Возле кассы никого. Виктория Георгиевна наивно-удивленно глядела на него:
- Как давно я вас не видела.
"Да мы и виделись-то всего три раза, - подумал Роман Алексеевич. - Сказали друг другу по две фразы, вот и все".
Он не был книгочеем. И в "Букинист" никогда прежде не заглядывал.
- Мне сказали, что в вашем магазине есть книги по домоводству, - соврал он.
Чесноков лгал редко. Когда уж припирало и правду сказать было нельзя. Любил утаивать и не любил врать.
- По домоводству? Да что вы, господь с вами! Я здесь уже больше года работаю и не помню, чтобы кто-то сдавал книги по домоводству.
"Как она мило смотрит. Улыбчиво и застенчиво. Чувствуется: изучает меня".
Внешность у Чеснокова, в общем-то, внушительная. Правда, привередливые бабы болтают, что лицом он не шибко пригож и что у него слишком длинные угрожающие руки. Но руки на работу нацелены, не на разбой.
- Скажите… - начала она робко. - Я вот радиоприемник хочу купить. Живу я далеко. А машины нету.
- Хорошо, я вам помогу. Когда будете покупать?
- М-м. Если можно, то завтра бы. Я возьму отгул.
- К сожалению, завтра я буду занят. А вот в субботу - пожалуйста. В субботу! Согласны?
Кивнула. Быстро и стеснительно. По-девчоночьи.
"Она хочет нравиться. Это заметно. Крупные черты лица. И толстовата, пожалуй. И все же приятная женщина. Потому что женственна. А как будет ее уменьшительное имя? Вика, что ли?.."
Роман Алексеевич не говорил ей, где и кем работает. Кто знает, как она это примет.
"Дают же такие имена. В сладкую минуту как ее называть? Викторинька?.."
- Надеюсь, много вы с меня не возьмете. - Она улыбалась уже по-другому - просто, деловито.
- Стакан сухого вина.
- А если вас остановит ГАИ?
- Поем чесноку и лаврового листа. Старый надежный способ.
Как легко и по-доброму она смеется. Он подъехал к своему дому уже в сумерках. Его встретила во дворе жена Мария.
- Ты чего опять задержался?
Роман Алексеевич устало махнул рукой. Смолчал. Лучше смолчать, чем соврать.
- Пришли плотники. Уже с полчаса как ждут.
Чесноков живет в доме тещи Анастасии Константиновны, старухи простодушной и жалостливой. Дом далеко от кладбища и дороги кладбищенской. Оно и лучше. А то гляди-ка днем и ночью на могилы и на покойников. Сдуреть можно. Собственно, от тещиного дома мало чего и осталось. Было две комнаты. Стало четыре. Мансарду и веранду построили. Гараж и баньку. Водопровод на кухню провели. Автомашину купили и спальный гарнитур. Кто как, а Роман Алексеевич о спальне заботится. Треть века люди проводят в спальне, шутка сказать. Почивают. Отдыхают. И любятся. И спальня у Чесноковых прямо-таки барская.
Возле дома - сад. И тут тебе всякая прелесть - и смородина, и малина, и клубника. Яблони и облепиха. Все посадил своими руками.
В коридоре сидели два пожилых мужика. Не бриты. Одеты как попало.
- Здорово, мужики! - намеренно-весело сказал Роман Алексеевич, снимая тужурку и кепку.
- Здравствуй! - вразнобой и грубовато ответили плотники.
- Ну, баба моя, наверно, сказала уж вам, что мы хотели бы сделать. Доски и стекло у вас есть?
- Найдем, - с хвастливой уверенностью ответил один из плотников, толстомясый и лобастый.
- Ладненько! А скока ж вы сдерете с нас? - Чесноков улыбался. С простыми, не шибко грамотными людьми он старался говорить их языком, простонародным, с диалектными словами. И с удовольствием отмечал, что это ему удается.
- Четыре косых, - угрюмо проговорил второй плотник.
- Каких косых?
- Четыреста рублев, - усмехнулся лобастый.
- Да вы чо это, мужики?! - по-бабьи развел руками Роман Алексеевич. А сам подумал: "Нормальная цена. За триста сладимся". - Ведь крылечко-то нам небольшое надо.
- Дык вы ж хотите, чтоб с резьбой. И с верандой.
- Да. С художественной резьбой. Сможете?
- Могут, могут! - быстро проговорила Мария, махая рукой. - Все хвалят их.
- И верандочку… Много ли там работы-то.
- Ну, не скажи! - опять возразил лобастый. - С верандой вашей тоже до черта работы.
- Да ну уж!..
- Чего "ну уж"? Раму новую надо. Я вот чего не пойму. Ведь у вас все хорошо вроде - и с крылечком, и с верандой. Правда, старые они, ну дак что.
Чесноков снисходительно улыбнулся:
- У нас есть возможность сделать лучше.
- Да так оно!.. - непонятно как усмехнулся лобастый. - В общем, сделаем. Четыреста рублей.
- Сколько? - зачем-то переспросил Чесноков. - Нет, это слишком уж дорого.
- А возни сколько?
- Давайте за двести пятьдесят.
Лобастый зло хохотнул:
- За двести писят пускай кто-то другой делает. Пошли, Костя.
"А злой, видать", - подумал Чесноков, глядя, как лобастый после каждой фразы сдвигает брови, чем-то похожие на конские гривы.
- Ладно, ребята! Давайте за триста. И вот вам добавок. - Чесноков протянул лобастому бутылку вина. Ту, которую получил на кладбище от мужика с хриплым голосом.
Костя неотрывно глядел на вино.
- Нет! - упрямился лобастый. Он не брал бутылку. - Триста восемьдесят.
- Триста тридцать.
- Триста семьдесят и ни рубля меньше. А то сейчас уйдем. Все!..
- Хорошо. Триста пятьдесят. И две бутылки. Вот эту. И еще поллитровку водки дам. Водку после окончания работы. Идет?!
Ужинали, когда за окном уже синел немой вечер. На столе печенка, яички, сыр, медок. В чем, в чем, а в сытной еде они себе не отказывали.
Мария - продавщица в продмаге, где обслуживают фронтовиков. Печенка и сыр оттуда, в других магазинах нету. Жена хотела устроиться в кафе при гостинице. Но Роман Алексеевич резанул по воздуху рукой, как саблей: "Еще чего не хватало!.." Знает он этих командированных…
Чесноков с усмешкой думал: "Мы с женой и все, с кем я тесно связан, работаем в сфере обслуживания. Обслуживаем живых и мертвых".
- А крылечко-то мы и сами смастерили б, - тихо проговорила Анастасия Яковлевна.
- Да уж что ты смастеришь, - весело хохотнул Роман Алексеевич. - А я не плотник. И не столяр.
Тещенька страшно тоща - кожа да кости. Ее слегка покачивает от старости и от болезней, и она на ходу дремлет. Но аппетит у нее отменный. Роман Алексеевич уже решил, где, в случае чего, выроет ей могилку. У опушки леса, на взгорье. Самое такое… веселенькое и сухое место. Теща какая-никакая, а сторожиха. И если умрет, чесноковское хозяйство будет безнадзорным.
Теща часа по три в день молится на кухне (там у нее миниатюрная иконка), по-кержацки скрючивая пальцы, и все шепчет, шепчет. Она на дружеской ноге с богом. Утрами подкармливает воробьев, их прорва развелось во дворе. Роман Алексеевич запретил ей делать это. Но теща не унималась, кормила втайне, когда оставалась одна. Тогда он сделал свою подкормку - разбросал во дворе сыроватый ржаной хлеб (пекут же такую гадость на хлебокомбинате), от которого даже у людей животы болят. И воробьев будто и не бывало. Лежат где-то подохшие. А с двумя голубями, те как куры бродили по двору, где попало оставляя лепехи, он расправился по-другому: поймал, отрезал им головы и велел жене сделать жаркое. Блюдо получилось - вкуснота.
Теще не по нутру нынешние порядки: нет-нет да и скажет: "Раньше-то вон венчались все. И уж тут обратно - тпру. А нонче… Вздумал развестись, раз, раз и - в дамки".
- Да!.. Любка Гаврилова приходила, - сказала Мария.
Гаврилова живет наискосок от них, в двухоконной избенке с покосившейся калиткой.
- А зачем приходила?
- Да мужика у нее посадили.
- Кольку?!
- Ну!.. На пятнадцать суток. Наклюкался с дружками и где-то что-то натворил.
- Опять?!. Ведь его и летом таскали в милицию.
- Да вот!..
- Борются, борются с этими пьянчужками, и все без толку.
- Попросила тридцатку в долг. Дала уж.
- А зачем дала? Пусть поменьше пьянствуют. Лодыри. Не надо давать.
- Да хочет пальтишко купить девчонке. А то, говорит, стыдно ее в школу отправлять.
- Да ну их всех к черту!
Нет, он не грубо сказал, по-дружески сказал и игриво махнул рукой.
- Нинку жалко. Славная девчонка.
- Слушай, Машенька, ты же говорила, что у тебя нету денег. Соврала? Не-по-ря-дочно, сударыня!
- Сегодня маме пенсию принесли.
Мария погладила мужа по голове. Как маленького.
- Устал?
Она любит мужа. Да и Роман Алексеевич любит ее. Правда, Марьина любовь сильнее, чем его. Но все же!..
Стоп! А Ната?..
Ну, что Ната? Одно другому не мешает. Нат много. А жена одна. И таких женщин, как Ната, порядочные мужчины женами не делают.
Роман Алексеевич был очень доволен сегодняшним днем.
Уже лежа в постели, он подумал, что надо бы ответить братану Ванюшке на его письмо, оно еще на прошлой неделе пришло. Тот живет где-то в Тюменской области. На севере. В тайге. В снегах. Снимает частную комнатушку. Деньжонок - кот наплакал. Ох-хо-хо!..