- Вот смешной-та, - Бекмурза дружески похлопал по плечу молодого Фирсова. - Теперь ты мой тамыр - друг, зна́ком. Теперь скажи: Бекмурза, надо двести голов! Бекмурза дает. Триста - дает. Нада тышша бык - дает. Шибко хороший зна́ком. Все даем, деньги мало-мало ждем. - Сергей с Никодимом переглянулись: знакомство с Бекмурзой сулило им большие выгоды. Поняв друг друга без слов, они направились к стоянке Яманбаева. С Бекмурзой приехали на ярмарку жены - старая, высохшая, точно лимон, Зайнагарат и красавица Райса. Вокруг белой кошемной юрты хозяина, которая стояла на пригорке, полукругом были расположены жилища его людей - сакманщиков и чабанов. Жили в каждой юрте по нескольку человек. От постоянного дыма и резкого запаха слезились глаза, накожные болезни изнуряли тело: Бекмурза подчиненных не баловал.
Всходя в свою юрту, он что-то сказал сидевшей у огня Зайнагарат - та вмиг исчезла. Возле стен горкой стояли окованные жестью сундуки, поверх которых были сложены ковры и пуховые подушки. Бекмурза хлопнул в ладони. Вошла закутанная в белый платок Райса и, взглянув украдкой на гостей, поставила турсук с кумысом перед хозяином.
- Большой калым платил, - показывая рукой на молодую жену, заговорил Бекмурза. - Пятьдесят баран, десять конь, три кобыл, коров-то забыл, шибко большой калым давал.
- А не ругаются они между собой? - спросил с любопытством Никодим.
- Пошто ругаться. Моя мало-мало плеткой учим, - показал он на висевшую у входа плеть. - Калым платил, тапирь хозяин. Хотим ока дарим, хотим речка бросаем.
Райса молча развернула перед гостями коврик и поставила деревянные чашки.
Бекмурза несколько раз встряхнул турсук и, приложив к нему ухо, произнес:
- Добрый кумыс. Маленько пьем, потом бесбармак ашаем.
Поборов брезгливость, Сергей выпил. Через час полупьяный хозяин, обнимая Никодима, пел:
У Бекмурзы есть хороший друг
Сережка, живет он в каменной юрте
Со светлыми, как день, окнами…
- Шибко добро поем? - уставился он осоловелыми глазами на Фирсова.
- Хорошо, - махнул тот рукой и откинулся на подушки.
- Марамыш-та - шибко хорош. Пять кабак есть, моя там был.
- А ты приезжай после ярмарки дня через три в гости. У меня сестра именинница.
- Ладно, едем, - согласился Бекмурза.
В гостинице Фирсова ждала телеграмма:
"Закупай скота больше. Имею контракт с интендантством. Подыщи компаньона".
Спрятав телеграмму, Сергей поднялся с расстригой к себе в комнату.
Через несколько минут послышался осторожный стук. Круглая голова хозяина гостиницы просунулась в полуоткрытую дверь.
- Вас, Сергей, просит к себе Элеонор.
- Хорошо, приду.
- Берегись аспида и василиска в образе женщины, - погрозил пальцем Никодим и, подняв руку, продекламировал:
…Этим ядом я когда-то упивался,
И капля страсти слаще мне была,
Чем океан необозримый меда.
- Я вижу, ты не прочь в этом меду и сейчас свою бороду обмочить? - усмехнулся Сергей.
Ночью Никодим проснулся от неясного шума, который доносился из комнаты Сажней. Послышался звон разбитой посуды, падение тяжелого предмета.
Вскочив с кровати, расстрига быстро оделся и вышел в коридор.
- Так играть нечестно, - несся голос Сергея.
Приоткрыв дверь, расстрига увидел молодого Фирсова, стоявшего у стола против какого-то господина, одетого в штатское платье.
- У вас крапленые карты! Ими играют только жулики! - Сергей стукнул кулаком по столу.
- Вы пьяны, милостивый государь! - Одутловатое, с нездоровым оттенком лицо игрока приблизилось к Сергею. - Вы забыли, что находитесь в порядочном обществе, щенок!
Сергей рванул скатерть со стола и крикнул в бешенстве, заглушая грохот посуды.
- Мошенники!
В комнате поднялся невообразимый шум. Ударом кулака Сергей сшиб с ног игрока. Казачий офицер схватился за эфес шашки. К нему подскочил Никодим и рванул за темляк. Запнувшись за лежавшего на полу пьяного трагика, офицер упал. Расстрига навалился на господина с помятой физиономией и, схватив его за горло, прошипел злобно:
- Деньги!
По комнате металась испуганная певица.
- Деньги! - задыхаясь, прохрипел Никодим.
Шулер пошарил рукой в кармане и вынул пачку ассигнаций.
Ломая руки, Элеонора кинулась к Сергею:
- Растащите их: они задушат друг друга.
- Никодим, брось ты его, а то на самом деле отправишь на тот свет. Ну их к чертям!
Елеонский поднялся и, сунув деньги за пазуху, с ненавистью посмотрел на Сажней.
- Облапошить хотели парня, не удалось!
Утром, когда город еще спал, Сергей и Никодим выехали на заимку Толстопятова.
ГЛАВА 10
Заимка Дорофея Толстопятова стояла на полпути к Марамышу. Обнесенная высоким частоколом, с массивными воротами, она напоминала скорее пересыльную тюрьму, чем жилье богатого землевладельца. В ограде, заслоняя купы деревьев, стоял большой дом, сложенный из толстых бревен. Справа, прячась в зелени старых берез, - старообрядческая молельня. Хозяин был беспоповец, не признавал икон и новых церковных книг.
За оградой, на опушке леса, виднелось несколько ветхих избушек, где жили толстопятовские работники.
Дорофей встретил гостей приветливо.
- Уж не обессудьте, - говорил он им, поглаживая бороду. - Живем в степи, добрых людей видим редко; чем богаты, тем и рады. - Сергей с любопытством рассматривал потолок и стены, расписанные яркими красками.
- Семья у меня небольшая, - продолжал хозяин, - сам да старуха, Агриппиной зовут, да дочка Феония. Только не дал бог ей счастья. Маленькую роняли с крыльца, теперь с горбом ходит, - вздохнул он, - да, признаться, и умишком-то не богата.
Из-за косяка выглянуло одутловатое, с синими прожилками лицо горбуньи. Хихикнув, девушка скрылась. Жена Дорофея, высокая, худая женщина с мрачным лицом, молча поклонилась гостям и стала собирать на стол.
- Хозяйство, слава те, господи, немалое. Одних работников осемнадцать человек. Из переселенцев, рассейские. Всех обуть, одеть надо, а начнешь на работу посылать - хлеба, говорят, дай. А где я им его напасусь. Ну и стряпают бабы с лебедой да с отрубями. Едят, слышь ты, - обрадованно закончил он. - Присаживайтесь к столу! С дорожки-то по маленькой выпить надо! - Выбивая пробку, он хлопнул бутылкой о ладонь и налил рюмки.
Агриппина поставила на стол пироги с капустой и свиное сало. Сергей после рюмки водки с аппетитом принялся за еду. Не отставал и Никодим.
- Добавь-ка, - кивнул Дорофей жене. Та вынесла из чулана большой, чуть розоватый кусок сала и, разрезав его на мелкие части, поставила на стол.
- А добренькое у тебя сало, Дорофей Петрович, - сказал Никодим.
- Боров был подходящий, пудов на шесть. Вот только заколоть пришлось не вовремя.
- Почему?
- Парнишку у поселенки съел, - ответил спокойно Дорофей.
Никодим от изумления разинул рот и, выронив сало из рук, спросил чуть слышно:
- Как так?
- Притча такая. Просто сам дивлюсь, - развел руками хозяин. - Дарьин-то парнишка, так зовут поселенку, ползунок был, не больше года. Ушла, значит, она на покос и оставила его со старшим братишкой. А изба ее стояла рядом со свинарником. Свиней-то у меня, слава те, господи, штук тридцать, не считая поросят. Ну вот, ушла, значит, на покос, наказала старшему глядеть за годовиком. Ейный-то парнишка, стало быть, уснул, а маленький-то, лешак его возьми, выполз из избы, дай - к свинарнику. Добрался, значит, до жердей, потянулся ручонками и - кувырк в загон. А свиньи - что, известно, сгрудились вокруг него и давай катать. Взрослых-то никого не было. Я со старухой отдыхал втапор в сенках. Боров-то у меня был - чисто зверюга, людей близко не допускал. Ну, стало быть, кинулся на мальчонку и разорвал на части. Я, значит, сплю. Прибегает Дарья, раскосматилась, глаза дикие, завыла: "Будь вы прокляты! Дите мое съели". Я ей говорю: не вой. Пудовки две хлеба отсыплю, борова заколю, мясца еще дам… Друг ты мой, что она делала! Билась о землю головой, волосы рвала, а остатки сынишкиной-то рубашонки прижала, слышь, к груди, да так это дико завыла, что мороз по коже.. А борова-то пришлось зарезать: на людей стал кидаться, - вздохнул с сожалением Дорофей и предложил: - Давайте еще по рюмочке!
Сергей поспешно вышел из-за стола. Округлив изумленные глаза, Никодим спросил с трудом:
- Ну, а Дарья что?
- А что Дарья? Известно, повыла да и перестала. Куда ей деться? У кого найдет лучше? Только вот стал я примечать, - понизил голос Дорофей: - с умишком-то у ней неладно что-то стало. Как бы не свихнулась баба совсем; хлебом-то она у меня забралась до рождества. Убыток, - вздохнул он. - Может, еще покушаешь? - подвинул сало Дорофей.
- Спасибо, - ответил сухо Никодим и вышел вслед за Сергеем.
Молодой Фирсов стоял на крыльце и, навалившись грудью на перила, безучастно смотрел на вечернее небо. Его тошнило.