2
В общем, все было хорошо под небом сирагинским. Росли дети, набирались знаний в школе, даже мулла послал свою дочь учиться, о чем и возвестил глашатай Ооман. Менялась вокруг жизнь, менялись люди, перестраивались аулы, расширялись дороги, и по ним проехали первые машины. Появились первое кино, первый детектор с наушниками, первое радио - "говорящая тарелка", союз безбожников, МОПР, "ворошиловский стрелок", трудодни. Заработал - получай, не заработал - нечего руку протягивать.
Сыновья мерили отцовские папахи, надевали отцовскую обувь. Дочери заглядывали в материнские сундуки и прикидывали, идут ли им праздничные наряды. Ну что ж, очень хорошо! Надо в пекарне хлеба побольше заказывать, музыкантов надо предупредить. Осень будет щедрая, на славу! Осенью будем играть свадьбы!..
А пришла беда. Черная весть, на черных крыльях, в черной бурке, на черном коне по горам, по ущельям разнеслась во все стороны - война! Нет, не такую ожидали невесту для своих сыновей…
Проводил и Осман своих близнецов - Гасана и Гусейна, статных, крепких, смелых, но еще безусых. Через некоторое время и сам ушел - вступил добровольцем в Дагестанский кавалерийский эскадрон.
А враг подступал уж к Салатавским горам. У Моздока сражался на рельсах бронепоезд "Комсомолец Дагестана", горели нефтяные амбары на холмах Малгобека, бомбили Грозный и Махачкалу.
Горцы-старики точили кинжалы и сабли, у кузни подковывали лошадей, проверяли седла - жили, как говорится, одной ногой в стремени.
То там, то здесь, на больших дорогах появлялись вражеские лазутчики, провокаторы и диверсанты, прошедшие особые курсы в фашистских школах. Для борьбы с ними в районах и в крупных населенных пунктах создавали истребительные отряды из женщин и стариков. Таким отрядом в горах Буртау-Шурми командовала Сибхат Карчига, и Указом Президиума Верховного Совета она была одной из первых награждена Почетной грамотой и денежной премией в тысячу рублей за активную борьбу с врагами и проявленное при этом мужество и геройство.
Немецкие лазутчики и предатели не могли найти себе приют в аулах и жили в лесу, в пещерах. Небольшая группа диверсантов попала в засаду, организованную Сибхат Карчигой, и была уничтожена. Трое сдались, сложили оружие - нужно было видеть их физиономии, когда они узнали, что их одолели женщины.
Но вслед за этим успехом для Сибхат Карчиги наступила полоса неудач. Преследуя в горах Буртау-Шурми вражескую группу, она чуть сама не попала в засаду - тогда отряд потерял троих бойцов.
Вскоре Сибхат встретила двух женщин из далекого хутора, которые спустились в долину Таркама, чтоб на скошенных полях собрать колоски. По пути женщины смололи зерно на мельнице и уже с мукой возвращались домой. Но в ущелье Шинка-Шири бандиты отняли у них все.
Вообще, эти "лесные люди", как их называли, не гнушались ничем - грабили, угоняли колхозных овец, отбирали почту, убивали активистов. Это именно в ущелье Шинка-Шири четвертовали управляющего районным банком орденоносца Паппая и вырезали на его груди звезду, издевались над школьницей из Конгожи, угнали табун лошадей с альпийских пастбищ.
- Это не люди, а звери, будь они прокляты! - причитали в отчаянии горянки.
- Двоих я узнала… - проговорила одна, все еще дрожа от пережитого страха. - Я прятала свое лицо, они бы меня не отпустили, если б и они меня узнали…
- Кто они? - перебила Сибхат Карчига.
- Ой, нет, нет, нет…
- Образумьтесь! - закричала Сибхат Карчига. - Вас грабят, последний кусок хлеба отбирают, а вы боитесь их назвать?!
- Будь они прокляты, да не смилостивится над ними небо, да покарает их божий гнев!.. Это были Навруз и Сапар.
Теперь Сибхат Карчига сама целыми днями просиживала в укрытии в ущелье Шинка-Шири. Наконец выследили их, когда они через Чертов Мост направлялись на ночлег.
В тот день их было шестеро - в бинокль Сибхат Карчига видела каждого в лицо. С ужасом разглядела она, что среди этих людей - Осман.
"Нет, нет и тысячу раз нет! - закричала она мысленно. - Мой муж на войне!.." Да, да, Осман Акбаров добровольцем пошел на войну, об этом и в газете писали. Из-за плоскостопия его долго не брали, но он добился своего. Она сама его за аул провожала! Что ему делать вместе с Наврузом и Сапаром?! А это действительно они! Вооруженные до зубов, обвешанные гранатами, опоясанные патронными лентами. Они, те самые, что напали на нее тогда, у мельницы.
Сибхат с трудом поднялась. Руки еле держали винтовку, и она перекинула ее через плечо. Бинокль на груди, казалось, тоже потяжелел и клонил к земле,
Прячась за валуны и деревья, Сибхат опустилась к реке. Легла, окунула лицо в холодную воду.
Она долго лежала на берегу. Потом села, вытерлась платочком. И вдруг услышала хриплый голос над собой:
- А я думал - мертвая.
При звуках этого голоса Сибхат представилось искаженное лицо, руки, рвущие на ее груди платье, на груди, к которой еще не прикасался даже солнечный луч,
- А ну встань! Не ты ли нас выслеживала?
Сибхат Карчига, не торопясь, обернулась. Оскаленные, красные от вина, щетинистые рожи. Это вот Навруз, а это Сапар, остальные незнакомые… Постой, постой, а это кто позади всех? Одежда на нем военная, еще не оборванная, и он не зарос, как они, бородой!..
- Вот это сюрприз! - усмехнулся, подкручивая усы, Навруз. - Эй, Осман, иди-ка сюда, погляди!
- Сибхат? - выдохнул Осман и побледнел. - Ну, что уставились? Женщину не видели?..
Сибхат Карчига легко поднялась, отряхнула с себя пыль. "Вот и пришла смерть", - подумала она.
- Женщин мы видели, - захихикал и чахоточно закашлялся Сапар. - Но комиссаршу Сибхат Карчигу не встречали давненько.
- Хватит зубы скалить. Ступайте, я догоню вас.
Осман подошел к жене, протянул ей руку. Сибхат Карчига заложила руки за спину.
- Не очень-то жалует она тебя, Осман! - усмехнулся Навруз. - Трижды ей смерть, это из-за нее мы потеряли друзей в Давла-Када. Это она устраивала нам ловушки.
- Жаль, что я тогда не выжгла на вас клеймо. Может, совесть наконец заговорила бы… - со злой усмешкой проговорила Сибхат. - Хотя какая там у вас совесть…
- Спасибо, что ты сама напомнила нам про тот случай, - сквозь зубы процедил Навруз, расстегивая деревянную кобуру маузера.
- Навруз! Я сказал: идите.
- Все-таки не лежит к тебе моя душа, Ооман. Со всеми твоими полномочиями…
- У тебя будет время проверить их. А свои сомнения можешь высказать в штабе "Эдельвейс". Уходите!
- И ты уходи с ними, - глотнула горькую слюну Сибхат Карчига. Почему-то врезалось в мозг странное, но красивое слово "Эдельвейс". - Их-то я знаю, но как ты мог на такое пойти?! Тьфу! Лучше бы ослепнуть мне, лучше бы собакам бросили меня, чем увидеть своего мужа здесь, с ними.
- Эй, Осман, если ты упустишь ее живую, клянусь, первая же пуля моего маузера достанет тебя!
- Идите отсюда!..
- А чего он нам приказывает? Явился два дня назад - и командует! - Сапар угодливо заглядывал в хмурое лицо Навруза.
- А вот мы и не уйдем. - Навруз с маузером, на изготовку сел на камень. - Вот теперь мы проверим тебя по-настоящему, Осман, кто ты такой есть на самом деле. Ну-ка прикажи ей раздеться!
- Навруз, время дорого. Выполняйте задание! Вы слышите?
- Не слышим. Если надо будет, "Эдельвейс" пришлет к нам другого связного.
- Правильно, Навруз, - поддержал Сапар. - Когда еще у нас будет случай разделаться с комиссаршей?
Осман преградил ему дорогу.
- Хорошо, хорошо… Назад, я сам ее…
- Ну правильно, Осман. Долг, говорят, платежом красен, хи-хи!
Сибхат закричала:
- Не подходи! - и схватилась за свою винтовку.
Осман вырвал у нее оружие. Сибхат упала навзничь. Османа будто толкнул кто-то. Он бросился к жене, сунул ей винтовку в руки.
- Быстро за камни! - шепнул ей Осман, выхватил наган, обернулся и в упор выстрелил в Навруза.
Бандиты кинулись в разные стороны, а Навруз скорчился и уткнулся лицом в реку. Осман выстрелил в Сапара. Осечка. Засвистели пули, и Осман упал.
Тут заговорила винтовка Сибхат Карчиги. Пуля догнала Сапара на склоне, и он, как мешок, покатился вниз, пока, мертвый, не застрял в кустах… Остальные трое, отстреливаясь, окрылись.
Сибхат Карчига подбежала к мужу. Он лежал ничком. Сибхат перевернула его, побрызгала в лицо водой. Осман открыл глаза.
- Как это все некстати, моя Сибхат… Ты не думай обо мне плохо… Что пишут сыновья?..
- Сыновья сражаются с врагом, а не разбойничают в горах, - проговорила она с жестоким укором.
- Прощай, Сибхат, я умираю… Ты… Ты должна сообщить обо всем полковнику, пол-ков-ни…
Сибхат сама закрыла ему глаза. Сумерки сгущались в ущелье. Она с трудом подняла тело мужа и, сгибаясь от тяжести, понесла его к давно заброшенному домику лесника. Она похоронила Османа возле домика.
Так появилась здесь эта безымянная могила.
Что же хотел, умирая, сказать Осман? И кто этот полковник, которому она должна была сообщить обо всем происшедшем?.. Нет, лучше, чтобы никто ничего не знал о ее муже, пусть все думают, что он не вернулся с войны.
Теми же днями немецкий самолет - что это был немецкий самолет, даже дети определяли по звуку, - кружился над Буртау-Шурми, и пять парашютистов были пойманы и обезврежены на склоне Чика-Бах. Правда, в этой операции Сибхат Карчига уже не участвовала. После трагедии в ущелье Шинка-Шири она заболела и попала в больницу, где пролежала четыре с половиной месяца.