Бабалы не успел еще успокоиться, когда в кабинете появился… Аннам. Голова у него была опущена, выражение лица потерянное и виноватое.
Приглядываясь к парню, Бабалы предложил ему сесть - Аннам опустился на краешек стула,
- Рад тебя видеть, Аннам. Ты, наверно, по поручению Мухаммеда?
Аннам отрицательно помотал головой.
- У тебя у самого какое-то дело ко мне?
Аннам только вздохнул горько.
- Да что с тобой?..
- Ушел я из бригады, Бабалы-ага. А куда деваться? Вот… К вам явился…
Бабалы невесело улыбнулся:
- Что-то все сегодня начинают с загадок! Нет чтобы сразу толково объяснить; что случилось, зачем пришел. Может, ты сделаешь почин, Аннам? Выкладывай, что там у тебя.
Аннам снова глубоко вздохнул и, не таясь, только пряча глаза, запинаясь, рассказал о происшедшем.
Бабалы по душе пришлась его искренность:
- Молодец, что пришел ко мне. Переживаешь, значит?
- Убить себя готов!
- Ну, это лишнее. А что переживаешь - хорошо. Что же ты думаешь, теперь делать?
- Переведите меня в другую бригаду, Бабалы-ага!
- Бригада Мухаммеда, тебе не по нраву?
- Лучшей, на всей стройке не сыщешь!. Да не могу я ребятам в глаза смотреть. Перед Мухаммедом: стыдно…
- Бежишь, значит от позора? Вот это уже худо. Что это за напасть такая; слесари приходят, грозят - уйдем, прораб просит: отпусти, ты вот тоже; переведи в другую бригаду. Ведь это слабодушие, а, Аннам?.. Мне ведь тогда тоже впору взмолиться; освободите меня от моей должности, будь она проклята!… Нет, братец, так не годится. Застала тебя где беда - так застынь как кол!.. Ни шагу назад, как говорили на фронте. На месте с ней справляйся. Понял?.. - Бабалы с досадой поморщился; - Ну, что ты все вздыхаешь? Ты ведь не хотел подвести бригаду, так?
- Да я… я за всю жизнь камнем не бросил в чужую курицу… Все стараешься, как лучше… А экскаватор вот поломал. Это ведь народное добро, Бабалы-ага!..
- Ясно, ясно, Аннам. Да, как матушка-то твоя чувствует себя на новом месте?
Аннам чуть оживился:
- Не поверите, Бабалы-ага, ну, как дома!.. Хлопот у нее прибавилось, а она и рада: семья, говорит, у меня теперь большая.
- Об ауле-то не скучает?
- Некогда ей. С девушкой одной подружилась. Есть у нас девушка из Белоруссии Марина, - Аннам покраснел. - Ну, они и держатся вместе, как наседка с цыпленком. Послушали бы вы, как они дружка с дружкой разговаривают - помрешь со смеху!.. Мать - все жестами, жестами. А Марина учит наш язык…
- Хорошая девушка?
Аннаму показалось, что Бабалы смотрит на него с подозрением, он смутился еще больше:
- Хорошая…
- Ну, вот что, Аннам. Что случилось, то случилось. Если ты чувствуешь за собой вину, то выход у тебя один: все сделать, чтобы загладить ее. Бегством ты от собственной совести не спасешься. Подумай о матери, о своих товарищах!.. Они, наверно, с ног сбились, разыскивая тебя. И Мухаммед места себе не находит, уж я-то его хорошо знаю. И винит во воем не тебя - а себя! Уж наверняка казнится, что недоглядел за своим учеником. О Бостан-эдже уж не говорю - поди, извелась вся. Ведь мать!.. Да, как девушку-то зовут?
- Марина…
- Тоже, верно, беспокоится… Да и Бостан-эдже ее теребит, не дает ни сесть, ни встать: что-то с моим сыночком, куда он подевался, бедняжка?.. А бедняжка вон что задумал: бросить всех, из родного дома в чужой податься! Разве это дело, Аннам? Разве поступают так настоящие джигиты? Мой тебе совет… Да нет, братец, просто я тебе приказываю: тотчас же возвращайся в бригаду. И уж сделай как-нибудь так, чтобы не подумали, будто ты сбежал. Скажи так: решил, мол, доложить об аварии начальнику строительства, поскольку он земляк мой. Не то, конечно… Ну, да ничего, сойдет. Передавай всем привет от меня. Ясно?
- Угу.
- Тогда, как говорится, приступай к исполнению.
Распрощавшись с Аннамом, Бабалы приоткрыл дверь и попросил секретаря:
- Больше ко мне никого не пускайте, я занят.
Он снова начал перебирать бумаги, и вскоре на глаза ему попался конверт, адрес на котором был выведен таким знакомым почерком… Сердце у Бабалы замерло. Письмо от Аджап!.. Он торопливо вскрыл конверт, достал письмо. Первые строчки, дышавшие нежностью, заставили его расплыться в блаженной улыбке. И вдруг он насторожился, как пугливый конь, почуявший опасность. "А с назначением все осталось по-старому, - заключала свое письмо Аджап, - Я уже получила путевку и завтра выезжаю в Карамет-Нияз. Желаю тебе здоровья и успехов, твоя Аджап".
Листок с горькими этими строчками выскользнул из пальцев Бабалы и черной птицей опустился на стол…
Глава двадцатая
БОСТАН В РАЗДУМЬЕ
а участок, где работала бригада Мухаммеда, обрушилась пыльная буря.
Она налетела с такой силой, окутав все густой тьмой, что казалось - наступил конец света.
Трудно было разобрать: день сейчас или ночь, с земли вздымается проклятая пыль или мутными потоками низвергается с неба. Пыль скрыла солнце, заполнила собой все пространство от неба до земли, от горизонта до горизонта.
Бостан-эдже, собрав посуду, несла ее в вагончик, ветер толкал ее в спину, она бормотала по привычке: "Уймись, небо, минуй нас, беда!.. Ох, прогневили мы, видно, бога!" Она казалась самой себе маленькой, слабой, беспомощной перед грозной, могучей стихией. И хоть понимала, что не унять ей бури мольбами и уговорами, но все продолжала просить: "Минуй нас, беда!"
А бригада - работала.
Как ни ярилась буря, она не в силах была помешать экскаваторам грызть пустыню.
Правда, экскаваторщики ничего не видели перед собой, не видели, куда опускается ковш, где и как высыпается захваченный им грунт. Они лишь чувствовали, угадывали движение стрелы и ковша и действовали, полагаясь на интуицию и на свои руки, привыкшие к точности и определенному порядку совершаемых операций.
Пожалуй, тяжелее всех приходилось Аннаму. Он еще не свыкся с экскаватором и не выработал в себе той механичности, при которой можно работать даже с закрытыми глазами. Мухаммед учил его, что механизатор должен отдаваться своему делу всем существом, в управлении такой сложной машиной, как экскаватор, принимает участие все: ноги, руки, глаза, мозг… Глаза сейчас были вроде и ни к чему: как Аннам ни напрягал зрение, он не мог различить ни ковша, ни котлована, из которого выбирался грунт, ни насыпи, к которой следовало его нести… Но зато он прилагал все усилия, чтобы команды его рук, ног, мозга были четкими и точными, и экскаватор подчинялся ему.
Разошедшаяся буря проникала в кабину. Песчинки били по лицу, как мелкая дробь. Но Аннам словно и не замечал их, захваченный азартом борьбы с пустыней, азартом работы.
Саша, отгребавший от экскаватора песок, нанесенный бурей, стараясь подбодрить товарища, крикнул:
- Как дела, Аннам?!
Ответ Аннама, голос которого заглушал сильный ветер, долетел словно из глубокого колодца:
- Держусь!.. Только из-за пыли не видно ни черта.
Слова эти услышал Мухаммед, подошедший к Саше. Засмеявшись, он громко воскликнул:
- Ай, Аннам, ты хочешь сказать: упасть-то, мол, я не упал, да вот не найду никак, где миска валяется.
- Я уж нападался, бригадир!.. От этих падений спина у меня стальной сделалась!
- Слезай-ка, братец, отдохни малость. Я тебя подменю.
- Я пока не устал, бригадир!
- А не устал, так пойди помоги Бостан-эдже,
- У нее есть помощница,
- Есть, говоришь? - Мухаммед подмигнул Саше. - Ты, кстати, когда ее видел-то?
- Кого?
- Марину, кого же еще.
- Ну, утром.
- Утром?! - присвистнул Мухаммед. - Так с тех пор ее поминай как звали! Она уже трясется на вагонной полке.
Аннам остановил экскаватор и спустился на землю. Из-под толстого слоя пыли на Мухаммеда смотрели горячие, испуганные глаза:
- Ты хочешь сказать… она уехала?
- Ну да. Собрала вещички и укатила домой. Да что с тобой, Аннам?.. Чего ты на меня так уставился?
Аннам, ничего не ответив, как-то устало махнул рукой и, шагнув к песчаному холмику, уселся на нём.
Неожиданно начал накрапывать редкий дождик. Мухаммед, усмешливо переглянувшись с Сашей, полез в кабину экскаватора и запустил мотор. А Аннам, упершись неподвижным взглядом в землю, погрузился в невеселые раздумья С чего же это вдруг Марина уехала? Еще вчера вечером она говорила ему: "Мой дом теперь здесь, Аннам. Привыкла я к ребятам, к тетушке Бостан… Как я вас могла бы оставить?" Вай, женщина и лису может научить хитрости!.. Нельзя верить ее словам, они тают в воздухе без следа!.. А может, произошло что-нибудь серьезное? Мухаммед ее обидел?! Или мать, опасаясь, что Аннам женится на русской, наговорила ей бог весть что? Или дома у нее что случилось, и ее оповестили об этом телеграммой?
Пока Аннам ломал голову над причинами поспешного отъезда Марины, кто-то, подойдя сзади, закрыл ему глаза крепкими, сильными ладонями.
Не меняя позы, Аннам сердито сказал:
- Отстань, Саша! Не до шуток мне.
Ладони чуть дрогнули. "Саша", однако, не спешил их убрать. Аннам, вскипая, повторил:
- Слышишь, отстань!..
Он схватил шутника за руки и порывисто поднялся с места.
- Марина!.. Это ты?
- А кому ж еще быть? Ты-то почему сидел такой унылый, как казанская сирота?
- Так ты… не уехала?
Марина пожала плечами:
- Я и не думала никуда уезжать.
До Аннама донесся веселый хохот Мухаммеда. Догадавшись, что его разыграли, парень погрозил ему кулаком: