И это была бы блестящая мысль, если бы не Изида Ерофеевна. А она задала простой вопрос:
- Что там у тебя с этим Егоровым?
- А откуда ты знаешь? - поставил контрвопрос Карп Степаныч.
- Слух дошел, - неопределенно ответила Изида Ерофеевна, но, конечно, не сказала о том, что, как и обычно, открыла своим запасным ключом письменный стол мужа и прочитала его заявление.
Мысли у Карпа Степапыча заработали. Он нахмурился и, ничего не отвечая на вопрос жены, ушел к письменному столу в другую комнату. Там он достал папку "Личное дело", сунул в портфель и направился на работу, в Межоблкормлошбюро. Но, уходя, строго сказал жене:
- О Егорове молчать. Ничего не случилось.
- "Врагу не сдается наш гордый варяг", - пропела Изида Ерофеевна, улыбаясь. И, подтянувшись на носках, поцеловала мужа в щеку.
Это было приятно так, что Карп Степаныч, чувствуя поддержку друга, улыбнулся тоже. Да и чем, собственно говоря, быть недовольным? Сыт, обут, одет, сберкнижка есть. Что же касается диссертации, то он ее защитит.
Шел он на работу пешком, переваливаясь утицей, наполненный пищей и мыслями. Он думал о том, что вот придет в свое учреждение и начнет руководить и что руководить умеет не каждый, в особенности в науке; будет руководить, а потом со временем станет доктором сельскохозяйственных наук.
Карп Степаныч глянул на часы: десять! Даже ему, руководителю, опаздывать на полтора часа неудобно. И он заспешил.
Спокойные и сытые мысли прекратились сразу же, как только он открыл дверь своего учреждения. В двери он неожиданно столкнулся с Чернохаровым. Да как столкнулся! Чернохаров выскакивал в этот момент из учреждения, а Карп Степаныч спешил войти в учреждение. Чернохаров почему-то горячился. Дверь они открыли одновременно и так больно столкнулись, что вытаращили глаза друг на друга и долго не могли произнести ни слова.
- Вы? - наконец выдавил Чернохаров.
- Я, - ответил Карп Степаныч. - Виноват…
- Виноват… Ох! - вздохнул Чернохаров.
Наконец они все-таки сели друг против друга. От боли оба стали грустными.
- Я спешу, - уныло сказал Чернохаров. - Ждал вас полчаса… Опаздываете.
- Виноват, Ефим Тарасович… Дела. Задержался.
- Вот… Дела. Есть дела поважнее.
- Что вы хотите этим сказать, Ефим Тарасович?
- Сегодня всю ночь до рассвета вдвоем… - начал Чернохаров.
- Кто?
- Враги. Егоров и Масловский. Видимо, готовят на нас…
- Донос?
- Возможно. Еще раз проверьте свои…
- Документы и личные дела, - уже перехватывал Карп Степаныч мысли учителя.
- И ускорьте…
- Понимаю.
- Ваше должно быть впереди, чем ихнее.
- А может быть, они не писали? - будто сомневаясь, спросил Карп Степаныч.
- Смотрите, вам виднее, - ответил Чернохаров так, будто уж и не важно ему все это, однако добавил: - Предусмотрительность и предосторожность - родные сестры. Гм…
Карп Степаныч понял, что разговор окончен и что собеседник зашел именно затем, чтобы высказать последнюю философскую мысль. А Ефим Тарасович встал и вышел из комнаты.
Карп Степаныч только теперь поздоровался с Подсушкой, сел за стол и глубоко задумался. В голове возник вопрос: "Чем они могут меня взять?" После этого он положил перед собой папку. В этом домашнем "Личном деле", кроме копий документов официальной папки, которая хранилась где-то в сейфе, были записки от профессоров и к ним, пригласительные билеты на торжественные заседания или ученые советы, справки с места жительства разных лет, копии назначений и увольнений и даже давнишняя записка от некой дамы, обожающей науку в лице Карлюка. Первым листом была анкета - "Личный листок по учету кадров". В этот-то вопросник жизни и вник сейчас Карп Степаныч, думая все об одном и том же: "Чем они могут меня взять?" Он читал свою анкету и вспоминал жизнь. Всю жизнь! И казалась она ему чистой, как стекло.
В самом деле, анкета Карпа Степаныча была зеркалом образцовой чистоты и трудолюбия человека. По этой анкете, право же, ему надо быть академиком или даже больше. Очень хорошая анкета у Карпа Степаныча! Начнем рассмотрение этого весьма важного документа вслед за Карпом Степанычем прямо с первых вопросов.
"Фамилия, имя и отчество - Карлюк Карп Степаныч". Значит, отцом его был Степан Карлюк.
"Место рождения… Год и месяц рождения - 1903, декабрь". Значит, родился в пургу и морозы. Такого человека надо обязательно выдвигать - крепкий здоровьем должен быть.
"Социальное происхождение - крестьянин". И в скобках - "середняк".
Тут Карп Степаныч вспомнил прошлое.
Вот он мальчишкой в родном доме. Отец, могучий ростом крестьянин, имел только одну корову. А Обломковы имели двадцать две, а Чухины - двадцать шесть. Карпуха же (так звали в те годы Карпа Степаныча) видел, как отец работал день и ночь, стараясь разбогатеть, видел и то, что из этого ничего не получалось: давили Обломковы.
Но отец часто повторял:
- А ты тянись, Карпуха, достигай.
Карпухе было лет тринадцать или четырнадцать, когда пришла революция. Лет восемнадцать - к началу нэпа. И Карпуха тем временем уже учился, весьма энергично перебиваясь с двоек на тройки (учение давалось ему туго).
Когда он поступил в институт и приезжал на каникулы, то отец говаривал:
- Я вот всю жизнь тянулся. А глянешь назад - одна только работа, каждый день работа. Может быть, хоть ты не будешь работать. Ты достигай. Уважай учителям, профессорам и - достигай. Кто выше тебя по чину, тот и обидеть тебя может. Но ты не обижайся, а ласкай: выгода - другой раз не обидит, а тебя же и почтит. И главное дело, достигай. Может, и не будешь тогда работать. Ученые люди, они не работают. Достигай.
Так постепенно и вырос Карпуха на закваске такой философии: учиться, чтобы не работать. И линия жизни его выражалась в одном слове: достигай!
"Тут, - думал Карп Степаныч, сидя за анкетой, - они меня не подкусят. Чистый середняк".
И он изучал свою анкету дальше.
"Состоял ли в оппозициях? - Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не допускал и мысли".
"Был ли за границей? - Не был, не собираюсь и не поеду ввиду того, что мне там делать нечего".
Так продуманно отвечал Карп Степаныч Карлюк на все вопросы анкеты. Но на одном вопросе - только на одном! - он вдруг споткнулся и… вспотел. Вопрос обыкновенный: "Участвовал ли в боях в Отечественной войне". И ответ простой: "Нет". А вспотел. Миллионы людей спокойно ставят такие ответы, зная, что и в тылу нужны были люди. Знал это и Карп Степаныч. Но и Егоров-то тоже кое-что знал. Не будь Егорова - чистота анкеты была бы алмазной. Теперь же вот сиди, обхватив голову руками, и думай и вспоминай, чего не следовало бы вспоминать.
А случилось все так.
…Немец приближался к городу. Шли войска, ехали обозы, танки, пушки - Красная Армия отступала. По обочинам дорог и проселкам, по всей Европейской России, двигались эвакуированные жители. Кто как: кто пешком, кто на лошади, кто просто двигал впереди себя или тащил за собой тележку с немудреным скарбом и пищей. Люди переживали величайшее несчастье - уходили из родных мест; они видели отступающие войска, и сердце каждого сжималось при мысли о худшем. Вражеские самолеты десятками висели над городами и селами, наводя ужас и смятение, распространяя всюду смерть.
Вот в такие-то дни заволновался и Карп Степаныч, стал мрачным. Изида Ерофеевна потихоньку плакала. Вечерами они подолгу сидели и советовались, а чаще спорили о том, что делать. Так шли дни. Уже разрывы снарядов стали слышны по ночам - бои приближались. В то время Карп Степаныч не был еще, по его собственному выражению, "наукоруком", а просто подчинялся Чернохарову. И вот он пошел по поводу распоряжения: не пора ли эвакуироваться? (Никаких указаний об эвакуации пока не было.) Но, придя к Чернохарову, он нашел пустую квартиру: тот выехал в неизвестном направлении. Карп Степаныч побежал домой, задыхаясь, толкая по пути прохожих.
Он ворвался в свою квартиру и выпалил:
- Иза! Немцы!!
Изида Ерофеевна почему-то не совсем волновалась в данную минуту и сказала:
- Ну и что же?
- Собирайся!
- С какой такой стати?
Тут Карп Степаныч взял стул и без спора, замахнувшись им на супругу, выкрикнул:
- Я кандидат наук! Повесят! Ну? - И вопросительно потряс стулом над головой.
Потом он убежал куда-то. Потом приехал на подводе, запряженной парой лошадей. На той подводе уже сидела сторожиха сада института с мальчиком. Карп Степаныч и Изида Ерофеевна быстро собрались. Они взяли с собой самое необходимое: альбомы рисунков Изиды Ерофеевны, "Личное дело" Карпа Степаныча, документы, деньги, два пуда соли, мешок пшена, два пуда солонины, мешок муки, два пуда сухарей, Джона с его постелью, двадцать две коробки спичек, две перины и четыре одеяла, пять бутылок кипяченой воды, пять пачек аспирина и пять пачек пургена, по два костюма на каждого и кое-что другое, самое необходимое в неведомом пути. Все это нагрузили так, что лошади еле стронулись с места, а сторожиха с мальчиком пошли пешком за подводой. Потом где-то в пути сторожиха добровольно (хотя и со слезами, но по собственному желанию) уволилась от Карпа Степаныча, пересевши на другую подводу со своим немудреным мешком сухарей. Карп Степаныч дал ей на прощание три стакана соли, а Изида Ерофеевна "точила" его за такой необдуманный и непростительный поступок и твердила:
- Самим не хватает, а он раздает. Растяпа!
А Карп Степаныч отвечал мудро:
- Самое трудное из всех подражаний - быть щедрым.
- Начитался, черт, разных глупостей, - заключила супруга, не вникнув в суть.