- Нет, не то слово сказал, - горячо заговорила Феврония. - Для меня ты не просто работник, ты для меня невенчанный муж. Может, жил в моих девичьих думах, в песнях и в молитвах, да-да, в молитвах. Я просила Пречистую, чтобы она вернула тебя ко мне. Но видно, не дошла моя молитва до богоматери, и вот я сама приехала за тобой. - Феврония схватила за руки Василия и приблизила к нему пылающее лицо. - Я жду твоего слова.
- Пошли в избу, а то бабы уже начинают шушукаться, - кивнул он головой на двух женщин, стоявших с ведрами невдалеке и бросавших любопытные взгляды на Февронию.
Андриан встретил гостью приветливо:
- Проходи в передний угол, чо села у порога? - и шершавой рукой погладил скамейку. - Давненько не была в Косотурье, поди, с самой ярмарки.
Феврония перешла ближе к столу и, откинув шаль на плечи, оглядела избу. Низкий бревенчатый потолок, два покосившихся от времени окна, большие щели на подоконниках, сырые углы с осевшим куржаком в пазах, низенькие полати, - вот что она увидела.
"Не лучше, чем в моей малухе", - подумала женщина и, подавив вздох, спросила старого Обласова:
- Как зимуете?
- А так и зимуем, день прошел - к смерти ближе. В хозяйстве жить - обо всем приходится тужить. А вот чем тебя угостить, Феврония Лукьяновна, ума не приложу, - Андриан перевел взгляд на жену.
- Есть картошка вареная, пареная репа, рыбу можно сварить. Найдем, чем покормить. - Старая взялась за ухват.
- Ничего не надо, сыта. Пришла по делу. - Феврония еще раз оглядела избу. - Может, отпустишь Василия ко мне до пасхи? Платой не обижу. - Феврония выжидательно посмотрела на Андриана.
Старый Обласов был рад предложению Февронии, но вида не подал.
- Не знаю, что тебе и сказать... Василко собирался в город на заработки, да, похоже, не поедет. - Андриан посмотрел на сына, стоявшего у притолоки.
Феврония, конечно, знала, что паспорт Василию не дали, и, опустив глаза, спросила деловито:
- С хлебом-то как у тебя?
- Хвалиться шибко нельзя, - уклончиво ответил Андриан.
- Ты приезжай ко мне в Камаган вместе с Василием. Дам пудов двадцать. А если лошадь возьмет больше, еще добавлю. Шерсти увезешь. У меня, слава богу, овечек не мало. А у тебя, я вижу, пимешки уже износились, - поглядев на подшитые валенки Андриана, сказала Феврония.
Старый Обласов подумал: "Хлеба даст подходяще. На семена теперь хватит. Да и пимы себе и старухе нынче скатаю. Пущай Василко едет. Так болтается без дела. А там хоть заробит", - и сказал: - Ладно, поедем оба.
Когда Василий, провожая гостью, вышел с ней в сенки, Феврония обхватила его голову и стала жарко целовать. Только заслышав за дверью шаги Андриана, отшатнулась от молодого Обласова.
Вышла на крыльцо, глубоко вздохнула в себе свежий морозный воздух.
- Господи, как хорошо. - Перешагнула изгородь и направилась по дороге, ведущей в Камышинскую слободку, к дому отца.
Дня через три Андриан вместе с сыном уехал в Камаган. Дорогой старый Обласов говорил:
- К пасхе обязательно домой приезжай. Станет Феврония уговаривать еще пожить - не соглашайся. Самим сеять надо, а ноги ходить за сабаном у меня плоховаты.
Василий молча прислушивался к словам отца, однотонному скрипу полозьев и, подняв воротник овечьего тулупа, углубился в свои думы. Ехать в Камаган не хотелось. На привязанность Февронии он смотрел вначале, как и все деревенские парни: вдовица - не девица. Другое дело - Глаша. Хоть и мужняя жена, но с Февронией не сравнишь. Жалко Глашу. Хотел ведь жениться на ней. А тут богатый подвернулся. Выдали поневоле. Вместе с тем Василий почувствовал, что "грех" доставался Февронии нелегко, что она все сильнее привязывается к нему, что с ее неуемной страстью он и сам порой теряет голову.
Как бы угадывая мысли сына, Андриан говорил:
- Сказывали мне мужики, что Савелий Сычев попировывать стал. В кабаке его видели не раз. А все из-за старика. Будто Савелий просит раздела, а Лукьян не дает. Ну и пошло. Сноху начал притеснять. Вот она, жисть-та, и через богатство слезы льются.
- А кто ее приневолил? Илья. - Откинув воротник тулупа, Василий повернулся к отцу. - Так и получается: позарились на богатство - и пропадает человек.
- Нужда заставила Илью отдать дочь за Савелия. Поди, думаешь, охота мне тебя в работники отдавать? Да ни за что бы не отдал, было бы чем жить. Ты вот лучше женился бы да жил своей семьей.
- Сказал тоже, - протянул Василий. - Ты ведь хорошо знаешь, что осенью мне в солдаты идти. Какой может быть разговор о женитьбе. Приду с военной службы - поедем вместе невесту искать, - уже с улыбкой сказал он.
- Косотурские девки ждать тебя не будут.
- Не беда. Найдем в другом месте.
- И то правда. Была бы изба, а тараканы набегут. Однако скоро Камаган, - сказал он, заметив постройки, и стал поторапливать коня.
Андриан прожил на заимке Бессоновой день и, насыпав несколько мешков пшеницы, уехал в свое Косотурье.
ГЛАВА 9
В январе начались бураны. Корм для скота находился далеко от заимки, и ездить за ним стало небезопасно. Дорожных вешек зимой в степи не ставили, бесполезно. Ветер наметал на проселки большие суметы и порой скрывал даже заросли тальника, росшего по балкам.
В один из зимних дней, когда установилась погода, Василий вместе с Изосимом и Калтаем выехали на шести подводах за сеном, которое было сметано у Больших донков. Обласов и старик Изосим были одеты в добротные полушубки из овчины, теплые папахи и пимы. На Калтае был старый полушубок, шерсть из которого местами давно вылезла.
Выехали на рассвете. Сразу же за околицей началось бездорожье. Лошади с трудом вытаскивали ноги из глубокого снега и только местами, где ветер относил его в балки, переходили на рысь. За лошадями увязался стригун. Как он вырвался из пригона, никто не заметил. Обнаружили его уже далеко от заимки, когда наступил полный рассвет. Первым увидел стригуна Калтай.
Соскочив с саней, он попытался прогнать жеребенка домой.
- Айда! Айда! - щелкая кнутом, кричал он на него.
Стригун отбежал в сторону с явным намерением не отставать от лошадей.
- Пускай бежит, - крикнул Василий Калтаю и, спрыгнув с саней, пошел рядом с пастухом.
- В степи волки есть. Глупый стригун пугался, сторона бежал, волк его хватал. - Калтай сокрушенно поцокал языком.
- Набегут волки, отгоним, - стал успокаивать пастуха Василий.
- Ай-яй, Василь, ты степь не ходил, я давно ходил. Степь свой закон есть.
- А кто его писал, этот закон.
- Уй, ровно умный человек-та, а не понимал. Степь писал, - заявил он решительно. - Шибко сердитый закон. Бай, джатак - псе слушал закон. Кто не слушал, пропадайт.
- А что это за такой закон, что люди боятся?
- Смотри! - Рука Калтая протянулась по направлению занесенных снегом кустарников. - Корсак мышь ловил, - показал он на мышковавшую лису, - волк корсак хватал.
- А-а, теперь понимаю: кто, значит, сильнее, тот и хозяин.
Василий подумал о своем спутнике: "Вот и возьми ево. Неграмотный, а понимает". Василий с уважением посмотрел на шагавшего рядом с ним пастуха.
Вскоре погода установилась, и корм к заимке успели вывезти до февральских буранов.
В марте дни стали длиннее и наступила оттепель. В один из таких дней на заимку приехал Лукьян.
- Ты опять пригрела Ваську? - заметив Обласова во дворе, недовольно спросил он дочь.
- Помогает Изосиму по хозяйству. Работник он старательный, непьющий, - стала защищать Василия хозяйка.
- Я не об этом, - поморщился Лукьян. - Слава идет о нем не шибко добрая.
- А что?
- Дружба у него завелась большая с Кириллом. А тот, говорят, против царя идет.
- Ну и что из этого?
- А то, что он втемяшил в голову Ваське, засело у него крепко.
- Откуда ты знаешь?
- Поносил Васька не раз состоятельных людей при народе. Угловскому уряднику я уже баял об этом. Сулился приструнить Ваську. - Помедлив, Лукьян спросил: - А здесь за ним ничего такого не видно?
- Нет, вечерами ходит только в малуху с работниками в карты играть.
- Ты хоть раз послушала, о чем они за картами говорят?
- Нет, да и слушать не буду. На Василия я надеюсь.
- Надейся, как на вешний лед. Я тебе скажу, что теперь глядеть в оба надо. Из городов слухи ползут не шибко хорошие, да и небесное знамение, говорят, было. Хвостатая комета будто бы появлялась на небе. Правда, сам-то я не видел, но добрые люди сказывали. Скупщики хлеба не были у тебя?
- Нет.
- Рыскают они по деревням и селам, как волки, чуют добычу. Смотри, как бы тебя не обыграли.
- Не обыграют. Да и нужды нет хлеб продавать. Что в амбаре - то в кармане.
Лукьян погладил бороду. "Мужиком бы тебе родиться, а не бабой, - подумал он про дочь. - Не чета Савке". Помолчав, сказал:
- Савка с разделом пристал. Сношка подзуживает. Жить с нами не хочет. Каждый день тростит - уйду да уйду. А Савка как ошалел: "Давай раздел". Прошлый раз напился и чуть с кулаками на меня не полез. В кабак заглядывать через это стал.
- Возьми да отдели.
- Что ты?! - Лукьян от удивления приподнялся с сиденья. - Хозяйство рушить? Нет, - покачал он отрицательно головой. - Пока я жив, никакого раздела не допущу! - Сычев прихлопнул рукой по столу и зашагал по комнате.
- Но Савелий заералашит и вконец свихнется.
- Ну и пускай, ежели добром не хочет жить. Поменьше бы бабу слушал.
- Может, на это причина есть?
- Какая причина, - Лукьян отвел глаза от дочери, - просто дурь. Вот чо, дело у меня к тебе, - перевел он разговор.
- Говори.