- Поглядим, ребята, сводку, - предложил Толя, направляясь к витрине Совинформбюро.
- Не нравится мне сводка, - недовольно объявил он. - Вчера в госпитале знакомый раненый рассказывал мне, что немцы опять напирают. Говорят, танков, авиации они опять на юг подбросили страшное дело сколько!
- Да, - хмуро заметил Игорь, - еще долго придется воевать.
- Неужто и в сорок третьем году вот в это время еще будет война? - испугался Сережа. - Да когда же мы опять наш Кленовск увидим?
- Придется тебе потерпеть, - сухо сказал Толя, сел на узкую скамью и задумался.
Игорь и Сережа тоже замолчали.
Длинный состав, тяжело громыхая платформами, нагруженными ржавым металлом, показался из-за пакгауза. Зеленый пассажирский вагон остановился в самом конце перрона.
Только успел Сережа крикнуть: "Вот они где, новички наши!" - как со ступенек вагона спрыгнула легкая женская фигура в когда-то светлом драповом пальто и когда-то розовой соломенной шляпе. Впрочем, обо всем, что было на ней, хотелось сказать "когда-то": на модном пальто чернели пятна дегтя, светлосерая шелковая подкладка висела грязными лоскутами; шляпа с обтрепанными цветами, приплюснутая, почти бесформенная, чудом держалась на черноволосой голове со спутанными "перманентными" локонами.
- Приехали! - резко и злобно выкрикнула брюнетка. - Кончилась мука эта! Юля, выходи!.. Юлька… Ну?
- Иду, иду, тетя! - ответил из глубины вагона тоненький голосок.
Тетя, никого не замечая вокруг, стащила с площадки вагона рыжий кожаный чемодан, исцарапанный, со сломанными замками. Бросив чемодан наземь, она стащила со ступенек тоненькую, как жердинка, девушку-подростка. Юля испуганно озиралась вокруг, а тетя кричала, словно в пустыне:
- Боже ты мой… куда приехали… одни пеньки да лесище!.. А уж везли-то нас черт знает как… к этому вот паршивому железу прицепили.
- Тетя Оля… не надо… не надо… - бессильно бормотала Юля, и носик ее жалобно морщился.
Этот носик с прозрачными ноздрями, необычайно выразительный и подвижной, сразу бросился в глаза Толе Сунцову. Глядя на Юлю, на ее большие фиалковые глаза, мокрые ресницы и вздрагивающие, как у малого ребенка, губы, он растерянно прошептал:
- Разрешите, я помогу вам.
Юля с мольбой глянула на него, и Толя вдруг почувствовал себя единственной опорой этих двух слабых существ.
- Мы пойдем в общежитие, - смущенно разъяснил он, взваливая себе на спину тяжелый чемодан.
Игорь, наблюдавший эту сцену, хотел было помочь Сунцову, но Сережа потянул Чувилева за рукав:
- Идем, идем… Вон там еще ребята стоят, не знают, куда итти.
Оба направились к кучке юнцов с сундучками и узлами в руках. Подростки ехали, видимо, долго. Грязь и пыль темным налетом лежали на их измученных лицах, - все они показались Игорю одинаковыми. Но один выделялся среди всех. Это был молчаливый парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, в морском бушлате и тельняшке с чужого плеча. Старенькая матросская бескозырка со скатавшимися ленточками была ему не по голове и сидела криво. Правая бровь пестрела обнажившимися пятнышками бледной кожи и пучками черных волос, словно выщипанных клювом; на левой щеке краснел зигзаг свежезажившего шрама. Сжав бескровные губы, подросток в бескозырке не спеша оглядывал маленькую станцию. На его худом лице застыло выражение суровой, совсем взрослой серьезности. Прихмурив бровь, он искал что-то глазами.
- Ты откуда приехал? - почему-то робея, спросил Игорь.
- Из Севастополя, - ответил парнишка и, все так же хмурясь, требовательно спросил: - А где у вас тут сводка?
- Сводка Совинформбюро? А вон на той стенке висит.
- На стенке? Неудачное место: за столбом не сразу заметишь, - явно осуждая, произнес севастополец.
Сдвинув на макушку свою большую бескозырку, подросток подошел к сводке и начал читать. Все приезжие уже прошли мимо, а севастополец все еще читал, хмурясь и думая о чем-то своем.
- Сводку читаешь каждый день? - спросил он Чувилева, не оборачиваясь.
- Когда читаю, когда слушаю…
- "Слушаю"… - усмехнувшись, повторил севастополец. - Сводку, товарищ, читать надо так, чтобы… - и он, не найдя слова, медленно сжал кулаки. Потом отошел от витрины и опять требовательно спросил: - О Максиме Кузенко ты, значит, ничего не читал?
- Н-нет, не помню что-то… - виновато признался Игорь. - А кто он, Максим Кузенко?
- Вот в том-то и штука! - гордо сказал севастополец. - Максим Кузенко - это такой, понимаешь, человек, что его на всех бастионах на-округ знают! В госпитале мне рассказывали, что о Максиме даже в сводке Совинформбюро было написано… а я об этом сам не мог прочесть… я тогда без памяти лежал.
- Значит, ты сюда из госпиталя попал? - спросил Чувилев.
- Из госпиталя… - и севастополец с досадой отмахнулся.
"Рассердился он, что ли?" - растерянно подумал Чувилев.
- Я бы никуда не поехал, - глухо продолжал севастополец, дернув пестрой бровью, - ни за что бы не двинулся с переднего края, от наших морячков… да в последний раз меня здорово ранило, и я не помнил, как меня погрузили и вывезли в тыл… А потом, когда выздоровел, посадили в вагон и отправили сюда.
- Тебя как звать-то? - спросил Игорь.
- Игорь… Игорь Семенов.
- Я тоже Игорь… Чувилев моя фамилия!
- А… тезка, значит!
Игорь Семенов протянул руку Игорю Чувилеву и скупо улыбнулся одними губами.
- Это где же тебя? - осторожно осведомился Чувилев, указывая на красные края большого шрама, стянувшего левую скулу.
- А… это когда мы под Учкуевкой оборону держали, осколочной пылью задело.
- Что это за Учкуевка?
- Ты в Севастополе бывал?
- Нет, никогда.
- Учкуевка… это за Северной, есть у нас гавань такая - пляж, простор, открытое море… Прежде мы, бывало, с папой и мамой на целый день туда в выходной уезжали.
Семенов вдруг оборвал свою речь, худое лицо его сморщилось, как от скрытой боли.
"Наверное, отец и мать его убиты", - подумал Чувилев, решив больше ни о чем не спрашивать нового товарища.
Некоторое время оба Игоря шагали молча. Игорь Семенов, чуть сутулясь в просторном своем бушлате, холодно оглядывал шоссе, косматые стены леса, поляну с торчащими всюду пеньками, кочками и буро-рыжими камнями. Потом он посмотрел на бледное небо. Серые облачка уже скапливались где-то неподалеку от затуманившегося солнца. Подернутое дымкой, оно недовольно щурилось и будто засыпало. А ветер, вдруг вырвавшийся из сизой мглы леса, уже веял холодком и раскачивал тонкие, недавней посадки липки по обочинам железнодорожного шоссе.
- Погода здесь капризная, - прервал молчание Чувилев.
- Да, - сумрачно согласился Игорь Семенов, и вдруг его сухие губы тронула улыбка. - А у нас в Севастополе уже лето, яблони и миндаль давно облетели. Ты не знаешь и не видел, какие под Севастополем сады были… о-о! И в городе, и все вокруг весной белое, розовое. Куда ни взглянешь… прямо-таки на сотни километров сады!.. И сколько же их фашисты проклятые пожгли, изломали… и сколько в садах этих людей погибло… Зато били мы фашистов днем и ночью!
Игорь Семенов вскинул голову, его шрам налился кровью.
- Максим Кузенко как пойдет, бывало, в разведку, так всегда "гостинцы" принесет: револьверы, патроны, лимонки, а то и автоматы. А как Максим на нашем бастионе появится, у всех настроение поднимается. Это, понимаешь, такой парень, что его все главные командиры знают.
Игорь Семенов то замолкал, то опять им овладевала возбужденная говорливость.
- Ты знаешь, - начал он вновь, упрямо дергая бровью, - сколько времени наши севастопольцы бьются?
- Месяцев пять будет? - нерешительно сказал Чувилев.
- Седьмой месяц наши бьются, - гордо поправил Семенов, и лицо его залилось румянцем. - Впрочем, уже месяц как я никого из наших не вижу… и кто теперь из моего пулемета стреляет, не знаю…
- Ты пулеметчиком был?!
- Да, мне сам Кузенко пулемет доверял!
Семенов вскинул было головой, но сразу помрачнел:
- А вот что я здесь буду делать?
- Танки будешь делать, - ответил Игорь Чувилев тоном опытного человека. - Танки будешь делать, вот что.
- Так это надо уметь, - усмехнулся Семенов.
- Научишься.
- А вдруг не сумею? Я ведь к другой жизни привык. Я морской человек, а у вас тут… лужа… - и севастополец пренебрежительно кивнул на узкую серую ленту реки, петляющую среди лесистых берегов. - Я Максиму из госпиталя писал… Получал ли он мои письма? Я не знаю, что с ним, где наш бастион, а Максим не знает, где я!.. Нет, убегу я отсюда обратно к морю, в наш Севастополь!
- А кто тебе пропуск даст?
- Пропуск!.. Можно под вагоном в ящике укатить.
- Та-ак! Тебя успеют научить делу, а ты укатишь…
- Но, но… Уж и вцепился! Ты меня всего пятнадцать минут знаешь, а уже готов меня… Мало ли что иногда ляпнешь, когда у тебя вот тут… - и Семенов выразительно покрутил пальцем вокруг медной пуговицы бушлата.
Разговор опять прервался. Игорь Чувилев исподлобья следил за своим тезкой. Все в нем нравилось Игорю - и большие черные глаза, посверкивающие из-под длинных, словно спутанных ресниц, и легкое подергивание узкогубого рта, и пестренькая бровь, и этот шрам, багровеющий на скуле. Судьба его представлялась Игорю горькой и трудной.