускай завтра придет. Сейчас отдохнуть надо…
Пелагея уже прикорнула за печкой и захрапела. На лице ее выступил пот - вероятно, от удовольствия, что заснула наконец.
Нюрка толкнула Лампию под бок:
- Подвинься, а то буду падать и тебя за собою потащу.
Евлампия на нарах подвинулась, не пробуждаясь.
Только бы не приходил сегодня никто. Спать, спать, ничего, что дома немножко поволнуются. Только бы не приходили…