- Да. Он тебя хорошо знает. - В голосе брата уже не было суровости.
- И кто же он такой?
- Это Осман, сын Акбара с хутора.
- Сын мельника?
- Да. Ты знаешь его, сестра?
- Знаю. Ну что ж… Я согласна, брат мой, я очень хочу закончить учебу. Но если он хоть раз меня обидит - я этого не потерплю. Мои условия устраивают тебя, брат?
- Да. Он не посмеет тебя обидеть и никому не даст тебя в обиду! Он поклялся нашему отцу на Коране.
- Смешно. На Коране…
- Не все же такие безбожники, как ты.
- Ну что ж, брат, веди жениха. - И, улыбаясь, прибавила привычную поговорку их прадеда Муслима: - Кто его знает, может быть, это к лучшему?
Муслим всю жизнь, что бы с ним ни случалось, хорошее или дурное, всегда невозмутимо изрекал: "А кто его знает, может быть, это к лучшему!.." И вот, говорят, однажды приятели Муслима решили его проучить. Они возвращались в горы из Таркама, куда ездили покупать зерно. Под вечер оказались в Большом ореховом лесу и решили сделать привал, хотя место было небезопасное - в этом лесу всегда водились разбойники.
У каждого из приятелей было по две лошади: одна - вьючная, другая - верховая. Расседлали они лошадей, сняли мешки с зерном и разожгли костер. Подложив под голову седло, завернувшись в бурку, лег отдыхать Муслим. А приятели отвели его лошадей в глубь леса и, привязав там, подняли шум: мол, не хватает двух лошадей! Растормошили Муслима, говорят:
- Нет твоих лошадей.
Тот, зевая безмятежно, перевернулся на другой бок я сказал:
- А кто его знает, может быть, это к лучшему?..
И тут с гиком и криком налетели разбойники. Отняли всех лошадей и увели. Остались только лошади Муслима, припрятанные в чаще…
На другой день явился брат с огромным человеком, который боком, нагнув голову, протиснулся в дверь. Это был Осман, могучий, но немногословный, даже застенчивый горец. И первое, что он сказал, улыбаясь:
- Сибхат, я уже нашел для нас хорошую комнату!..
Они перебрались на новую квартиру. Сибхат приготовила первый ужин. Пригласила своих голосистых подруг из училища, которым по душе пришелся Осман, молчаливый и улыбающийся.
Гости рано разошлись, и Сибхат постелила постель,
- Ты хотел, чтобы я стала твоей женой?
- Да, - загорелись беспокойством глаза Османа.
- Откуда ты меня знаешь?
- На собрании ты выступала у нас однажды. Да и отцу моему ты понравилась, он сказал: "Вот в ней - будущее…"
- Так и сказал?.. Ну, может, будущее у меня есть, а вот прошлое… Разве забыл твой отец тот случай у мельницы, когда эти бандиты хотели взять меня силой?
- Тот случай мы оба хорошо помним. Но тогда ты не назвала имен этих мерзавцев.
- Навруз, сын Абдулатипа, и Сапар, сын Хамзата… Ты знаешь их?
- Да.
- Это они своими грязными руками коснулись моего тела, разорвали платье… Это они опозорили меня. И если это станет кому-нибудь известно, особенно моим родным…
- Не станет, - грозно прервал ее Осман. Он прошелся взад и вперед по комнате, потом повернул к двери. На пороге обронил: - Через три дня я буду здесь. - И ушел.
…Через три дня, ночью раздался стук в дверь.
- Можно к тебе, жена? - Это был Осман.
- Входи, - откликнулась Сибхат, торопливо одеваясь.
- Я не один, - предупредил Осман. - Я с гостями.
- Ну что же, входи с гостями… - Сердце у нее заколотилось от догадки: неужели это брат и отец?
- Я их сейчас принесу, - сказал Осман.
- Кого? Гостей?!
Сибхат, ничего не понимая, прибрала постель, разожгла огонь в очаге. И тут, открыв ногой двери, Осман итолкнул в комнату человека, затем второго…
Перед Сибхат стояли связанные одним арканом, в разорванной одежде Навруз и Сапар. Она отпрянула.
- Для объяснений, - сказал, отдуваясь, Осман. - Чтобы не было потом недоговорок. И чтоб не болтали всякие глупости. - Он выпил воды из деревянной черпалки. - Знаешь, жена моя, они говорят, что не подходили к тебе ближе, чем на три шага…
- Развяжи их.
Осман рванул аркан. Сперва один, потом другой, завертевшись на месте, они свалились на пол, отползли и сели, прижавшись спинами к стене, испуганно глядя на женщину у очага. Сибхат поправила огонь в очаге, а щипцы оставила на горящих угольях.
- Ну что ж, пусть встанут.
- Сейчас, жена. - Осман за шиворот поднял гостей". - Вы знаете, кто это? Что же вы молчите, мужчины-храбрецы?
- Это он, это Навруз подговорил меня. Я не хотел, я… - завизжал Сапар.
- Да, да, это мы ее подкараулили… - Навруз решил, что признание умилостивит разгневанного хозяина. - Да, да, это мы… у мельницы… Мы хотели попугать ее немного…
- А кто на груди моей разорвал платье? Разве не ты, Навруз? А Сапар держал меня за руки… - Едва сдерживая гнев, Сибхат машинально выхватила из очага щипцы.
Страх исказил лица "гостей". Их затравленные взгляды были прикованы к раскаленным концам длинных щипцов… Неужели эта женщина задумала их ослепить?
- Нет, лучше убейте! - прохрипел Навруз.
Сибхат невольно рассмеялась:
- Так вы решили, что я собираюсь расправиться с вами с помощью этих щипцов? Вот уж правда: каждый судит по себе. Что ж, было бы неплохо поставить на вас клеймо, как на скотине. Но это в другой раз, если станете распускать свои языки… А сейчас убирайтесь вон.
Долго потом смеялись Осман и Сибхат, вспоминая перепуганные лица Навруза и Сапара. Вот уж "герои"-мужчины…
Прошло полтора года - в заботах, в домашних хлопотах. Учеба нелегко давалась Сибхат Карчиге, в особенности теперь. Она родила близнецов, и по обычаю их назвали Гасаном и Гусейном. Пока училась жена, Осман работал грузчиком на железной дороге.
Сибхат закончила училище, и они вернулись в аул. Здесь давно уже не было ни Навруза, ни Сапара; говорили, что они перебрались на какой-то далекий хутор.
Сибхат работала в школе взрослых - ликбезе, а Османа взяли на работу в сельсовет - глашатаем. Теперь он не был застенчивым, наоборот - стал речистым и находчивым. Два раза в день он, сложив рупором руки, сообщал людям новости с высокого минарета, и за это его прозвали советским муэдзином. В десять часов утра и в шесть вечера, преодолев сто семнадцать ступенек минарета, он оповещал сельчан о предстоящих работах, о решениях сельсовета и райсовета. А иногда он включал в эти известия и разные случаи из жизни аула - и смешные, и горькие: у такого-то вчера волк зарезал любимого ишака, в честь чего хозяин сочинил горькую песню-плач; в такой-то семье, вопреки ожиданию мужа, родилась дочь и назвали ее Кис-Таман, что значит "хватит девушек"; вчера в аул прибыл бравый лудильщик и остановился у своего кунака, что живет неподалеку от крепостной башни; в сельский магазин привезли конфеты в бумажной обертке и первую даргинскую книгу стихов. Новостей бывало много, самых разных, люди привыкли к голосу Османа и в те дни, когда он не ораторствовал с минарета, шли к его сакле.