7. Котя Бибиков играет в крокет
В гости к Коте пришел неизвестный мальчик в синем матросском костюмчике с вышитыми на воротнике якорями и в лодочках с бантиками.
Котя с молотком в руках ходил вокруг шара и сопел, изучая позицию.
- Вот это ай-я-яй! - говорил он. - Вот, я вам скажу, ай-я-яй!
- Ну, скорее, - говорил матросик.
- Поспешишь - людей насмешишь, - отвечал Котя. Расставив ноги в башмаках на толстых подошвах и опершись на молоток, он что-то высчитывал, потом ложился животом на землю и, щуря глаз, проводил мысленную линию от шара к дужке. - Поспешишь - людей насмешишь.
Увидев меня на заборе, Котя крикнул:
- Не смотри!
- А что, нельзя?
- Значит, нельзя, - отвечал Котя.
Теперь он окончательно утвердил молоток у шара, недовольно оглянулся на солнце, долго целился, но что-то не понравилось ему в расположении шара и дужки, и он направился на дополнительную разведку.
- Заказывай! - кричал матросик.
- Поспешишь - людей насмешишь.
Если шар стоял точно и Котя был уверен, что пройдет дужку, то громко заказывал: "Дужка!" Если же шар стоял плохо и мог "замазаться", Котя шептал, например: "Бью в разбойника". И если не попадал, то немедленно говорил: "А что я сказал: не бью в разбойника".
Теперь Котя громко крикнул: "Мышеловка!", плюнул на ладони и тихонько, но тщательно ударил по шару, который медленно, но прямо покатил к дужкам и вдруг, будто его дернули за веревочку, остановился как раз на пороге мышеловки, "в замазке".
- Холера! - топнул Котя толстым башмаком и, завистливо оглянувшись, тихонечко, как бы невзначай, поправил шар.
- Мошенничаешь! - завопил матросик.
- Кто, я мошенничаю?! - кричал Котя.
- Нет, я мошенничаю?! - кричал матросик.
- Ты ответишь за свои слова, - говорил Котя, наступая с молотком в руках.
Оба, охрипшие, взъерошенные, решили переиграть.
- Вот тут, - сказал матросик, устанавливая шар на старом месте.
- Нет, тут, - сказал Котя, прикидывая более прямую и выгодную линию к мышеловке.
- Вот ямка еще сохранилась, - показал матросик.
- Какая ямка? Где ямка? Это вчерашняя ямка, - определил Котя. - А вот ямка сегодняшняя.
Наконец согласились на средней позиции между ямкой вчерашней и ямкой сегодняшней.
Перед тем как ударить, Котя поспешно тронул себя за мочку уха - примета! Много у него примет: выйдет из дома - обязательно ступит на правую ногу - счастье; играет в цурку - над палочкой пошепчет-пошепчет - заговоренная.
- Котя, иди пить молочко, - сказали из окна.
- Не хочу, - отвечал Котя и со всей силой стукнул по шару.
- Иди, деточка, с пеночкой.
- Не хочу с пеночкой.
- С пеночкой не хочешь?
Котя бежал за шаром и умолял: "Ш-ш-ш". Но посланный сильным ударом шар прокатился мимо, в кусты жасмина, и там застрял.
- Бог правду видит, - ликовал матросик.
- Не считается, не считается! - закричал Котя. - Под руку сказали.
- Опять мошенничаешь? - сказал матросик.
- Иди, Котик, я тебе дам еще тянучку, - сказали из окна.
Котя, неся на плече молоток, направился к окну, с гримасой, точно касторку, выпил полстакана молока и получил за это тянучку.
- Ну, давай еще раз переиграем, - предложил Котя, жуя тянучку.
- Умный! - закричал матросик.
- Сам умный, - ответил Котя.
Матросик твердо установил молоток между ног, быстро прицелился.
- Бей! - крикнул я.
- Тебя не спрашивают. - Котя показал язык.
- Бей, я отвечаю!
Щелкнул сухой удар. Шар точно ножом перерезал всю площадку, чисто прошел мышеловку и, скосив еще вторую боковую дужку, завертелся на месте, как бы спрашивая: "Ну, куда там еще?"
- Молодец! - крикнул я.
- Спасибо, мальчик, - вежливо ответил матросик.
- Перестань играть! - завопил Котя и с молотком на плече подошел к забору. - Уходи, это наш забор.
- Ты уходи, - сказал я.
- Как это - я уходи! - закричал Котя.
Где-то хлопнуло окно.
- Что там такое? - спросил сердитый голос.
Я спрыгнул на кирпич тротуара.
- Уходи, это наш тротуар, - выбежал Котя на улицу.
Я отошел в теплую пыль дороги к высокому, шумящему всеми ветвями клену.
- Это наше дерево! - сказал Котя и обхватил клен руками, точно я хотел его унести.
- А это уже не ваше, - сказал я, подымая с дороги камушек.
- А ну, покажи! - сказал Котя.
Я раскрыл ладонь. Котя выхватил камушек.
- Это мой камушек! - закричал я.
- Нет, мой! - кричал Котя. - Ты нашел его у нашего дерева.
- Котя, не смей с ним играть, - сказали из окна.
- Я не играю, - сказал Котя, - он забрал мой камушек. - Котя показал мне язык.
- Котя, не смей показывать язык, - сказали из окна.
- Я не показываю язык, это он показывает язык.
И Котя, ловко повернувшись на одной ножке, снова показал язык.
- Вот я тебе юшку пущу, - сказал я и сжал кулаки.
- Он дерется! - закричал Котя.
- Котя, не смей с ним стоять, - кричали из окна.
- Это не я стою, это он стоит, - сказал Котя.
- Ну, смотри же, придешь на нашу улицу, я тебе ноги повырываю!
- Пустите меня! - кричал Котя, хотя никто его не держал. - Пустите! Я ему ноги повырываю!
Я был уже далеко, а Котя все кричал:
- Пусть лучше не попадается! Брик - и концы в воду.
8. "Финк и сыновья"
Вот наконец и угловая лавочка, маленькая, как гнездышко для птиц, но с огромной вывеской "Колониальные товары Финк и сыновья", хотя все знают, что никаких сыновей у Финка нет. Правда, когда он был молодым, и женился, и поселился в халупе, в которой еще не было подушки в окне, а было слюдяное окошко, он надеялся, что будут сыновья. Но вот истлела слюда, ее заменили подушкой, из которой уже летят перья, а сыновей все нет, одни дочери - восемь дочерей, все похожи одна на другую, все мымры, все с длинными носами, и когда они вечером выходят и стоят у забора, щелкая семечки, то не знаешь, смеяться или плакать.
У земляного порога лавочки, среди одуванчиков, вьется просыпанная в прошлом году фасоль, расцветают неведомые яркие цветы, наверное какао или финики, как и полагается лавочке колониальных товаров.
Вот в темной глубине лавочки и сам Финк в сонной одури клюет длинным носом висящие на цепи весы.
Таинственный запах перца, халвы, ванили. Как в сказке, сверкает малиновое монпансье, под стеклянными колпаками розовые пирожные, висят на ниточках серебряные колбасы.
- Ты что там разглядываешь, покупатель? - кричит очнувшийся Финк.
Теперь на его лице нет и следа сонной одури. Он стоит среди серебряных колбас, в мерцающем свете желатина, окруженный запахами ванили и лаврового листа, как колониальный бог, который сам привез все это с островов Ява и Суматра.
- Ну, тебе, наверно, надо цукерки? - Финк величественно поворачивается, и тень его носа пересекает всю лавочку.
- Четверть четвертинки подсолнечного масла, - объявляю я.
- Мальчик, ты пришел в аптеку или в бакалейный магазин? - обиженно говорит Финк.
- И не конопляного, не льняного, а подсолнечного, потому что тетя вас уже знает.
- Ну, дай уже свой пузырек, - небрежно говорит Финк, выхватывая у меня из рук тяжелую зеленую боржомную бутылку. - Иди капай подсолнечное масло, как валерианку, - ворчит он под нос и наливает капелька в капельку четверть четвертинки.
Я языком выталкиваю из-за щеки монету и подаю Финку.
- А кармана у тебя нет?
Худые, цепкие пальцы Финка не берут, а вырывают монету, кидают ее в железный ящик, и похоронный звон ее долго стоит в ушах.
- А сдачи?
- Сдачи? - Финк словно впервые видит меня.
Он вздыхает, долго роется в своей железной кассе и важно вручает монетку.
- Все. Иди!
Финк поворачивается и деловито цедит керосин, он пузырится и остро пахнет.
- Дядя, а зачем керосин синий?
- Ну, иди уже, иди. Зачем керосин синий! А что же ты хочешь, чтобы он был красный?
Теперь, по дороге, всем, кто желает, я показываю зеленую бутылку, взбалтываю масло, и бутылка искрится. Мальчики рассматривают ее, цокают языком и просят: "Дай понюхать!", "Дай попробовать!"
Навстречу медленно двигается Зюзя. Он идет и спит на ходу и что-то вяло, как лунатик, несет на веревочке.
- Эй, Зюзя, что у тебя там?
Зюзя просыпается и удивленно смотрит.
- Где?
- На шпагате.
- Ах, на шпагате?
На шпагате висит воробушек, серый, с острым клювиком.
- Ты где его взял?
- Не знаю.
- Так что, он сам попал на веревочку?
- А может, - неопределенно отвечает Зюзя.
- Ну, отдай.
- Ишь ты! - Зюзя окончательно просыпается и подозрительно смотрит на меня.
- Ну, хоть покажи!
- Ишь ты! - Зюзя прячет воробушка за спину.
- Ну, поменяемся?
- Ишь ты! Да у тебя ничего нет.
- У меня ничего нет? - Вытаскиваю спичечную коробочку. - Видишь?
Зюзя смотрит во все глаза.
Ногтем тихонько постукиваю по крышке. Жук откликается, жук топочет ножками.
- Слышишь?
- Слышу, - шепчет Зюзя.
- Нет, ты лучше послушай. - Прикладываю коробочку к его уху.
- Тикает, - зачарованно говорит Зюзя.
- Ты еще послушай.
- Ух, как тикает!
- Ну, а теперь смотри. - Жестом фокусника приоткрываю коробочку. Жук тотчас же, не раздумывая, показывает свое неподвижное лицо и уже заносит ножку за порог. Но я тихонько пристукиваю его ногтем: - Назад! - и задвигаю коробок.