- Прекрасно, старик! - шумел Саша. - Почему тебе не поехать в Крым? Весна, цветение, море, солнце… А вдруг любовь?! Да просто развеешься! Старик, я тебе помогу. Хочешь, устрою в пансионат "Мисхор"? Модерн, прелесть! Поедешь? Да езжай, не пожалеешь. Я бы сам поехал, если бы не дела… Эх, старина, вырывайся ты из своей берлоги, из своего болотного одиночества. К жизни ближе, к людям!
Невозможный он все же, Саша Потолицын. Какой-то бурный поток: не захочешь, а увлечет тебя. По крайней мере мне действительно захотелось вырваться из своей берлоги, из одиночества, куда-то устремиться. Впрочем, как куда-то? В Крым, в Мисхор или Алупку, но туда, где эта синеглазая Варя!
Кафе "Снежинка"
Мы все-таки всегда надеемся на чудо. Когда перестаешь верить, жизнь становится бессмысленной. Работаешь с верой, значит, истово, и ждешь с надеждой того чудного дня, когда тебя оценят и признают. Однако сколько же мы переживаем разочарований! Даже себе не хотелось сознаваться, что с трепетом жду встречи с Грудастовым. Несмотря на все рассуждения Саши Потолицына о механизме отбора картин, я почему-то верил в чудо. В то, что Грудастов скажет: будем бороться! Но он этого не сказал, хотя наговорил много лестных слов.
Я не умею скрывать свои печали, свое подавленное состояние. Обычно я с ними прячусь в своей черемушкинской берлоге, подальше от чужих глаз. Но на этот раз у меня на душе было так пусто и неопределенно и так мне было одиноко, что захотелось пообщаться с кем-нибудь. Конечно, хорошо бы с оптимистичным Сашей, но он уже улетел в Ленинград. Но, пожалуй, лучше с Костей Барковым. Я уже решил идти к нему, в наш старый дом на Бульварном кольце, но, позвонив по телефону, узнал, что его нет дома.
Я зашел в кафе "Снежинка", крошечное питейное заведение с несколькими столиками. В эти часы там еще было пристойно и тихо. Я попросил стакан крымского портвейна и чашечку кофе. Огромная толстая буфетчица в грязноватом халате, который распирали телеса, лениво и молча бросила мне еще три конфеты, потому что у нее не было мелочи. Я сел за столик у окна и с редким удовольствием выпил густого сладкого портвейна. Вино теплом разлилось по телу, слегка затуманило голову, я забыл о своих печалях и с интересом стал следить за бесконечным потоком прохожих - как все же разнолики, разнообразны люди!
И вдруг вижу Костю! Идет громадный, размашисто, без шапки, пальто нараспашку, шарф торчит из кармана, смеется, что-то оживленно рассказывает своему приятелю, приятному подтянутому парню, и будто нет вокруг него спешащей, суетливой массы, и будто ныне теплынь, а не промозглая февральская оттепель. Костя меня сразу увидел.
- Лешка! Душа моя! - кричит радостно. - Ты-то как здесь?! - Облапил, чмокает в бороду, знакомит с приятелем - Виктором, кажется, его звали - и громогласно, барски требует, обращаясь к буфетчице: - Сонюшка, шампанского, да холодненького!
Сонная Сонюшка заулыбалась, ожила, суетится под своим прилавком и вот уже плывет к нам с цветастым подносом, на котором шампанское и бокалы с золотой каймой. В помолодевшем ее лице радость, усердие. Вот так Костя!
А Сонюшка смущенно еще и извиняется:
- Вы уж, Константин Владимирович, не обессудьте, нету полусухого, вашего любимого, не завезли.
- А это что, полусладкое?
- Полусладкое. Оно тоже многим нравится. Вот, может, вашим приятелям.
- Ну, ты этим-то, на базе, все же скажи, - чуть-чуть недовольничает Костя.
- Да каждый раз говорю, - искренне оправдывается буфетчица.
- Ну, а где твой-то бокал?
- Да ну что вы, Константин Владимирович, мне до ночи работать.
- Сонюшка! - Костя артистически раскидывает руки в недоумении. - Сонюшка! Историческое событие в твоем заведении: человек в Англию уезжает! - и Костя тычет пальцем в Виктора, смутив его.
- Неужто в Англию? - с недоверием переспрашивает Сонюшка. Шутит: - Может, чуть поближе?
- В Англию, Соня, в Англию, - по-серьезному подтверждает Костя. - Нас с тобой туда не пошлют, а вот человек едет.
- Ну что ж, поздравляю вас, - говорит она. - Счастливой вам дорожки и благополучного пребывания…
Виктор, приятель Кости, с нами недолго пробыл. Выпив бокал шампанского, он ушел, сославшись на дела. Мы пили шампанское, и я чуть ли не дословно изложил ему разговор с Грудастовым. Костя возмущался и все соображал: как же протолкнуть картины на выставку? Он убежден, что невозможного нет. Одна из его идей - создать шумок в прессе. Мы даже развеселились, фантазируя, как это будет и что с кем будет. Конечно, Костя не преминул позлословить по адресу Саши Потолицына. Нет, Костя не может жить без фантазий, без сатирического взгляда на окружающий мир, да и просто без юмора. И легко, весело у него это получается.
- Сонюшка, где ты, душа моя? - позвал Костя, направляясь к стеклянному прилавку расплачиваться.
Буфетчица выплыла из-за занавески. Губы ее намазаны ярким суриком, и даже от окна я видел меловой цвет свеженапудренных щек. Костя что-то шептал ей на ухо, отчего она изобразила на лице томную стыдливость. Потом она расхохоталась, и все ее тело начало колыхаться. "Настоящая слониха", - подумал я.
Мы вышли на улицу "прозаика Пешкова", как Костя в шутку называл московскую главную улицу; под ногами зачавкала грязная снежная жижа; мелкая морось мокрила лицо - омерзительная погодка! Но нам было радостно вдвоем.
- Чем ты обворожил эту слониху? - спросил я.
- Что?! - вскрикнул Костя, остановившись. - Слониху?! Как это тебе пришло в голову?
- Что это? То, что Сонюшка похожа на слониху? - Я передразнил его, баритоня нараспев: - Со-о-онюшка.
- Ты тоже этим занимаешься? - удивился он.
- Чем этим?
- Ну, этим, - растерялся он. - Ну почему ты ее слонихой назвал, а не коровой?
- Ну, объемы соответствуют, - пожал плечами я. Стал объяснять: - Ну что еще? Ленивый, но твердый взгляд маленьких глаз. Причем узковато поставленных, отчего нос кажется и длиннее, и тоньше, хочешь, рисуй как хобот.
Я говорил об этом небрежно так, вскользь, разъясняя, а Костя смотрел на меня ошеломленно. И стояли мы, два дурака, на пути людского потока, и каждый из текущих мимо стремился покрепче задеть нас плечом.
- Слушай, Лешка, у меня же целая теория на этот счет, - пояснил он. - Все люди без исключения несут печать какого-нибудь представителя животного мира. В облике многих людей это очень открыто выражено, в других надо угадывать. Но когда угадаешь, то можешь определить и характер, и способности человека. Я увлечен этим, Лешка. Я тебе сейчас же докажу! Пошли в баню!
- Давай отойдем в сторонку.
- Пошли в баню, Лешка! - кричит Костя. - Грандиозная идея! Выпарим из себя к черту винный дух и поработаем с настоящей обнаженной натурой! С самой что ни есть плотью! А, Лешка?!
Я знаю, что Костю, когда он зажегся, останавливать бесполезно. Но меня не тянет в баню, я голоден, и мне очень хотелось бы съесть кусок мяса, и потому я отговариваю Костю, но он упрямится, крича, что творческая личность должна работать на голодный желудок, а жрать уже потом. В общем, мы все же направились в ближайшие Пушечные бани, тоже, как и "Снежинка", входящие в его вотчину.