- Людоеды мы с тобой, - покачал он головой и спустился с крыльца, сел на скамейку возле ворот. Ничто не нарушало вечерний покой степи. Мимо прошла неслышно какая-то женщина и точно растворилась в вечерней полумгле. Сергей поднялся со скамейки и, опустив голову, зашагал в степь. Душевная пустота овладела им, и чем дальше он удалялся от страшного жилья, тем сильнее чувствовал одиночество. Вспомнил Устинью, с которой не встречался со времени драки с горянами, тихую ночь в переулке ее дома. За курганом поднималась луна, заливая мертвым светом равнину. Пахло полынью, богородской травой и кипреем, которым так богаты степи Южного Зауралья. Вернувшись на заимку, Сергей разбудил Никодима. На рассвете они выехали в Марамыш.
ГЛАВА 11
Никодим запил. Закрыв на ключ свою комнату, вынул из-за пазухи бутылку водки.
Вскоре проходившая по коридору работница Мария услышала тяжелый вздох. Припав к замочной скважине, стала наблюдать. Никодим налил стакан и, посмотрев на свет, с жадностью выпил. Налил второй, молча опрокинул и его в рот, обвел тяжелым взглядом стены и потолок и, опираясь рукой о стол, поднялся со стула.
Из комнаты послышалось печальное гуденье:
…Ничего теперь не надо нам.
Ничего теперь не жаль…
- Милая Стеша, мать дьяконица, подруга моя! Спишь в земле! А я вот бодрствую и не могу найти покоя…
Расстрига тяжелым шагом подошел к висевшей в углу иконе и опустился на колени.
- Да направится молитва моя, как фимиам перед лицом твоим, - произнес он глухо. - Воздеяние рук моих как жертва вечерняя…
В комнате послышался звук, похожий на рыдание. Закрыв лицо руками, Никодим прошептал молитвенно:
- …Господи, владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, не даждь ми…
Стукнувшись лбом об пол, расстрига поднялся на ноги, подошел к столику и, взяв бутылку, с жадностью припал к горлышку. Через несколько минут, прищелкивая пальцами, он горланил весело, искажая арию герцога из "Риголетто":
…Если красавица
В объятия кидается,
Будь осторожен… -
Мария плюнула и отошла от дверей. Дня через два расстрига явился в дом Фирсова в рваной рубахе и в старых галошах на босу ногу. Он хотел было проскользнуть в свою комнату незаметно, но неожиданно столкнулся в коридоре с Никитой.
- Как погулял, добрый молодец? - спросил тот и строго добавил: - Следуй за мной.
Закрыв дверь, Фирсов подошел к Никодиму и, не спуская с него ястребиных глав, сказал жестко:
- Если ты не умеешь держать себя в моем доме, можешь идти на все четыре стороны. Понял?
- Хорошо, - ответил тот кротко и повернулся к выходу. - Я уйду, Никита, но без меня тебе будет плохо! Жалеть будешь, ибо одна у нас с тобой дорога в геенну огненную, а идти туда тебе одному скучновато.
- Убирайся вон, кутейник! - затрясся от злобы Фирсов. - Кто из нас угодит к сатане, будет видно. Но пьяницам туда дорога верная.
Сергей вернулся с охоты под вечер. Узнав о пьянстве Никодима, забеспокоился.
- Надо его найти и привести домой!
- Я его выгнал, - махнул отец рукой. - Срамота, явился в исподней рубахе, в галошах на босую ногу, как бродяга.
- Как выгнал? - спросил в изумлении Сергей.
- Вытурил и все.
- Послушай, отец. Я с этим не согласен: Никодим честный человек.
- Не вижу.
- Если ты не хочешь видеть, так я знаю. Его нужно найти сегодня же, - заявил твердо Сергей.
- Ну, пошли работника по кабакам, раз так уж он тебе нужен, - сердито произнес Никита.
- Я сам пойду искать!
Пьяный расстрига сидел в "сладком краю", в харчевне, и, грохая кулаком по столу, говорил своему соседу, отставному регистратору Феофану Чижикову:
- За мной Фирсов явится, потому без меня у него дело не пойдет!
Захватив жиденькую бороденку в кулак, Феофан с собачьей покорностью посмотрел расстриге в глаза.
- Если не сам придет, так Сергей искать будет. - Поднявшись, Никодим продолжал: - Теперь мы с Никитой возьмем мужика за горло вот так!.. - Схватив стул, он грохнул его об пол. Раздался треск и испуганный крик хозяйки. Бросив обломки в угол, расстрига наклонил побледневшее лицо к Феофану. - Разорву любого на части, кто мешать нам будет, - прошептал он, точно безумный.
Чижиков в страхе отодвинулся и пролепетал чуть слышно:
- Страшной вы силы человек.
- Сила человека не в руках, а вот где, - постучал себе пальцем в лоб Никодим и, повернувшись к рябой и рыхлой харчевнице, сказал коротко: - Сотню пельменей и полбутылки водки!
- За стул кто платить будет? - спросила та.
- Я.
- Давай деньги, - протянула она руку.
- Отвяжись, - двинул ее плечом Никодим и обратился к Чижикову: - Что такое человек?
Феофан, кашлянув в кулак, произнес неуверенно:
- Человек есть царь природы.
- А ты?
Отставной регистратор заерзал на стуле.
- Ты тоже царь природы? А? Что молчишь?
- Не могу знать, - пролепетал он.
- Не знаешь, так я тебе скажу: ты, рожденный от мухи и комара, ждешь, когда подам тебе водки, за которую готов продать свою мерзопакостную душонку. Понял?
Чижиков выпятил по-петушиному грудь и одернул полы засаленного сюртука.
- Милостивый государь, прошу не оскорблять. Мой родитель, дай ему, бог, царства небесного, дослужился до звания казначея, а покойная мамаша была дочерью волостного писаря.
- Ну, ладно, Феофанушко, не обижайся, - расстрига облапил Чижикова, - выпьем.
Через час Никодим, положив голову на стол, храпел на всю харчевню, у его ног, свернувшись калачиком, спал Феофан Чижиков.
Проснулся Елеонский от сильной встряски. Открыв отяжелевшие веки, равнодушно посмотрел на стоявшего перед ним Сергея.
- Пойдем, Никодим Федорович, домой, - сказал тот мягко.
- Милое чадо. Нет у меня пристанища на земле, ибо я уподобен древнему Иову и валяюсь где попало. Сир и наг и деньги все пропиты.
- Пойдем, я достану.
Никодим тяжелым взглядом посмотрел на юношу.
- Запой у меня. Болезнь такая, - сказал он глухо. - Не бросай меня, Сергей. Пригожусь тебе еще в жизни. Поддержи в эти минуты. А то свихнусь!
ГЛАВА 12
Андрей приехал в Марамыш за день до именин сестры. Усадив возле себя брата, Агния начала рассказывать городские новости.
- Скоро в кинематографе Степанова пойдет картина "Камо грядеши" по роману Генриха Сенкевича. Говорят, очень интересная. В особенности сцена в римском цирке. Да, в городе появилась очень симпатичная особа, зовут ее Нина Дробышева. Я тебя познакомлю с ней на пикнике. Смотри, не влюбись, - погрозила она пальцем. Андрей улыбнулся.
- На этот счет будь спокойна. У твоей Нины Дробышевой, вероятно, целый хвост поклонников, и где нам, степнякам, - деланно вздохнул он. - Кто она?
Агния пожала плечами.
- Не знаю. По разговорам, дочь присяжного поверенного, выслана в Марамыш за связь с революционными кружками. Между прочим, - добавила Агния, - на днях прибыли еще трое политических ссыльных. Один бывший студент, остальных не знаю… Еще новость: приехал Штейер. Ты его помнишь, сын аптекаря. Окончил юнкерское училище и гостит у стариков.
- К старикам ли он приехал? - Андрей лукаво посмотрел на сестру. Девушка вспыхнула: она была неравнодушна к Штейеру.
- Кто еще будет на пикнике? - перевел он разговор.
- Виктор Словцов…
- Виктор здесь? - спросил живо Андрей. - Давно?
- Недели две. У него неприятность по университету.
- Вот это новость… - протянул Андрей. - Виктор здесь!
Словцова он знал по городскому училищу. Это был жизнерадостный юноша, балагур и весельчак. Сын сельского учителя, Виктор после окончания гимназии поступил в Московский университет, и Андрей не видел его года три. Узнав от Агнии адрес, он направился к школьному другу.
Словцов жил на окраине, у старой просвирни. Фирсов нашел его на огороде занятым окучиванием картофеля. Бросив тяпку, Виктор раскрыл объятия и крепко расцеловал Андрея.
- Наконец-то! Ну, пойдем в мое убежище!
- Надолго приехал?
Виктор развел руками:
- Как тебе сказать? Пожалуй, насовсем, - усмехнулся он. - Чаю хочешь? - И, не дожидаясь согласия друга, крикнул в боковушку: - Марковна, поставь-ка самоварчик.
Из маленькой комнаты вышла старушка и, увидев Андрея, всплеснула руками:
- Господи, Андрюша. А мой-то Алексеевич, - взглянула она добрыми глазами на Словцова, - каждый день вспоминал. Собрался было идти в степь, на мельницу, я и котомку ему с сухарями подготовила.
- Ну-ну, Марковна, не выдавать семейных секретов, - улыбнулся Виктор.
Когда женщина вышла, Андрей спросил озабоченно:
- Я слышал, у тебя по университету неприятность?
- Да, исключили, - вскочив со стула, Словцов зашагал по комнате. - Реформаторы! Прожженные плуты! Ты пойми: за время столыпинского закона вышло из крестьянской общины и закрепило землю в личную собственность свыше двух миллионов домохозяев. Половина из них вышла на отруба, многие оказались нищими только потому, что не было сил и средств обрабатывать землю. В результате столыпинского жульничания помещикам и кулакам досталось сто шестьдесят миллионов десятин плодородной земли и огромные площади леса! Ты подумай! - Остановившись перед Андреем, он покачал головой:
- Обнищавших крестьян двинули к нам, на Урал и в Сибирь. Бросили на произвол судьбы, кинули в объятия нового ростовщика - крестьянского банка, который с благословения правительства вытягивает последние жилы из мужика. Разве это не преступление перед человечеством?