Насчет портянок Аня вспомнила просто так, Иосиф давно уже не надевал сапоги, а насчет плацинды она не выдумала: он действительно требовал, чтобы каждый день была свежая, горячая, прямо из духовки.
- Ладно, - сказал Иосиф, - завтра я поговорю с Дегтярем.
Аня отодвинулась от стены почти до середины кровати, прислонилась головой к плечу мужа и тихо, как будто мог услышать посторонний, произнесла:
- Дай ему честное слово, что до самого конца выборов ты не возьмешься за свой станок, а за патент все равно будешь платить, чтобы государство не терпело убыток.
Иосиф поцеловал жену под мышкой и немного задержался там: у Ани под мышками всегда чуть-чуть пахло свежим, как после дождя, сеном. Потом он вспомнил Лапидиса и сказал, что Лапидис - большой трепач, хотя имеет два высших образования: этих трепачей он навидался достаточно, начиная еще с гражданской войны.
Все они любили пускать пыль в глаза, а стоило взять их в оборот, падали на колени и рвали на себе волосы: я не я и хата не моя!
Аня тихонько храпела, Иосиф тоже начал засыпать, и, когда он уже почти совсем заснул, она вдруг растормошила его:
- Если кто-то плохой, ты от этого лучше не делаешься, а пачкать человека грязью не надо.
Иосиф не ответил, Аня прижалась к нему спиной и засмеялась: конечно, это правильно, что Лапидис - большой трепач, но ей всегда интересно слушать, как он спорит с Овсеичем.
- Пусть спорит, - сонным голосом пробормотал Иосиф. - Доспорится.
На другой день Иона Овсеич вернулся с фабрики после двенадцати, партсобрание сильно затянулось, и Котляр должен был отложить свой разговор с ним до выходного. В общем, получилось довольно удачно, поскольку на выходной Дегтярь как раз наметил консультацию для избирателей.
Консультант сидел за столиком, держал в руках карандаш и перелистывал блокнот. Дети проходили мимо, на свою половину, вежливо здоровались и осторожно прикрывали за собой дверь. Клава Ивановна качала головой и громко восторгалась, какие они могут быть культурные, наши дети, когда хотят.
- Малая, - сказал Иона Овсеич, - запомни: как ты с детьми, так они с тобой. Все зависит от нас.
Явилась Дина Варгафтик.
- О, - закричала она еще с порога, - пусть хотя бы один раз был случай, чтобы он пришел позже других! Нет, этот человек никому не даст такое удовольствие.
- Дина, - остановила ее мадам Малая, - сядь со мной рядом и сравни, как заходят в помещение наши дети и как заходишь ты.
- Малая, - ответила Дина Варгафтик, - вспомни, в каких условиях росли мы, и в каких условиях растут они.
За окном Зюнчик и Колька Хомицкий, хотя уже было темно, вдруг заорали на весь двор, как пьяные:
Мама, я летчика люблю!
Мама, за летчика пойду!
Летчик высоко летает,
Много денег получает -
Мамочка, я летчика люблю!
Мама, я шофера люблю!
Мама, за шофера пойду!
Шофер едет на машине
И дерет меня в кабине -
Мамочка, я шофера люблю!
Мама, я доктора люблю!
Мама, за доктора пойду!
Доктор делает аборты,
Посылает на курорты -
Мамочка, я доктора хочу!
Сначала, пока были слова про летчика, Дегтярь просто прислушивался, но потом, когда дошла очередь до шофера и доктора, он открыл рот, как будто ему не хватало воздуха, а Клава Ивановна с Диной по-дурацки засмеялись и еще подмигнули в его сторону. На третьем этаже изо всех сил забарабанили в стекло, и голос Гизеллы Ланды закричал, что на дворе уже ночь, люди хотят отдохнуть, а сынок этого пьяницы Чеперухи несет похабщину и развращает наших детей.
- А что, - совсем зашлась от смеха Дина, - как ей может нравиться, что поют про доктора!
Гизелла распахнула окно и поклялась, что она сейчас же вызовет по телефону милицию, чтобы черный ворон забрал этих беспризорников и отправил в трудколонию. "Доктор делает аборты, посылает на курорты!" - еще громче заорали мальчики.
- Малая, - сказал Иона Овсеич, - ты даешь себе отчет?
Клава Ивановна ответила, что дает себе отчет, но как дети относятся к этой докторше, этой буржуйке, - тут она вмешиваться не будет.
- Малая, - покачал головой Дегтярь, - здесь ты путаешь. Пусть она для них барыня, хотя возится с детским хором, но мы не имеем никакого права мириться: получается форпост форпостом, а дети остаются за порогом. Я хочу, чтобы это было первый и последний раз.
- Кто не хочет, - пожала плечами Клава Ивановна. - Все хотят.
- Малая, - Иона Овсеич нахмурился, - если я не так выразился и ты меня не поняла, можно повторить другими словами.
Нет, возразила Клава Ивановна, она все поняла, но не надо преувеличивать: дети есть дети, им рот не закроешь.
Иона Овсеич засунул большой палец под борт тужурки, посмотрел прямо в глаза и тихо произнес:
- Малая, когда каша пригорает, это плохо, когда каша недоваривается, это тоже плохо, отсюда вывод - надо, чтобы сварилось как раз в меру: тогда повар будет доволен, и клиент будет доволен. А дети - на первом плане для советской власти, дети - это наше завтра, и какую приправу мы им дадим, такие они вырастут. И не думай, что избирательная кампания - это на два месяца, а потом опять можно лежать на печке и писать письма на деревню дедушке, как тот чеховский мальчик Ванька.
Оба примера, и с кашей, и с чеховским мальчиком, получились очень удачные, и Дина прямо заявила: когда у мужчины такая голова, внешность уже не играет роли, она готова целовать Дегтяря при людях.
- Еще надо проверить, - сказала Клава Ивановна, - позволит Дегтярь или не позволит.
Нет, сказал Иона Овсеич, не позволит, и пусть его не просят.
- А Котлярша?
Иона Овсеич зажмурился, видимо, хотел яснее представить себе, но в это время открылась дверь, и Котляр на весь форпост закричал, что здесь сидят и спокойно пьют чай, а Колька и Зюнчик носятся по Троицкой и горланят про Мурку, аборты и этого бандита Гопсосмыком.
Мадам Малая возмутилась: "Кто пьет чай!" - но в ответ Иосиф закричал своим кавалерийским голосом:
- Так, спрашивается, зачем мы строили форпост, зачем надо было отдавать свое время, свои силы!
- Что с тобой сегодня? - удивилась Клава Ивановна. - Котляр, я тебя не узнаю.
- Нет, - сказал Дегтярь, - он прав на все тысячу процентов, и Малая должна открыто признать, что здесь ее личный недосмотр. Котляр, ты со мной согласен?
Иосиф пожал плечами: "Что за вопрос!" - поздоровался за руку с Дегтярем, Малой, кивнул Дине Варгафтик и сел на угол стола, чтобы протез свободно висел, а то сильно натерло культю. После этого на полминуты стало тихо, как будто все ждали, кто начнет первый, и Котляр громко спросил:
- Овсеич, ты знаешь, зачем я пришел?
- По-моему, - улыбнулся Дегрять, - сегодня мой день давать консультацию для избирателей. Или я ошибаюсь?
- А, - воскликнул Иосиф, - какая у человека память!
- А, - воскликнул, в свою очередь, Дегтярь, - какая у тебя память: ты не забыл про мою консультацию!
- Сравнил, - возмутился Иосиф, - сколько человек держу в голове я, и сколько держит он!
Клава Ивановна засмеялась и вспомнила старые, при царе Николае, танцклассы, где учили делать книксены и реверансы, но с таким животом, как у Котляра, туда не принимали.
- Малая, - хитро прищурился Иосиф, - со стороны можно подумать, что иногда ты жалеешь про старое время.
- Почему иногда? - удивилась Клава Ивановна. - Я всегда жалею про старое время, что оно вообще было на свете.
- Ну, Малая, - пришел в полный восторг Иосиф, - за такой ответ тебе следует пять с плюсом, и я хочу, чтобы вы с Овсеичем первые узнали: с завтра, восемнадцать ноль-ноль, я перестаю работать гвозди.
- Нет, - хлопнул по столу Дегтярь, - в данном случае ты не прав: надо, чтобы здесь были еще люди, и пусть они своими ушами услышат, как надо встречать выборы 12 декабря!
Иона Овсеич задумался: одно дело - дать предложение, другое - организовать его на практике. За окном Оля Чеперуха кричала своим плачущим голосом, чтобы Зюнчик взял немедленно торбу и побежал на Тираспольскую площадь: говорят, в гастрономе будут давать песок и кусковой сахар, очередь тянется уже до Франца Меринга.
- Малая и ты, Варгафтик, - схватился Дегтярь, - позовите сюда Чеперуху, а потом втроем пройдетесь по квартирам и напомните своим соседям, что выходной день не для того, чтобы лежать с утра до вечера на кушетке.
Через полчаса у стола консультанта поставили дюжину стульев, но все равно некоторым пришлось сесть по двое. Из большого форпоста вызвали всех детей - пусть тоже послушают про государственные дела.
- Дорогие соседи, - сказал Иона Овсеич, - сегодня у нас обыкновенный день, но в наше время даже самый обыкновенный день - это необыкновенный день. Только что, пять минут назад, сюда зашел Иосиф Котляр, вы все его хорошо знаете, и сообщил, что он имеет свой личный подарок к выборам 12 декабря: "Какой же подарок, если это не секрет?" - спрашиваем мы у него. А он отвечает: ника кого секрета нет - он решил отказаться раз и навсегда, хотя, как инвалид гражданской войны имеет законное право, от кустарного промысла. Тогда встал другой вопрос: Иосиф Котляр живет на два дома, дети с бабушкой в Николаеве, сто двадцать километров от Одессы, так, может, не следует торопиться? Но этот вопрос никто не успел задать, потому что Котляр, бывший красный конник, не дал нам даже опомниться: он уже все обдумал, и решение его бесповоротное.
Иона Овсеич первый ударил в ладони, и соседи дружно поддержали его. Потом поступило предложение, чтобы произнес слово сам именинник.