- Почему неплохо! - ответила Аня. - По-моему, хорошо. Я довольна.
- Тем более, - Иона Овсеич положил обе ладони на стол. - Так зачем, спрашивается, чтобы каждый показывал пальцем: Иосиф Котляр работает гвозди у себя дома, Иосиф Котляр - частник!
- Но мы же имеем разрешение от государства. - Аня с силой прижала руки к сердцу, пальцы немного дрожали.
- Если бы вы не имели разрешения, - ответил Иона Овсеич, - был бы совсем другой разговор. На носу выборы, по всей стране невиданный подъем, а Иосиф Котляр работает у себя дома гвозди. Человек, который имеет такое имя, в прошлом - красный партизан, должен понимать, что время меняется: сегодня уже нельзя жить, как вчера, сегодня надо жить иначе, а то болото может засосать с головой, и не успеешь заметить.
Лапидис взял себя пальцами за подбородок и смотрел по очереди то на Иону Овсеича, то на Аню, то на мадам Малую, которая тоже переводила глаза с Ионы Овсеича на Аню Котляр и обратно.
- Дегтярь прав, - сказала Клава Ивановна, - на носу выборы, и надо говорить не красивые слова, а показать на деле. Когда Иосиф закончит работу сегодня вечером и ляжет к тебе в постель, объясни ему по-хорошему, что всякая жена хочет не только любить своего мужа, но и гордиться. А какая гордость может сегодня быть за кустаря?
- Клава Ивановна, - тихо произнесла Аня, - вы же знаете, у себя на заводе Ленина он не слышал плохого слова.
- Котляр, - ласково улыбнулся Иона Овсеич, - представь себе на минуту, что ты работаешь в школе. Ученик Сидоров имеет хорошую память и помнит наизусть все стихи Пушкина, а по арифметике не знает дважды два. Какую отметку ты поставишь ему по арифметике: отлично - за то, что он помнит наизусть стихи Пушкина, или плохо - за то, что не знает таблицу умножения?
- Я бы его заставила выучить таблицу умножения, - сказала Аня.
- Правильно, - похвалил Иона Овсеич, - потому что человек, если он в одном месте хороший, должен быть хороший и в другом месте, а иначе - где его настоящее лицо? Теперь тебе ясно?
Да, кивнула Аня, теперь ей ясно, но Иосиф же не ворует, после целой смены на заводе он делает себе еще одну смену дома - что здесь плохого?
Дегтярь полминуты жмурился, как от сильного солнца, а когда открыл глаза, в разговор вдруг встрял консультант Лапидис:
- Овсеич, твой пример насчет Сидорова - хороший пример, но при чем здесь Иосиф Котляр? Человек никого не обманывает, человек помнит наизусть стихи Пушкина и знает таблицу умножения - так пусть ему за каждый предмет ставят то, что он заслужил.
- Лапидис, - покачал головой Иона Овсеич, - мы тебя посадили здесь не для таких консультаций. За такие консультации тоже надо ставить, кто как заслужил. И давай не будем говорить на белое, что это черное.
Лапидис сложил руки на груди и заявил, что он не говорит на белое - это черное, а вопросы надо ставить ясно, без библейских притч и поэтических фигур.
- Хорошо, - Иона Овсеич хлопнул по столу, - с этого дня ты будешь давать консультации только по строительству, а экономику я беру на себя.
- Овсеич, - Лапидис наклонился вперед и уперся руками в колени, - я ничего не имею против, главное, чтобы дело было в выигрыше, но, может, ты сначала посоветуешься с активом?
- Считай, что он уже посоветовался, - вмешалась Клава Ивановна, - и скажи спасибо человеку, который переложил твою нагрузку на свои плечи.
- Малая, - поморщился Иона Овсеич, - никто ничего не перекладывает - каждый выполняет то, что он должен выполнять, а если Лапидису трудно, так мы ему поможем. А нашей помощи будет мало, так помогут другие: мы не в пустыне, я уже говорил тебе.
- Слушай, Овсеич, - Лапидис поднялся со своего стула, - у меня есть одна просьба: когда я провожу консультацию, тебе не обязательно терять здесь время, а если ты придешь, проводи консультацию сам - я найду себе другое дело.
Иона Овсеич опять зажмурился и ответил Лапидису, что избиратель Дегтярь у себя в агитпункте имеет полное право получить консультацию у специалиста по вопросам строительства. Если же специалист, вразрез с Положением о выборах, делит избирателей на полноправных и неполноправных, тогда совсем другое дело.
Лапидис, пока Иона Овсеич говорил, смотрел на него в упор, хотя тот держал глаза закрытыми, потом сильно дернул его за рукав и сказал: неприлично сидеть с закрытыми глазами, когда разговариваешь с человеком.
- Я немножечко устал, - ответил Иона Овсеич, - не придавай значения пустякам.
Лапидис сказал, что не придает, но поинтересовался, как бы посмотрел Дегтярь, если бы он повернулся к нему спиной.
- Как бы я посмотрел? - Иона Овсеич открыл глаза, радушно улыбнулся. - Когда в гражданскую войну враг поворачивался к нам спиной, это был хороший признак: мы догадывались, что он отступает. Но теперь, конечно, другое время, и не будем сравнивать.
Аня Котляр, которая до этого момента должна была внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чем говорят Иона Овсеич с Лапидисом, вдруг громко засмеялась: Иосиф, когда он не может переубедить ее словами, тоже вспоминает гражданскую войну и объясняет, что там бы с ней не панькались.
- Твой Иосиф, - Дегтярь поднял голову и почесал пальцем кадык, - иногда говорит неглупые вещи.
Лапидис тоже засмеялся, хотя получилось немного с перчиком:
- Шутники вы, Иона Овсеич, но логика у вас железная. Не подкопаешься.
- Есть немножко, - признал Дегтярь, - этого у нас не отнять.
В полпервого ночи Иосиф закрыл свою гвоздарню, прикрутил керосиновую лампу, в комнате хорошо чувствовался запах чада, и лег в кровать. Аня тут же отодвинулась к стене.
- Начинаешь свои штуки, - сказал Иосиф. Аня молчала и сделала движение, чтобы отодвинуться еще дальше, но дальше двигаться было некуда.
- Что такое, - удивился Иосиф, - тебе опять зашла вожжа под хвост?
Аня ответила, что не хочет с ним разговаривать и, вообще, пусть оставит ее в покое.
Иосиф, хотя под одеялом трудно было размахнуться, хлопнул жену под одному месту и засмеялся: если его Аня говорит, что она не хочет разговаривать, значит, слова ей давят на язык и она уже не в силах терпеть.
- Да, - повторила Аня, - я не хочу разговаривать и не буду, потому что люди во дворе не дают мне прохода и каждый день кричат прямо в лицо, как поживает мой гвоздарь!
- Что же ты им на это отвечаешь? - поинтересовался Иосиф.
- Я им не отвечаю, - заплакала Аня, - я закрываю лицо руками и убегаю, чтобы ничего не слышать. Ой, как мне стыдно!
- Когда человек крадет, - сказал Иосиф, - стыдно, а когда человек зарабатывает честным трудом, почему должно быть стыдно? Мне не стыдно.
- Ему не стыдно! - разошлась Аня, как будто ночь уже миновала и на дворе белый день. - А мне стыдно! Да, мне стыдно, и Дегтярь сто раз прав, когда говорит, что человек, если он в одном месте хороший, должен быть хороший везде, а иначе он надевает маску и притворяется.
Иосиф опять хлопнул жену и сказал, чтобы она взяла тоном пониже, а насчет Дегтяря разговор особый: у Дегтяря - своя жизнь, у него - своя, и про кусок хлеба для семьи он должен сам думать, а не ждать, пока принесет Овсеич.
- Где же выход? - второй раз заплакала Аня. - Сегодня мы живем, как вчера, завтра, как сегодня, послезавтра опять все сначала. Люди готовятся к выборам, каждый день у людей что-нибудь новое, только у меня все стоит на одном месте, а мне еще завидуют: какая она молодая, какая она красивая!
Иосиф отодвинулся на самый край, немного полежал молча, потом тихо спросил:
- Что же ты хочешь? Я могу бросить свои гвозди, и тогда тебя никто не будет упрекать. А откуда мы возьмем деньги, чтобы посылать Пине и Саше? Я уже не говорю про твою маму.
- С будущего года Петя и Саша будут получать стипендию.
- На стипендию можно купить билет в кино и угостить девушку бубликом, а Пиня два раза имел воспаление легких - ему надо хорошо питаться.
- Перестань называть ребенка Пиней! - рассердилась Аня. - В Гайсине такое имя подходит, а в Николаеве, и тем более в Одессе, это задевает мальчика на каждом шагу.
- Хорошо, - сказал Иосиф, - но ты не ответила мне на главный вопрос: откуда мы возьмем деньги, чтобы посылать ему и Саше?
Аня долго молчала, Иосиф еще раз повторил свой вопрос, и тогда она сказала: если муж не в состоянии прокормить семью, жена не имеет права сидеть дома, а должна работать наравне с мужем, и завтра она пойдет искать себе службу.
- Подожди, - остановил ее Иосиф, - разве ты и твои дети ходят голодные и босые?
- Я так и знала, - горько засмеялась Аня, - что сейчас он будет упрекать меня куском хлеба!
- Аня, пусть мне на голову упадет камень, если я тебя упрекаю.
- Нет, - застонала Аня, - он не упрекает, он только говорит, что жена, дети и теща ходят сытые, расфранченные, а он один трудится, как ишак. Лапидис такого своей жене не скажет, хотя она круглый год в сумасшедшем доме. А с твоей женой Лапидис рассуждает про Бальзака, и я делаю вид, что мы с мужем вслух читаем друг другу роман "Отец Горио". Боже мой, почему я такая несчастная? Почему все другие веселые, счастливые, а я должна стыдиться, что мой муж - кустарь: в Николаеве он доставал каучук и делал гондоны, в Одессе - гвозди, потом опять гондоны, потом опять гвозди! Боже мой, когда же будет конец?
- Аня, - сказал Иосиф, - я не знал, что Лапидис рассуждает с тобой про заграничных писателей.
- Можешь не волноваться, мы разговариваем с ним только на консультации в форпосте, и мадам Малая целый вечер сидит рядом.
- Целый вечер? - удивился Иосиф.
- Не придирайся к словам! - разозлилась Аня. - Это они сидят целый вечер, а я могу забежать на одну минутку: мне же надо стирать портянки моему кавалеристу и печь плацинду.