- Садитесь. - Потом, через некоторое время, поднял взор, пристально посмотрел прищуренными глазами на вошедших, сморщил лоб. - По какому вопросу?
- Сам знаешь, - ответил Николай Петрович.
- Вы о Егорове? - И тут же ответил: - Этот вопрос мы ставили уже на бюро.
- Но Егоров - член партии, - возразил Николай Петрович. - А вы миновали первичную партийную организацию. Это нарушение…
- Прошу, товарищ Галкин, не брать на себя защиту виновного.
- Да в чем он виноват-то? - негодовал Николай Петрович.
- Еще повторяю: я лично дал команду о сроках сева, а Егоров - по-своему; я лично дал команду о глубокой пахоте, а Егоров - по-своему; сверху спущена команда о десяти- и двенадцатипольных севооборотах, а Егоров - по-своему. Анархия! Надо было наказать. И все!
Филипп Иванович глядел на Каблучкова и поражался: какой случай помог этому человеку попасть на такую важную работу? Тут чья-то ошибка. Конечно, с приездом первого секретаря все должно пойти по-иному. Но что делать сейчас?
Каблучков, обращаясь к Николаю Петровичу, заключил:
- Надо бы и с тебя, Галкин, снять стружку, но решил пока воздержаться. Посмотрим дальше.
- Меня твой рубанок не возьмет, Каблучков.
- Шерхебелем дернем. Все!
Разговаривать дальше не было смысла. Агроном и председатель встали, вздохнули и вышли.
Теперь они ехали вместе в "Москвиче" и вспоминали этот эпизод.
- А что же ты сделал бы? - рассуждал Николай Петрович. - Видно, потерпи до нового первого. Думаю, не продержится этот долго. Хорошо, брат, что ты устроился в это самое - как его? - в "Облкормложку". Ставь опыты, пожалуйста, сколько влезет, а колхозные поля - за тобой.
- Эге, я вижу: "налицо недооценка" значения опытной работы. А опыты - дело серьезное. Вот слушай! - заговорил Филипп Иванович. - Первым делом докажу, как уничтожить сорняки химическим методом. Второе - надо опытным путем установить глубину вспашки для каждого поля в отдельности. Третье - очистить почву от вредителей. Четвертое - поймы продолжать засевать культурными многолетними травами, чтобы кормов было невпроворот. Есть еще и пятое, и шестое, и седьмое… И все это надо так сделать, чтобы доказать. Понимаешь - до-ка-зать! Чтобы не один только наш колхоз понял, а все колхозы района.
- Что?
- Все колхозы района, - повторил Филипп Иванович.
- Ишь, загнул! Ну, валяй, валяй. Все, что от меня надо, - не постою. Помогу. Только знаешь… Как бы это тебе сказать?.. - Галкин нагнулся к Филиппу Ивановичу и шепнул на ухо: - Ты меня-то подучай маленько по агротехнике-то. Не больно я горазд.
- Вместе будем учиться… у земли.
Дружба между председателем и агрономом укрепилась и росла, несмотря на различие характеров: один - спокойный и степенный, другой - горячий, беспокойный.
Но никто из них и не подозревал, что беда стоит за плечами.
Глава десятая
Свежий ветер
Через четыре дня Филипп Иванович и Николай Петрович встречали на станции профессора Масловского.
У Филиппа Ивановича был приготовлен для гостя завтрак. Предполагалось хорошо угостить профессора, а потом уж приступать к делам. Но Герасим Ильич останавливал автомобиль у каждого поля, выходил, смотрел и расспрашивал так, будто не он должен учить агронома и председателя, а сам приехал у них учиться. Видно было, что он заметил многолетние заботы Филиппа Ивановича в поле и то, что колхоз идет на подъем, - лето обещает хороший трудодень. Сразу же завернули и на злополучный участок, предназначенный под занятый пар. Вот тут-то Герасим Ильич и вспылил.
- И вы допустили, товарищ председатель! - воскликнул он. - Это же издевательство над землей. - И добавил совсем не по-научному: - Кроме того, если посеять здесь сейчас, это значит - выбросить семена коту под хвост.
Николаю Петровичу после такой речи стало легче. "Черт их знает, как с этими профессорами обращаться", - думал он несколько часов тому назад. А теперь как-то сразу все стало на место. Он и согласился и возразил так:
- Издевательство - точно. Коту под хвост - исключительно точно. А вот насчет "допустили" - не согласен. Попробуй-ка возразить нашему Каблучкову. Куда там!
- А я буду возражать. Попробую. И не думаю, что вы правы. Возражайте, протестуйте, пишите, жалуйтесь. Иначе вы не коммунисты, - наступал Герасим Ильич.
- Вы не понимаете сути, - возразил Николай Петрович, согласно своему характеру, совершенно спокойно. - Дело-то в чем? Да в том, что Каблучков временно замещает первого секретаря. Ну и… заместил так, что закрыл собою от нас весь белый свет. Любое возражение он считает посягательством на авторитет.
- Жалуйтесь! - настаивал Герасим Ильич. - Что вы, маленькие дети, в самом-то деле?
- Попробуем дождаться первого. Новый будет. А старому не вернуться, заел его туберкулез. И к тому же - ну, напишем мы о том, что мы не желаем выполнять дополнительный план по состоянию погоды. Что из этого? Кому за это будет? Никому. План планом. А с меня и с Филиппа Ивановича будут "снимать стружку". Ведь жалобу-то не разберут за три дня? Нет. А сеять все равно заставят, пока жалоба будет ходить месяца два по разным инстанциям.
- Это как - "снимать стружку"? - спросил Герасим Ильич уже более примирительно, чем и дал понять, что он почти согласен с доводами.
Филипп Иванович улыбнулся и не стал отвечать на вопрос профессора, кивнув на Николая Петровича. А тот вполне серьезно сказал вместо ответа:
- Знаете что - хотел бы я, чтобы вы лично посетили самого Каблучкова и высказали ему все так, как нам. Может быть, и поймете "стружку".
- Обязательно поеду, - согласился Герасим Ильич.
С поля ехали молча. Всеми овладело самое обычное человеческое состояние, при котором любая идея тускнеет: хотелось есть.
К одиннадцати часам дня они подъехали к дому Филиппа Ивановича. Николай Петрович, выходя из "Москвича", сказал:
- Ну вот теперь и я знаю, что такое ученый. Думалось, как с ним говорить? А ну-ка да он скажет ученые слова, каких не знаешь? Выходит, все не так уж сложно.
Герасим Ильич улыбнулся. Филипп Иванович пригласил всех в дом. А Николай Петрович продолжал тем же ровным и спокойным голосом:
- А дозвольте спросить: водку пить будете?
- Водку?! - ужаснулся Герасим Ильич, но сразу же изменил выражение лица на благожелательное. - Буду!
Николай Петрович рассмеялся.
- У нас поговорка такая есть: "Если гостя встречать без вина, то хозяин - сам сатана".
За завтраком, после того как утолили первый голод, зашел разговор об опытном участке. Начал Филипп Иванович:
- Вот вы, Герасим Ильич, рекомендовали взять отстающий колхоз. Помните?
- Помню. И убежден в этом.
- А Николай Петрович категорически предложил оставаться здесь, то есть в "среднем" колхозе.
- Никуда я его не пущу. Пусть тут и ставит опыты, - подтвердил Николай Петрович.
Герасим Ильич возразил:
- Вы, видимо, исходите из своих личных соображений. А надо думать об общем, не только о своем колхозе.
- Нет, не из личных. Мне Филипп Иванович уже говорил о вашей точке зрения: "не изучаем опыт отстающих", "нельзя лечить болезнь, не зная ее", и тому подобное. А я возражаю.
- Но ведь это же неопровержимые доводы.
- А кто знает, может, и опровержимые.
- Интересно, - оживился Герасим Ильич, - очень интересно.
Поставив вилку острием вверх, Николай Петрович возражал:
- Если следовать этому вашему доводу, то надо обязательно посеять овес с чечевицей в конце июня, по глыбистой пахоте.
- Не понимаю! - удивился Герасим Ильич.
- Ну что ж тут не понимать! Посеять занятый пар в конце июня, а в октябре - ноябре посеять озимые, чтобы их не было совсем. Это и будет "изучение" отстающей агротехники, то есть изучение того, как не надо делать. Я не горазд в агротехнике, но думаю - этого не следует делать.
- Позвольте, Николай Петрович! Я имею в виду и организацию труда, и вообще организационные вопросы, и работу с людьми в отстающих колхозах.
- И все равно. Лучше изучать, как сделать хорошо, чем изучать, как не надо делать плохо.
Герасим Ильич ответил не сразу.
- Тут надо подумать… Пока тебе никто не, возражает - считаешь, что ты прав… А вот сейчас вы, кажется… правы. У вас - логика.
- Я, Герасим Ильич, не понимаю ее, эту логику. А так - "по личному соображению". Все-таки жизнь прожил, шестой десяток пополам перерубил.
Герасим Ильич легонько хлопнул Николая Петровича по плечу.
- А ведь мы вроде ровесники! Знаете что, Николай Петрович, вы меня немножко подучайте.
- А вы меня.
- Идет!
- По рукам?
- По рукам.
Филипп Иванович был очень доволен, что скептическое отношение Николая Петровича к профессору рассеялось как дым. И он уже уверенно спросил:
- Значит, вы не возражаете против того, чтобы я остался здесь, в своем колхозе?
- Побежден, - ответил Герасим Ильич, - "Личным соображением" побежден. Впрочем, ведь это был только мой совет. А от меня совершенно не зависит, где вам основать опорный пункт.
- На это есть "Облкормложка", - ехидно вставил Николай Петрович.
- А советоваться будем все-таки с вами. Вы только сейчас заключили условие с Николаем Петровичем.
- Ладно, ладно. Уж раз "попался" - ничего не поделаешь.
- Не будем спорить, дорогие товарищи. О том человеке, который взялся за гуж, пословица уже есть, и ее нечего выдумывать, - заключил Николай Петрович.
После завтрака Филипп Иванович и Николай Петрович ушли в правление, а Герасима Ильича уговорили отдохнуть.