- Слушай, Федор, - иронизировал он, - все забываю тебя спросить: а можно у вас не быть членом профсоюза?
- Можно, Джон, можно, - твердо сказал Взоров.
- Ты не сердись, я же от зависти, - принялся оправдываться тот. - Мы только и заняты тем, чтобы защитить рабочего человека, и во снах не видим такой монолитности. - Вроде бы иронизируя, он мечтал: - Представить даже не можем, чего бы достигли, если бы у нас было поголовное профсоюзное членство. Скажем, на заводе или фабрике. Тогда бы мои "синие воротнички" наверняка смогли утвердить рабочий контроль над технократами, тем более если и они члены профсоюза. А уж об отрасли и думать сказочно!
Дарлингтон заговорил серьезно:
- Ныне только и разговоров о "власти профсоюзов". Чуть посильнее прижали монополии, и какие сразу вопли в капиталистической прессе! Будто профсоюзы стремятся к захвату власти в стране. Будто скоро Британия станет профсоюзной республикой. Представляешь, недавно даже роман опубликовали некоего Энтони Берджеса - о том, как бесправно и тяжко будет житься при власти профсоюзов. А власти-то никакой и нет, - грустно заключил Дарлингтон. - Типичное запугивание, обыкновенная провокация, шантаж. Вот так-то у нас, дорогой Федор. - И опять пошутил: - Ну, а у вас как с властью профсоюзов? С рабочим контролем на предприятиях? Как всегда, все в порядке?
Взоров устало улыбнулся:
- Джон, давай решим главный вопрос, ради чего я сюда прилетел.
- Ради бога, Федор, - вскинул тот руки и подался к нему, чуть склоняя голову, готовый слушать.
- Ты, наверное, догадываешься, что я подготовил и привез письменный текст?
- Да, да, не сомневался. Мы уже решили на исполкоме отксерокопировать его и распространить на митинге. Но ты, я надеюсь, выступишь?
- Непременно, Джон, - облегченно улыбнулся Взоров. - Именно выступлю. Меня удивляет наше полное с тобой взаимопонимание.
- Что ж здесь удивительного, Федор? Мы всегда помним, что у вас была рабоче-крестьянская революция. Правда, мы не все понимаем в вашем строительстве социализма, но британские рабочие всегда с вами. Ах, да что мне тебе объяснять! Лучше расскажи-ка…
Ветлугин, увлеченный изучением корешков книг, уже не вслушивался в их разговор. Он взял книгу британского полковника Альберта Ситона "Сталин как полководец" и принялся с интересом листать - первую, как утверждалось в предисловии, истинно серьезную работу на Западе о роли Сталина в Гражданской войне и во Второй мировой. Ему не терпелось полистать и ряд других книг, довольно многочисленных, посвященных различным сторонам советской действительности, и его удивило, с какой определенной последовательностью Дарлингтон накапливал книги о СССР. Вообще, в его библиотеке перемешивались солидные тома и пестрые брошюры, но с четким тематическим подбором - по рабочему и профсоюзному движению, по экономике и промышленности; биографии и мемуары выдающихся деятелей, в основном политических, разных эпох и разных стран. Было много энциклопедических словарей и справочников и совершенно отсутствовала художественная литература.
Книгой о Сталине Ветлугин зачитался. Его поколение, как говорится, детей войны, довольно противоречиво относилось к "вождю всех народов", пережив в юности потрясение при разоблачении его культа. Святая вера рушилась, как горы при землетрясении, огнедышащая лава фактов выжигала всю незыблемость мировосприятия. Возник один удушающий вопрос: зачем т а к-т о было?.. Шли годы, потрясение врачевалось, а пустота, возникшая в душах, росла. Вернее, не пустота, а то отсечение души, которое никак не восстанавливалось. Но все-таки потихоньку утверждалась объективность восприятия исторической правды: мол, таково было т о время, т а эпоха, и не судить им надо, а знать, чтобы худшее не повторилось. А потому упрямее возникало желание понять и постичь, не забывая ничего, - ни собственных слез, когда не мыслилось будущее б е з н е г о; ни мучительных состраданий к тем, кто безвинно погибал на Соловках и Колыме; ни истовой святости в битве с фашизмом под е г о верховной рукой. И потому нетерпение з н а т ь о нем, о той эпохе, о тех людях, по крайней мере, в его поколении становилось по мере взросления и возмужания неудержимее.
Полковник Ситон, отмечал Ветлугин, с удивительной военной прямотой и ясностью, не игнорируя никаких фактов и факторов, излагал начальные дни гитлеровского вторжения в СССР без каких-либо нюансов, тем более догадок, а с редкой способностью к холодной исторической объективности. Каждая фраза будила воображение, выстраивая зрительный ряд, как в кинохронике. Ему очень захотелось прочесть всю книгу. Он взглянул на Взорова и Дарлингтона, те уютно утопали в креслах, улыбчиво-довольные друг другом. Джон продолжал шутить:
- Хороший, Федор, вопрос о Григиншоу. С весны он ведь у нас в лордах! Чему ты удивлен? А-а, понимаю тебя. Еще бы! Бывший котельщик, так и не избавившийся от своего кокни, теперь заседает с фамильными пэрами. - Дарлингтон весело смеялся. - А ведь он клялся, что не примет королевское выдвижение. Но слаб человек перед соблазнами, Федор, слаб… Я как-то встретил Григиншоу и спрашиваю: ваше достоинство, как, мол, дела? Какие законы утверждаете? Мол, слышал, что чуть ли не самый примерный лорд - на все заседания являетесь? А он мне шепчет: брось ты, Джон, вечно подшучивать. Я, говорит, сюда, знаешь, зачем хожу? Чтобы гонорар за присутствие получать! - Дарлингтон хохотал, смеялись и Взоров с Ветлугиным. - Я, говорит, приду сюда, в книге у клерка свою закорючку поставлю, двенадцать фунтов в карман - и домой. Тут, говорит, все так делают. А что, оправдывался, чем на неудобной скамье дремать, лучше у себя в кресле прикорну.
- Значит, только за двенадцатью фунтами является лорд Григиншоу? - уточнил, смеясь, Взоров.
- Думаю, что говорит правду, - подтвердил Дарлингтон. И продолжал: - Ну я расспрашиваю дальше: мол, ваше достоинство, это ведь все же законодательная палата, разве так можно? А-а, отвечает, брось ты, Джон, умничать, лучше сам не отказывайся от лордства, когда королева предложит. Тут, шепчет, лучшее в Англии пиво, вместе и попьем. И, говорит, дешевле, чем в пивных. Так-то вот, дорогой Федор, подкупают и приспосабливают наших бывших боевых лидеров, - закончил, вздохнув, Дарлингтон.
- Ты же любишь хорошее пиво, Джон, - наконец-то поддел и Взоров.
- Да, конечно, - согласился тот и, помрачнев, добавил: - Нет, Федор, перерождаться не намерен. Не рассчитывай, такого не случится.
- Ну-у, видно, заждались! - воскликнула вошедшая Эвелин. - Джон, налей-ка мне стакан пива. - Она сделала два больших глотка. - Федор, забыла тебя спросить: почему не взял с собой Лину?
- Так получилось, - потупился тот.
- Жаль, я по ней соскучилась. Ты можешь ей от нас позвонить. Помнишь код Москвы?
- Не обязательно, Эвелин.
- Ну, как хочешь. - Она допила пиво и как бы освободилась для вопросов: - Скажи мне, Москву все строите, строите и все коробки, коробки? Неужели у ваших архитекторов нет фантазии? Разве так можно?
- Они хотят досрочно решить жилищную проблему. Так ведь, Федор? - перебил Джон с едва уловимой иронией, но с безусловной мужской солидарностью.
- Я не об этом, Джон! - Эвелин загорелась страстью. - Это все правильно! Надо строить. Но вопрос всегда - как? Социализм, ты же знаешь, все может! Так зачем же брать худшие образцы Запада? - И к Взорову: - Ответь мне, Федор, почему вы так жестоки к своему прошлому? - Взоров не успел даже сообразить, что отвечать, - Эвелин не останавливалась: - Я впервые увидела Москву в тридцать шестом, когда приехала с делегацией молодых коммунистов. Какой это был прекрасный город! Что от него осталось? Но каждый раз, как я приезжаю с Джоном в последние годы, ко мне обязательно обращаются с вопросом: подтвердите, мол, что Москва хорошеет. Да нет же!
- Ну вот, Эвелин, ты ругаешь город, в котором живут наши друзья, - нарочито осуждающе заметил Дарлингтон. И засмеявшись, шутливо предложил: - Давай лучше все вместе поругаем твой Манчестер, а?
Но она не обратила на его слова никакого внимания.
- Послушай, Федор, можешь ты мне объяснить такой факт? Меня три раза возили по вашей Профсоюзной улице: ах, какое грандиозное строительство! Но вот факт: стоит между этих громадных невыразительных коробок маленькая церквушка. Совсем разрушенная! И никого это не волнует. Почему? Я девять лет уже это вижу.
- Придется подавать депутатский запрос, - виновато улыбнулся Взоров. В общем, ему было стыдно, хотя никакого отношения к этому он не имел и никак не мог повлиять на деятельность Моссовета.
- И начни его так, - шутливо подсказал Дарлингтон: - английская домохозяйка возмущена…
- Ах! - воскликнула Эвелин. - Домохозяйка совсем и забыла о своих обязанностях. Идемте-ка быстрее к столу. Я заранее извиняюсь, - заговорила она, - мы с Джоном привыкли к простой пище. Никаких изысканностей.
- Так и должно быть у настоящих англичан, - поддержал Взоров, зная, что Эвелин, как всякая хозяйка, волнуется, приглашая к столу.