А теперь приготовься услышать от меня самое, может быть, неприятное, но я не могу не сказать тебе об этом, - я хочу, чтобы между нами было все ясно и чисто. Не суди меня жестоко, было это гораздо раньше, чем узнал я тебя. Я давно хотел тебе признаться в этом, но что-то удерживало меня. Я уверен, что ты простишь меня. Я хочу тебе сказать, что у нашего сына есть еще старший братишка. Эта женщина живет в ауле Дибгали, где я в молодости работал пастухом и жил у нее в сакле. Она была вдовой. Она хотела иметь детей, чтобы не быть одинокой, она просила дать ей это счастье. И родила от меня сына. Ее звать Исайхала Разья, а сына, как это я узнал позже, она назвала Хала-Бахмудом. Он и есть старший брат нашего Ливинда. Пожалуйста, ты узнай о них, как они живут, им, я знаю, труднее, чем тебе, помоги им, чем сможешь. Только прошу, не сердись, родная Милайсат. Ты продай мою бухарскую папаху, мою бурку, продай кинжал и поделись с Разья. Не жалей ничего. Самое высшее благо для человека на земле, как я стал понимать, это мирное небо над головой. Обнимаю тебя, родная моя.
Твой муж Абдулла".
Прочитав письмо, Амри сложил его опять в треугольник и посмотрел на Ливинда. Судья молчал. И Амри подумал: не случайно Ливинд интересовался этим Хала-Бахмудом. Да, верно сказано, что жизнь - как мельница. Она вертится, как колесо, и ломается, как хлеб.
- Ты что, знал, что он твой брат? - Амри положил письмо на колени Ливинда.
- Откуда? Это чертовщина какая-то. Поедем! Ливинд поднялся с камня и быстро направился к машине.
3
Когда они подъезжали к аулу, лежащему на скалистых холмах, Амри показал саклю, которую строил неожиданно найденный брат Ливинда. Обычный дом, такой же, как многие новые дома в ауле Дибгали. Ведь строят теперь дома не так, как раньше, когда крыша одного дома служила балконом для второго, в общем - друг за другом, террасами по склону, - а строят на просторе, чтобы можно было перед каждым домом разбить палисадник, чтоб можно было подъехать к дому на машине. Да и крыши теперь не плоские, глинобитные, а железные или шиферные и выкрашенные в яркие цвета.
Машина подкатила к недостроенной сакле Исайхала Хала-Бахмуда. Ливинд увидал Киз-Бике, которая сидела с детьми за столом на верхней террасе и, как видно, помогала готовить уроки. А двое мужчин во дворе, спиной к воротам, не обращая внимания на шум машины, тесали камни. Это были так называемые именные камни для новой сакли, которые вставляются после всего в стены дома. На них высекают дату строительства, имя хозяина, имена жены и детей или доброе изречение, вроде: "Да будут всегда в жизни сопутствовать удачи и светлые радости тем, кто живет в этом доме, и тем, кто посетил этот дом!"
- Который из них? - тихо спросил Ливинд у Амри.
- В белой рубашке, видишь, ближе к нам.
Посмотрел Ливинд на широкую сильную спину, и показалась она ему такой знакомой… Да, да, он видел эту спину в детстве, он сидел на ней, когда отец катал его, изображая коня.
Киз-Бике, заметившая гостей, растерялась, исчезла с детьми в комнате.
- Да будет легким труд, Хала-Бахмуд! - приветствовал Амри хозяина.
- Спасибо, Амри!..
Хала-Бахмуд снял очки, встал. Он вымыл руки в тазу, вытер их, снял фартук и протянул огромную руку гостям.
Ливинд глядел на этого могучего человека, на его лицо. Да, и усы такие же, как у отца, только шрама нет… И Амри вдруг обратил внимание на то, что они в самом деле похожи.
- Очень рад, парторг, что ты пришел, да и гостя с собой привел. Здравствуйте, - белозубо улыбался Хала-Бахмуд.
- Это наш судья.
- Не было у меня дела в суде, потому и не свиделись раньше. Но я очень рад.
Хала-Бахмуд повернулся к молодому каменщику, помощнику:
- Эй, Муса, бросай на сегодня работу.
- Ты, Хала-Бахмуд, пожалуйста, не тревожься, мы ненадолго… - начал было парторг, но хозяин воскликнул:
- Что вы, гости дорогие, вы обидите меня! Два года у меня не было гостей. Прошу вас, очень прошу, уважаемый Ливинд, окажите мне такую честь. - А на ухо Мусе: - Там, за домом, выбери самую жирную… Будь она неладна, эта сакля, из-за нее я одичать могу!..
― Дом у тебя хороший, да будет на счастье… - растерянный Ливинд запнулся. Неужели этот гостеприимный человек в своей семье скуп и жесток?..
- Проходите сюда. - Хала-Бахмуд провел гостей под навес, где стояли стол и стулья, и положил на стол нарды. - Вы, пожалуйста, поиграйте, поразвлекитесь, а я отлучусь ненадолго.
- Ну что ж, сыграем. - Судья сел за стол и принялся раскладывать фишки. "Что это значит? - думал он. - Неужели Киз-Бике сказала неправду о своем муже?"
- Что они делают там? - спросил Ливинд, показва на Мусу и Хала-Бахмуда, которые вбивали железный кол в столб.
- Они зарезали барана, сейчас будут оевежевывать.
- И это ради нас?
- Да-а!.. - Амри не мог понять, почему удивляется судья. - Ведь для хорошего кунака никому не жаль барана.
Ливинд закусил губу. Или рассказать Амри, зачем сегодня приходила Киз-Бике? Но у Амри язык немного дырявый, он может проболтаться, и тогда на весь аул будет опозорен не кто-нибудь, а его, Ливинда, брат. Хала-Бахмуду от стыда придется просто покинуть аул… И вдруг Ливинд поймал себя на мысли, что ему нравится иметь брата, тем более такого внушительного, старшего брата…
- Ну, кто кого? - вытирая руки, подошел к ним Хала-Бухмуд. - Знал бы, что вы посетите мой дом, приготовил бы все заранее…
- Заранее, друг Хала-Бахмуд, неинтересно, - засмеялся Амри.
- Ну-ка, дай, парторг, я одну партию сыграю с новым знакомым. - Хала-Бахмуд сел за стол. - А ты правда похож на меня, уважаемый судья… Ты родом не дибгалинский?
- Нет, - ответил судья. И спросил: - А зачем ты зарезал барана?
Хала-Бахмуд усмехнулся:
- Давно мяса не ел.
Когда Амри отошел помочь Мусе, Ливинд откинулся на спинку стула и закурил.
- А знаешь, Хала-Бахмуд, - сказал судья, - у меня к тебе дело.
- У судьи ко мне дело? - взметнулись удивленно густые брови Хала-Бахмуда. - Странно, вины за мной как будто нет…
― Ты так думаешь? А вот послушай. - И Ливинд стал пересказывать, что узнал от Киз-Бике.
И вдруг этот гигант, этот мужчина, похожий на каменную глыбу, съежился, будто оглоблей ударили его по голове. Взгляд его виновато опустился, лицо побледнело.
- Это правда? - кончив рассказ, спросил Ливинд.
- Хотелось бы, кунак, сказать нет. Но не смею. Да, правда… Пропади все пропадом, эти камни и эта сакля! Все вложил в дом, и добро и совесть. Лишь бы от других не отстать… Я тебе с усмешкой ответил: давно мяса не ел, а это правда, полтора года мяса не видел! Жена права. Два года я избегал гостей, судья, придумывал всякие предлоги. Погляди на меня: вот во что я одет, то и есть у меня. Вечером стираю, утром надеваю… Прости меня, судья. Мне бы околеть, чем так унизиться, но пойми, откуда мне было взять средства, материал?.. Я человек независимый, и каждая копейка - это только моя копейка… - Он положил на стол свои большие руки. - Все для своих детей. Конечно, меня понять трудно. И ты, наверно, в душе надо мной насмехаешься?
- Нет. Я просто ошеломлен.
- Я не оправдываю себя, позорно это. Из-за дома морил голодом семью. Но с сегодняшнего дня я сам хотел покончить с таким положением. Только одна просьба к тебе, судья. Не говори об этом никому. Амри знает?
- Нет, никто не знает. Можешь быть совершенно спокоен.
Хала-Бахмуд молча протянул Ливинду руку. И тут же встал, ушел куда-то.
Когда он появился спустя некоторое время, одного взгляда было достаточно: Хала-Бахмуд здорово выпил.
Между тем Киз-Бике вышла к гостям, любезно их приветствовала и стала накрывать на стол. Готов был хинкал со свежим мясом, на блюдах возвышался горячий свежеиспеченный хлеб.
Дети выскочили во двор с ломтями хлеба в руках, весело показывая их друг другу - у кого больше ломоть. Киз-Бике дала детям и по доброму куску мяса, сказала гостям:
- Ешьте на здоровье! - и ушла, боясь встретиться взглядом с мужем.
- А чем тебя напугал судья? Ты какой-то уже другой, Хала-Бахмуд! ― сказал парторг, садясь за стол рядом с Мусой, который ловко очищал от мяса баранью лопатку. - Ливинд, ты что с ним сделал?
- Я сказал ему, Амри… - Ливинд посмотрел на Хала-Бахмуда: в его глазах был страх, - …что две комнаты в этом доме подлежат конфискации.
Хала-Бахмуд даже вздохнул. Он попытался улыбнуться шутке.
- А в чью пользу? - засмеялся Амри, с удовольствием уплетая горячее мясо.
- Конечно, в мою. А где Киз-Бике? - вдруг обернулся Ливинд. - Нет, так не пойдет! Я хочу, чтоб она сидела с этой стороны со мной рядом.
Хала-Бахмуд уставился на него:
- Зачем это? Пусть занимается своим делом! - Он выпил залпом рюмку. - Почему, позвольте знать, - проговорил он сквозь зубы, - моя жена должна сидеть рядом с тобой?
- Потому что я ее уважаю. - Ливинд все подбрасывал хвороста в огонь. - Киз-Бике! Иди сюда!
- Она не пойдет сюда! - Хала-Бахмуд встал и, подскочив к Ливинду, взял его за ворот.
- Эй, эй, Хала-Бахмуд! Ты на кого руку поднял? - вскочил и Амри. - Это же твой брат!
- Какой брат? Не было у меня никакого брата! А среди таких наглецов тем более! Я не потерплю, чтоб в моем доме…
- Сядь, брат мой! - схватил его за плечи Ливинд. - И позови Киз-Бике. На вот, читай письмо нашего отца.
- Какого еще отца?..
Хала-Бахмуд взял письмо и недоверчиво оглядел всех - не разыгрывают ли его эти люди?..