- Не поссорились, но был один такой случай… напрасно я, конечно, держу его в памяти, но не могу забыть… Нам, девчонкам, выдавали в детдоме ленточки для косичек - голубые и желтые. Мне дали голубую, а девчонке справа от меня - желтую. Та захныкала, ей, мол, нужна тоже голубая, как у меня. А девчонка была любимицей нашей воспитательницы. Та пообещала ей достать голубую, но девчонка все равно ныла. И в это время вошла Раиса Васильевна, спросила, в чем дело. "Ну, подумаешь, - сказала она. - Вот мы сейчас у Оленьки возьмем голубую ленточку, пока, на время, Оленька не заплачет, а потом и ей мы выдадим такую же". И отдала той девчонке мою ленточку. А свое обещание забыла…
- Так и осталась ты без голубой и без желтой, - договорил за нее Петр, - но отчего же ты не сказала потом?
- Не умею я говорить, когда обидят. Вообще-то научилась теперь на работе, а раньше не могла. Надуюсь, замолчу, и все.
- Ты, значит, и на Раису Васильевну обиделась? - спросил Петр. - И до сих пор?
- Я долго тогда мучилась. Все не могла простить. Потом простила. Да, видно, не до конца, - вот и мучаюсь с тех пор. А особенно, когда отдала она меня на воспитание. Я думала, что к себе возьмет, - не взяла. Глупая я. У нее своих детей полно, понять надо было, а вот осталось и это во мне. Плохо, когда не можешь простить любимого человека, хуже нет… Поеду я к ней. Вот сошью новое платье и поеду.
- Поезжай, как есть, - сказал Петр.
- Поеду, - быстро ответила Ольга. Она даже повеселела от этого решения. - Что-то холодно стало.
- Да, потягивает с реки, - сказал Петр. - Вон и туман.
Легкие полосы, облачка тумана повисли над водой, - слоистые, прозрачные, как дым от сигареты. Крякнул селезень в кустах, промчались два огня - фары машины - через мост, ярче разгорелись звезды на небе.
- Пора забираться в палатку. Там должно быть тепло.
Ольга встрепенулась.
- До чего же ты пугливая… или напуганная, - сказал Петр. - Ты себя боишься, своей свободы. Внешне - да, никто тебе не запрещает делать, что ты хочешь, а на самом-то деле ты как рабыня: ты уж слишком во власти своих правил, привычек, страхов.
- С чего ты взял? - удивилась и даже рассердилась Ольга.
- Я видел, как ты уезжала из дома, озираясь. Ты боялась всего: что скажут дома, что скажут старухи на скамеечках, что подумаем мы, что скажут на работе, - разве не так?
Ольга промолчала. А Петр отчитывал ее, как маленькую. Он резко говорил:
- Я уверен, что ты считаешь себя некрасивой, ты и держишься, как дурнушка, а на самом-то деле… - Петр помолчал. - На самом-то деле ты как-нибудь вглядись в себя получше. Нет, для начала не в себя даже, а в глаза человека, который тебя любит.
- Такого нет, - сдавленно сказала Ольга.
- Неправда, - сказал Петр. - Этого быть не может. В твоем Иванове слишком много девчонок и слишком мало парией, и ты решила, что твое место последнее, есть покрасивее тебя, и то не могут выскочить замуж. А при чем тут расписная красота? Красоток теперь столько, что лучше бы их было поменьше. Лучше, если бы поскромнее, да подушевнее были бы женщины. Нет уж, красота тут ни при чем. Ты видела, до чего красива Соломония Сабурова, а вон какая судьба ей досталась.
- Она была не вольна в своей судьбе, - сказала Ольга.
- Вот именно, не вольна, а ты вольна.
В этой поездке Петр испытывал такое чувство, будто снимал с себя слой за слоем что-то наносное, фальшивое, ненужное. Он был свободен, доверчив и хотел помочь Ольге почувствовать то же, что чувствовал сам.
- Смотри-ка, смотри, какая луна!
Луна была на ущербе, яркая, чистая, такая же, как и звезда рядом с ней. Она всегда рядом, эта звезда. Сколько раз Петр радовался этим неразлучным небесным друзьям.
- Когда я полз на мотоцикле по Каракумам, прямо по барханам темной ночью, нет, не темной, прозрачной, белесой, серебряной, как сейчас, - надо мной были низко-пренизко звезды, и вот она, луна. Я тогда понял, откуда такая красота на восточных коврах и почему у мусульман почитается полумесяц. Его нельзя не почитать. Видел я по-своему прекрасное небо и на севере, и на западе, и на востоке. Над лесом, над водой, над горами, и в детстве, и в отрочестве, и в юности, и теперь вот вижу. Луна не просто спутник земли, а еще какой-то особый спутник человеческой жизни.
- Спасибо, что не поленился вернуться за мной из Палеха… - сказала Ольга. И снова стала рассказывать о себе, то подшучивая над собой, то сожалея, что как-то не так у нее все получается в жизни. Вспоминала работу, встречу недавним утром. Первых посетителей.
К первому посетителю Ольга всегда относилась особенно, почти так же, как и к своему самому-самому первому "клиенту" еще во время учебной практики. Она ждала его напряженно, всем существом.
- А ты, наверно, равнодушный человек?
- Бываю и таким, что на все наплевать.
- Но когда станут бить тебя, ты будешь звать на помощь?
- Естественно. А может, просто взмолюсь… А может, сам постараюсь убить…
- А если бы напали вот сейчас, вот сейчас?.. - спросила Ольга шепотом, вглядываясь в полумрак, окружавший костер.
- Боишься, что не смогу защитить?
Она молчала. Петр невольно стал поглядывать по сторонам.
- Вообще-то, я сама могу защищаться, - сказала Ольга. - Я уже привыкла, что мужчины теперь плохие защитники.
- Видишь, каким ненадежным человеком я тебе кажусь. Я дрался не раз, и уж если придется, попробую стоять до конца, но лучше не надо… Не хочу я этих экспериментов. Мне противна власть физической силы, хоть это и культивируется, и даже модным считается…
- А не получится так, что люди станут хиляками и вымрут? - спросила Ольга.
- Никогда. Сила может быть приятной, радостной, она страшна не сама по себе, смотря на что ее употреблять, к чему приучить. Настоящая сила - бережная.
- Ты хочешь идеала, а его нет и не может быть.
- Да, я хочу идеала. Верю в него и не верю. И вообще, я, наверно, переходный, так сказать, тип…
- Что ты имеешь в виду?
- Попробую объяснить, хоть это трудновато. Это дебри для меня. Я больше стремлюсь к середине… доверяю интуиции своей, а она… даже не знаю, на чем основана: там и знания, и чувства, и ясность, и туман. Если отдаваться только своим страстям, беззаветно, безотчетно… но и это не в моей природе. Я и взвешиваю отчасти, и доверяюсь сердцу, - много, наверно, всякого намешано в моей крови: и славянского, и восточного…
- Откуда в тебе Восток?
- От татаро-монгольского ига, конечно. Когда я попробовал вырастить бороду, сразу во мне проклюнулся татарин, - улыбнулся Петр.
- Значит, в тебе должно быть и стремление к многоженству, - засмеялась Ольга.
- Я не прочь завести гарем, но уж очень хлопотно, да и не прокормлю…
- В наше время женщины прокормят, - в тон шутке ответила Ольга.
- Ой, не в куске хлеба, так в отношениях запутаешься. С одной-то женой неизвестно как объясниться…
- Да, ясность - это хорошо, - вздохнула Ольга. - А как ты считаешь, есть на свете счастье?
- Должно быть. Я испытывал, и не раз.
- Разве это счастье, когда оно посветит чуть-чуть и пропадет?
- Счастье, наверно, не бывает беспрерывным, как все в жизни. Я считаю себя счастливым человеком, что бы со мной ни происходило.
- А я вот несчастливая.
- А может быть, все дело в отношении к счастью? Есть счастливые натуры, которые легко забывают беды и даже очень плохое могут превратить в хорошее. В счастье надо очень верить…
- Я даже когда смеюсь, не чувствую себя счастливой. А чему особенно радоваться? Работа, как у всех. Домашние цела не переделать… На танцах скучно, да и не по возрасту они мне, в кино каждый день не победишь, книги читать некогда, и потом одно дело литература, другое дело жизнь. На стройку если куда ехать, так, наверно, там то же самое…
- А сейчас тебе плохо?
- Сейчас нет.
- Почему же ты не устраиваешь себе такие вылазки?
Не знаю. Может быть, просто ленивая я, а может… даже не знаю. Иногда завидую своей напарнице в парикмахерской. То французскую помаду ищет, то модное платье, то ковер. Добывает, как очумелая.
- Нужны какие-то сильные чувства, увлечения, страсти.
- Откуда их взять?
- Подожди, поищи, откроешь, может быть, и талант.
- Уж прямо и талант. С чего бы это?
- А мне кажется как раз, что ты очень талантливая.
- Ну, в чем?
- Хотя бы в своем деле. Мне еще никогда не было так хорошо, сидеть в парикмахерском кресле, как у тебя.
- Подумаешь!
- Что значит "подумаешь"? Так выполнять свою работу может только талантливый человек. А твое отношение к людям… Я сразу начал с тобой разговаривать о жизни, о самом главном… это редкий талант - уметь общаться, как ты. Уж сколько я бываю в пути, сколько было всяких встреч, но с собой в дорогу… тебя взял… И вообще, ты знаешь, это большая беда, если человек не ценит то, что имеет. Теперь, мне кажется, это распространенное явление.
Ольга выслушала Петра и негромко произнесла, как во время игры в прятки:
- "Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной - кто ты такой?"
- Именно! - подхватил Петр. - Кто ты есть на самом деле? Как важно это знать… Я очень люблю людей на своем месте - пахарь так пахарь, пекарь так пекарь, философ так философ по-настоящему… основателен, глубок, энергичен. Вот бы спросить каждого, все ли мы на своем месте, - сколько сразу открылось бы сил, талантов, возможностей. Вот Илья, по-моему, на своем месте. Отличный мастер на заводе.
- А в чем выход, как быть? - спросила Ольга.
- Искать, упорно искать надо себя. Не найдешь - погибнешь. А если уже нашел что-то главное, поверил - иди к цели с верой…