В большой гостиной, уставленной гигантскими растениями и больше похожей на оранжерею, на белом кожаном диване сидела Элеонора Константиновна и читала журнал. Она была одета как для приема. Волосы закручены в высокий узел, волосок к волоску. Серебристое облегающее платье, туфли на тонкой шпильке.
– Здравствуйте, Элеонора Константиновна, – поздоровалась я, подойдя к ней.
Она неспешно отложила журнал в сторону и подняла на меня обведенные черным глаза.
– Я думала, вы не приедете, – сказала она, то ли досадуя, то ли просто констатируя факт.
Я покосилась на большие напольные часы. Всего лишь двадцать минут второго.
Она встала с дивана. На таких каблучищах она оказалась на голову выше меня. Похоже, ее позабавил этот факт.
– Пойдемте, я покажу вам ваше место, – сказала Элеонора Константиновна.
"Место!" – так командуют собаке, чтобы она легла на свой коврик.
– Спасибо, Римма Сергеевна, – царственным жестом остановила Элеонора Константиновна мою проводницу, когда та собралась последовать за нами.
По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли до конца коридора. Цоканье ее каблуков совершенно скрадывалось пушистым напольным покрытием. Элеонора Константиновна осторожно открыла дверь, и мы вошли в огромный кабинет.
Все стены от пола до потолка занимали массивные книжные полки темного дерева. Рядом с окном, из которого открывался чудесный вид на озеро и поселок, стоял здоровенный письменный стол с креслом. На столе находились лишь телефон и большая лампа с абажуром.
В стене слева была открыта дверь, ведущая в смежную с кабинетом комнату. Вдоль правой стены располагался диван, обитый темно-коричневой кожей. А у самого окна стояло кресло-качалка.
В кабинете не было напольного покрытия. Красивый паркет из дощечек, сложенных елочкой, закрывался толстым ковром, заглушавшим шаги.
– Оставьте вещи здесь, – шепотом приказала Элеонора Константиновна.
Я поставила сумку и пакет возле дивана.
Стараясь неслышно наступать на паркет, она на цыпочках прошла к открытой двери, ведущей в соседнюю комнату. Я последовала за ней и заглянула внутрь.
В небольшой светлой спальне на кровати у зашторенного окна спал Виктор Петрович.
Рядом с кроватью находился столик с лекарствами и перевязочным материалом. У окна стоял стул с высокой спинкой. На стене, напротив кровати, висел плоский телевизор. Слева от входа располагались две узких двери, одна из которых была приоткрыта и вела в ванную. Больше в комнате ничего не было.
Элеонора Константиновна отступила назад, развернулась и пошла из кабинета. Я вслед за ней.
Мы вышли в коридор, спустились по лестнице и вернулись в гостиную. Она снова села на диван, туда же, где и сидела до моего прихода, и показала рукой на устрашающее своими размерами кресло напротив себя. Я уселась и приготовилась слушать.
– Скажу сразу, – начала Элеонора Константиновна, – я была против вашей кандидатуры. Мне хотелось более взрослую и более опытную сиделку. Но Виктор Петрович настоял на своем. Что ж, это его право, я уступила. Надеюсь, он не ошибся в выборе. Теперь о ваших обязанностях.
Она немного помолчала.
– Ваша первая, основная и единственная обязанность – круглосуточно находиться рядом с Виктором Петровичем для оказания ему медицинской помощи. "Круглосуточно" означает день и ночь, без выходных. Вы не должны отлучаться из дому без моего разрешения.
Примерно так я себе это и представляла.
– Для вас отдельной комнаты у нас нет, поэтому спать вы будете на диване в кабинете. Вещи уберете в гардеробную в спальне Виктора Петровича. Они вам не понадобятся – вы будете ходить в халате. У вас есть белый халат?
– Есть. Даже два. На смену.
Она посмотрела на мои ноги в носках.
– А обувь? У вас есть что-нибудь бесшумное?
– Нет, – призналась я. – Только тапки, но они громкие.
– Ладно. Это не проблема. Римма Сергеевна подберет вам что-нибудь подходящее. Все необходимые лекарства я купила. Их хватит примерно на неделю. Когда что-то понадобится – скажете мне.
– Где рекомендации лечащего врача? – спросила я.
– В ящике стола возле его кровати. Еще есть вопросы?
Да, в общем-то, все было ясно. Оставалось спросить про еду, но я как-то стеснялась. Элеонора Константиновна сказала сама:
– Кухня в вашем распоряжении. Это на тот случай, если вы внезапно проголодаетесь. А так в нашем доме готовит Серафима Ивановна. Персонально для вас она готовить не будет, поэтому выкраивайте время для еды. И обсудите с ней диету Виктора Петровича. Я уже говорила с ней на эту тему, но вы поговорите тоже.
– Хорошо, – кивнула я.
– Виктору Петровичу сделали укол, и он проспит, я думаю, еще часа полтора. Так что у вас есть время, чтобы осмотреться.
– Какой ванной комнатой я могу пользоваться?
– На первом этаже, рядом с прихожей. Кроме того, в спальне Виктора Петровича есть ванная.
Похоже, разговор был окончен.
– Спасибо, – сказала я, не зная, что еще добавить.
– На здоровье, – ответила Элеонора Константиновна и взяла журнал.
Я с трудом выбралась из кресла и пошла осваиваться.
…
Дом был огромный. Во всяком случае, мне так показалось. На первом этаже располагались гостиная, столовая, кухня и гостевая спальня со своей ванной комнатой. На втором этаже, кроме кабинета и спальни Виктора Петровича, находилась комната Элеоноры Константиновны. Мансарду занимал их сын Кирилл, студент юридического факультета и порядочный балбес, как я поняла из беседы с Серафимой Ивановной.
Серафима Ивановна приняла меня как родную, велела называть ее Фима, усадила пить чай и принялась посвящать в подробности быта семьи Ордынцевых.
Говорила Фима безостановочно, ловко орудуя ножом, и, похоже, была счастлива появлению благодарного слушателя. Она прерывалась только тогда, когда пробовала свою стряпню.
Я с трудом вырвалась от нее, воспользовавшись очередной паузой и сославшись на занятость.
– Обед в четыре! – прокричала она мне вдогонку.
…
Из спальни не доносилось ни звука.
Я потихоньку сняла одежду и надела халат. Римма Сергеевна выделила мне тапки с войлочной подошвой. Они были мне велики, но с толстыми носками получилось терпимо.
Бесшумно скользя по паркету, как фигуристка, я зашла в спальню и тихонько села на стул у окна.
Виктор Петрович еще спал. Он был бледен. На щеках яркими пятнами горел лихорадочный румянец.
Я смотрела на него и гадала, как сложатся наши взаимоотношения.
Интересно, почему ему понадобилась именно я? Мне казалось, что он меня не переваривает так же, как и всю третью хирургию.
Мне вдруг стало страшно. Во что я ввязалась? Деньги деньгами, но как я могла решиться на такое?
Я совсем его не знала.
Хотя Фима успела мне кое-что порассказать.
Виктор Петрович Ордынцев действительно был крупным ученым, академиком, сделавшим несколько выдающихся открытий. Ему принадлежало авторство многих изобретений, получивших известность не только в России, но и за рубежом. Еще три года назад, до того как выйти на пенсию, он возглавлял научно-исследовательский институт.
От первого брака у него была дочь Светлана, со слов Фимы подозрительная и плаксивая особа. Она терпеть не могла мачеху и сводного брата, но, тем не менее, каждую неделю приезжала к Хвойный. Наверно, старалась быть поближе к отцу. Хотя Фима считала, что Светлана просто клянчит у него деньги.
Элеонора Константиновна не работала. До ухода Виктора Петровича на пенсию она сопровождала мужа на различные светские мероприятия. Чем она занималась в настоящее время, Фима не знала. Элеонора Константиновна уезжала из дома утром и возвращалась под вечер. Фима слова худого не сказала про хозяйку, но почему-то у меня сложилось впечатление, что Элеонора Константиновна могла бы больше общаться со своим мужем. Вероятно, это было одной из причин неприязни к ней со стороны падчерицы.
Сын Ордынцевых, Кирилл, учился в университете на третьем курсе. Учился через пень колоду, но сессии как-то умудрялся сдавать. Может, здесь помогало имя отца, а, может, его деньги. Фима думала, что второе. У Кирилла была квартира в городе. Поэтому в Хвойном он появлялся только тогда, когда заканчивались средства, выделяемые ему отцом на месяц. Этих денег ему хватало на две, максимум на три недели. Фима страшным шепотом сообщила, что Кирилл играет в казино.
Кроме того, Фима поведала мне, что домоправительница Римма Сергеевна – вылитая хозяйка, с которой она копирует свои манеры. И вообще, единственным душевным человеком в этом доме был Виктор Петрович. Если бы не он, то она, Фима, давно бы уже ушла. И какая жалость, что он вдруг так внезапно заболел. Ну, ничего. Теперь его прооперировали, опасность миновала. А уж на ноги мы с ней его в два счета поставим.
Ну, если Виктор Петрович – душевный человек, то я – мать Тереза.
От полученной информации у меня голова шла кругом, и я в который раз спрашивала себя, как я здесь оказалась.
Виктор Петрович пошевелился. Повернул голову набок и открыл глаза.
Я поймала его взгляд и неуверенно улыбнулась.
– Наконец-то, – хрипло сказал он и откашлялся. – Где вас черти носили так долго?
…
Потянулись странные дни.
Я была при нем постоянно, отлучаясь лишь в туалет и на кухню, и все время ожидая вопроса, какого черта я кручусь возле него круглосуточно. Но он почему-то не спрашивал.
Интересный, все-таки, это был человек – Виктор Петрович Ордынцев.