- Ах, нет-нет. Не глупость совсем. Он тебя, Валентина, никогда и не переставал любить. А пигалица все вызнала и затаила. Все ожидала, когда куснуть побольнее. Вот и дождалась. А он человек слабый, покорный…
Продолжая ходить из угла в угол, Еления молча все выслушала. "Вот сейчас она как даст тетке", - подумал Володя. Но Еления только и проговорила:
- Разворошила старьё.
- Старая-то злоба что вода в тухлой бочке: чем старее, тем воннее. Только взбултыхни ее…
- "Воннее"? Откуда у тебя слова такие уродские?
- От людей.
- Какие люди, такие и слова.
Редко кто отваживался спорить с Еленой Карповной, зная ее нетерпимый характер, и поэтому спокойный тон ее разговора удивил и тем самым взбодрил Александру Яновну.
- Вот уж точно! - воскликнула она. - Уж вы скажете, как обрисуете. Уродские слова. А в статейке в этой все слова прелестные, красивые, а читать, сами говорите, противно.
- Все это глупости, - повторила мама. - А вы идите-ка, погуляйте, нечего вам тут, - приказала она детям.
Уходя, Володя услыхал ее гневные слова:
- Как это противно, когда свое мелкое, личное переносят на дела общественные!
И уверенный ответ Елении:
- Ну, матушка, на этом она долго не удержится.
Еще в коридоре Тая начала шипеть:
- Секреты? Подумаешь… Будто мы сами ничего не знаем. А, Вовка?
Володя не ответил, потому что он и в самом деле не все знал и только не хотел в этом признаться. Ну, а Тайке, конечно, все известно, везде сунет свой нос и потом пойдет ахать и ужасаться:
- Ах, тошно мне, любовь-то до чего доводит!..
Посреди двора под огромной березой стояло корыто, полное воды. Вокруг хлопотали воробьи, торопливо утоляя жажду. Высоко на березе сидела ворона, раздвинув крылья и широко разинув клюв, она, наверное, завидовала воробьям. Ей самой давно уже хотелось пить, но она все оглядывалась по сторонам, не решаясь слететь к корыту. Глядя на нее, Володе тоже захотелось пить, но в дом идти сейчас нельзя, там в сенях идет секретный разговор. "Подумаешь", как только что сказала Тая.
Володя отвернулся и плюнул с высокого крыльца в истомленную зноем траву.
- Да, вот и да, - горячо зашептала Тая. - От любви, если хочешь знать, даже удивительно что бывает.
Припоминая недавний разговор Ваоныча с мамой, Володя подумал, что, может быть, Тайка и права. Что-то есть такое в этой самой любви, чего он еще не понимает. Какая-то неведомая, сказочная сила, которая действует только на взрослых и отчасти на девчонок. Мальчишкам на нее наплевать, тем более что сила эта какая-то бестолковая: то она добрая, как у Снежкова, то злобная, как у Ваоныча. Это значит какой человек, такая у него и любовь. Так, что ли?
Нет, ничего тут не поймешь, а спрашивать неловко. Да из ребят, наверное, никто и не знает, а у взрослых спрашивать бесполезно. "Вырастешь - узнаешь" - вот у них и весь ответ. Тайка о чем-то догадывается, а может быть, ей мать рассказала. У Тайки, что ли, спросить?
Он посмотрел на Таю: сидит на траве и, заглядывая в корыто, охорашивается, приглаживает свои бантики. Лицо у нее такое, будто письменную решает. Нет, ничего она не знает, только хвалится.
- Не свались в корыто! - крикнул Володя и пронзительно свистнул. Не торопясь он спустился с крыльца и уселся на резной скамейке в тени около дома.
Нежно улыбнувшись своему отражению, Тая поднялась и, вывертывая ноги, направилась к калитке, и оттуда сейчас же послышалось ее жеманное попискивание и смех. "С кем это она?" Володя хотел идти посмотреть, но тут калитка распахнулась и показалась Тая. Теперь она нормально вышагивала впереди, за ней, удивительно легко отталкиваясь от земли, двигался могучий Хорошун.
- Вовка, привет! - крикнул он и взмахнул толстой рукой. Только сейчас заметил Володя, как стремительно он идет, и подумал, что если Хорошун так легко несет свое громоздкое тело, то значит, он очень сильный человек.
- Загораешь? - спросил Хорошун, здороваясь с Володей и Таей за руку, как со взрослыми. Он приходит не первый раз и уже всех в доме знает. В общем, он считал себя в доме своим человеком.
- А где все? - спросил он снова.
- Там. - Володя махнул рукой.
- Чем заняты?
- Разговаривают про статью.
- А что о ней говорить? - воскликнул Хорошун. - Морду надо бить за такое выступление. - И, вспомнив что-то веселое, Хорошун, посмеиваясь, сообщил:
- Затащили меня один раз к этим, которые классической борьбой балуются. Уговорили. Я им понравился за то, что такой здоровый. Начали меня учить, как надо бороться по всем правилам. Ну я их там всех повалял, классиков этих. Спрашиваю: "Все тут, или еще есть?" А они: "Приходи еще раз, мы тебе сюрприз поднесем такой, что вовек не забудешь!" Ну, я не люблю, если ко мне с угрозой. Я - человек добродушный.
- Не пошел? - спросил Володя.
- Нет. - Хорошун засмеялся.
Володя тоже посмеялся, представив, как Хорошун "валяет классиков", и почему-то подумал, что этот большой и сильный дядька чем-то похож на ребенка. Улыбка, что ли, у него такая ребячья или голос тонкий? И когда он смеется, то даже повизгивает и мигает глазами, совсем как маленький.
А мама жалуется, что измучилась с Хорошуном, который, кроме своей стереотипной, ничего знать не хочет, никакой общественной работы, и ничем не интересуется.
- Эх, жалко!.. - воскликнул Володя с таким отчаянно-веселым огорчением, что Хорошун даже растерялся:
- Жалко-то кого? Борцов этих?
- Да нет же!.. - продолжал выкрикивать Володя. - Совсем не то. Зачем вы ушли от тех силачей! Вы вон какой богатырь! Как Илья Муромец.
- Ты скажешь тоже: богатырь, - проговорил Хорошун. - Твой Илья Муромец на печке просидел тридцать три года. А зачем?
- А вы зачем? - спросил Володя непримиримо.
- Ну, ты полегче. Я работаю все-таки.
- Ну и что. Все работают. А после работы что?
- На печке сидеть, - подсказала Тая.
Не обращая на нее никакого внимания, Хорошун нагнулся над Володей и угрожающе спросил:
- Это тебя мать так настрочила? Вопросы задавать для человека неудобные? Она научила?
Володя подумал: "Вот как треснет сейчас по затылку, так я и покачусь". Он поднял лицо и, глядя прямо на Хорошуна, дерзко ответил:
- Нет, я сам. А что, скажете - неправда?
И ему тут же стало жалко Хорошуна: стоит, моргает светлыми ресницами, как обиженный мальчишка. Вот даже носом шмыгнул. А сам большой, статный, сильный и добрый. И тогда Володе очень захотелось как-то утешить его, подбодрить.
- А мама всегда переживает, как про вас рассказывает. И даже, если хотите знать, один раз заплакала…
Ему показалось, будто Хорошун покачнулся от удивления.
- Кто?! Это она-то! Ну, это ты, брат, загнул скорей всего! - растерянно проговорил он. - От нее многие плачут, эго верно. А чтобы она? Это ты уж совсем не то говоришь… Это тебе показалось…
- Володя никогда не врет, - сказала Тая, - это все знают.
- Заплакала? Это как же? - все еще недоумевал Хорошун. Набрав воздуха, он так шумно вздохнул, что ворона на березе шарахнулась и, хлопая крыльями, перелетела на забор.
- Ох, чтоб тебя!.. - всполошилась Тая, но тут же, презрительно вздернув плечи, ушла под навес.
Раскаленное солнце катилось под горку. На зеленый двор ложились синие тени от дома, от берез и тополей. По широкому лицу Хорошуна скатывались мутные ручейки йота. Вздохнув еще раз, он опустился на траву и прислонился спиной к стволу березы.
- Я думал, у вас тут весело, - сказал он. - Думал: пойду поговорю с Володькой, развеселюсь. А ты укоряешь. Ругаешь даже.
- А вам разве жить скучно? - сочувственно спросил Володя и этим вопросом совсем доконал Хорошуна. Тот взмахнул рукой и тяжело, словно камень, уронил ее, бухнув ладонью о землю. Даже звон пошел.
ИЗОЛИРОВАННЫЕ ПЕШКИ
Но ответить он не успел - на крыльцо вышла Елена Карповна и, обернувшись, протрубила в коридор:
- Чего мы там сидим в духоте? Да и тут, как в парилке. Быть дождю. Володимир, погляди-ка на своего капитана.
Над крышей застыл в неподвижности черный кораблик. Нет, капитан не вышел из своей каюты. Он только немного приподнялся над палубой, подозрительно поглядывая на горячее небо. Он не любит штиля, не доверяет обманчивой тишине.
- Будет дождь, но только завтра! - выкрикнул Володя. Увидев удивленные и заинтересованные глаза Хорошуна, он объяснил: - Капитан еще не встал на вахту…
- А тебе и в самом деле весело, - проговорил Хорошун так удивленно, словно он впервые увидел человека, который не знает скуки.
- А, Хорошун! - воскликнула мама. - Ты ко мне?
Все еще с интересом разглядывая Володю, Хорошун проворчал:
- Нет. Тебя мне и в типографии хватает, вот докуда… - Он поднял ладонь над своей головой и пошевелил пальцами. - К Вовке я.
- И то хорошо. - Мама засмеялась и села на резную скамейку у крыльца.
Елена Карповна закурила и, как всегда, начала расхаживать по двору мимо крыльца. А там, прислонясь плечом к косяку, застыла Александра Яновна.
- Ну, я, пожалуй, пойду, - сказал нерешительно Хорошун.
Но не успел он попрощаться, как распахнулась калитка и вошел Ваоныч. Он даже не просто вошел, как все, а влетел, словно его кто-то втолкнул в калитку. Володя даже шею вытянул, заглядывая: кто бы это мог быть? Но никого там за Ваонычевой спиной не оказалось.
Увидев такое большое общество, он остановился.
- Добрый день… - проговорил Ваоныч неуверенно.
- Хватился. Да уж теперь почти вечер, - ответила Елена Карповна, разглядывая сына. - С чем пожаловал?
- Мне, собственно, надо с тобой поговорить и с Валентиной Владимировной…