– Да пропадет он. Не ем я такое. Что я – мартышка, что ли? – объяснил он.
Вздохнув, я забрала банан и понесла пакет в холодильник.
…
– Оля, к тебе пришли, – сказала Алена. – Проходите, пожалуйста, – пригласила она кого-то.
Да это просто праздник какой-то! День открытых дверей! Надеюсь, этот кто-то тоже с подарком.
Я положила таблетку в мензурку и подняла голову.
– Вы Ольга? – надменным тоном спросила высокая женщина.
– Да.
В совершенном недоумении я поднялась с места.
– А есть другие Ольги в этом отделении?
Она разглядывала меня с головы до ног, и, похоже, ей не нравилось то, что она видела.
– Нет, я единственная и неповторимая, – ответила я с тайным злорадством.
Наша неприязнь была обоюдной.
– Я думала, вы старше, – сказала она непонятно.
Она продолжала изучать меня. Я не знала, что и думать.
– Меня зовут Элеонора Константиновна. Я супруга Виктора Петровича Ордынцева, – представилась она, наконец. – Мы можем поговорить?
Заинтригованная, я предложила ей стул и села сама.
Академика выписали позавчера, и все отделение с тайным облегчением вздохнуло. Я понятия не имела, что здесь нужно его супруге.
Она неторопливо села, открыла сумочку, достала зеркальце и принялась изучать свое отражение.
А я изучала ее. Если бы не это неприятное выражение лица, ее можно было бы назвать красивой. Тонкие черты лица, роскошные волосы. Интересно, сколько ей лет? Ухоженные женщины выглядят моложе своего возраста. А выглядела она лет на тридцать пять.
Убедившись, что все в порядке, Элеонора Константиновна все так же неторопливо убрала зеркальце назад в сумочку и бесстрастно посмотрела на меня.
– Моему мужу нужна сиделка. Круглосуточно. Я пригласила к нему профессиональную медсестру из кадрового агентства. Сначала одну, потом вторую. Каждая выдержала по полдня. Виктор Петрович сказал, что ему нужны вы.
Вот как. Я растерялась и молчала. Элеонора Константиновна не дождалась от меня никакой реакции и вынужденно продолжала:
– Это означает, что вы постоянно, день и ночь, должны будете находиться рядом с ним и оказывать ему всю необходимую медицинскую помощь. Зарплата десять тысяч в месяц, питание за наш счет.
Десять тысяч!
Предложи мне миллион, я бы вряд ли поразилась больше.
Десять тысяч!
Даже если я буду отправлять маме половину, у меня все равно останется целых пять тысяч!
И к тому же мне не надо беспокоиться о жилье. У меня будет бесплатная крыша над головой и бесплатное питание в придачу!
– Что скажете? – надменно поинтересовалась Элеонора Константиновна.
– Виктор Петрович знает свой диагноз? – спросила я, спустившись с небес на землю.
– Нет, конечно. Вы что – идиотка?
– Возможно, – спокойно согласилась я. – Однако я бы предпочла знать правду.
– Ваше мнение по данному вопросу никого не интересует, – заявила Элеонора Константиновна. – Что вы думаете о моем предложении?
Ей очень хотелось, чтобы я отказалась. Но я уже решилась.
– Я согласна, – сказала я.
Она поджала губы и помолчала некоторое время, затем достала из сумочки листок с адресом и протянула его мне.
– В таком случае жду вас завтра в девять утра.
Я взяла листок и положила его на стол перед собой.
– Элеонора Константиновна, по Трудовому Кодексу работодатель имеет право задержать работника на две недели с момента подачи заявления на увольнение. И здесь от меня ничего не зависит. Я, конечно, постараюсь убедить заведующего, но он может упереться.
– Это ваши проблемы, – сказала она. – Но имейте в виду, что ждать вас никто не будет. Мне нужен ответ завтра.
Она встала.
– Хорошо, – я тоже поднялась. – Завтра же утром постараюсь обо всем договориться. Если у меня получится – напишу заявление об уходе и сразу же приеду. Если нет – я вам позвоню. Напишите, пожалуйста, номер вашего телефона.
Я протянула ей ручку. Она написала номер.
– До свидания, – ледяным тоном сказала Элеонора Константиновна.
И вышла.
…
Не придумав, как бы сказать поделикатнее, я сказала прямо:
– Паша, я увольняюсь.
Сурков подавился чаем и закашлялся. Я спасла ему жизнь, постучав по спине. Он вытер слезы, вернул очки на нос и спросил:
– Как это увольняешься? А кто работать будет?
И это называется влюбленный мужчина! Не "Куда ты, милая, уходишь?", а "Кто работать будет?"
– Найдете кого-нибудь. Кажется, к нам кто-то из урологии просился. В конце концов, свято место пусто не бывает.
– А ты куда собралась? В артистки, что ли?
– Дурак ты, Сурков. И не лечишься.
– Ну, ладно, ладно. Не злись.
Да я и не злилась. Это я так, для демонстрации характера.
– Давай рассказывай, чего ты там придумала.
– Это не я придумала. Это Ордынцев. Ну, помнишь, академик из четвертой палаты?
– И что?
– А то. Здесь только что была его супруга и предложила мне место сиделки. Для Виктора Петровича.
Паша смотрел на меня очень серьезно. Мы оба понимали, что все это значило.
Это значило, что в течение нескольких месяцев я буду наблюдать, как умирает человек. И, возможно, он умрет на моих глазах.
– Ты готова к этому?
– Не знаю, – призналась я. – Наверно, нет. Пока. Но зато я вполне готова к десяти тысячам в месяц. А также к крыше над головой и бесплатной кормежке.
– Так ты это ради денег? – спросил Паша.
Я замялась.
Да, конечно, ради денег. Наверно, мне должно было быть стыдно. Особенно после всего того, о чем мы говорили с Лизой. Но мне не было стыдно.
– А потом? Что ты будешь делать потом?
Паша сделал ударение на последнем слове. Я поняла его.
– Я не думала об этом, – честно сказала я.
– Очень на тебя не похоже, – заметил Сурков. – Обычно ты все ходы просчитываешь.
Ну, что на это ответить? Да, я сама себе удивлялась. Спонтанные решения были не в моем характере.
– А если тебя не отпустят?
– Да кто меня удерживать будет?
– Как кто? Зав. Хорошие медсестры на вес золота. Ты прекрасно это знаешь.
– Если б им еще и платили золотом столько, сколько они весят…
…
Зава я уговорила. Сан Саныч, конечно, расстроился, но все же подписал заявление. Сначала он заартачился и вспомнил про те самые злополучные две недели. Но я пообещала навести на него черную порчу, используя технику Вуду, а потом являться ему в летаргическом сне, и он сдался.
…
На сборы ушло меньше получаса. Нищему собраться – подпоясаться.
Сумку с вещами и пакет с книгами я вынесла в коридор и вызвала такси. Прокатимся с шиком на последние деньги.
Ключ от двери отдала соседке.
Прощай, тетя Клава. Прощай, ее замечательная квартира.
Таксист взял у меня листок и прочитал адрес.
– Двести, – сказал он.
Двести так двести. Я устроилась поудобнее и попыталась представить, что меня ждет.
Вспомнился сварливый тон Виктора Петровича и надменный вид его супруги. По спине пробежал неприятный холодок. Я отогнала мрачные предчувствия, напомнив себе о стиральной машине для мамы и хоккейном снаряжении для Олежки.
Город закончился. Мы переехали по мосту через реку и повернули налево.
Я никогда не бывала в этих местах. Заснеженные поля сменялись садовыми домиками. По большей части это были невзрачные хибарки, но иногда среди них попадались настоящие дворцы.
Мы въехали в дачный поселок с хорошим названием Хвойный, немного попетляли и остановились возле больших решетчатых ворот. Я вышла из такси. Машина уехала, а я несколько минут постояла, оглядываясь по сторонам.
Место было великолепное. Наверно, это был элитный поселок, и жили в нем одни шишки.
Вы кто? Я шишка из Хвойного. Хвойная, значит, шишка.
В сосновом бору вокруг озера расположились дома. Все разные, но все как на подбор большие и красивые. Они не теснились, прижимаясь друг к другу стенами. Нет, каждый из них был окружен участком земли не меньше гектара. Это были настоящие усадьбы, со своими рощами и лужайками.
Сквозь ворота мне был виден дом в глубине сада – двухэтажный, с мезонином и огромной верандой. На такой веранде в теплое время года замечательно пить чай и любоваться закатом.
Можно было долго разглядывать местные красоты, но я начала замерзать и нажала кнопку звонка.
– Кто там? – спросили металлическим голосом из динамика над моим ухом.
То ли мужчина, то ли женщина – непонятно.
– Это Ольга Смирновская, – ответила я громко и внятно.
Потом подумала и добавила:
– Медсестра.
Щелкнул замок на двери рядом с воротами.
– Заходите, – скомандовал металлический голос.
Я закрыла за собой дверь и пошла по расчищенной от снега дороге к дому. Дорогу уже снова начало засыпать, и на ней явственно были видны следы колес проехавшей недавно машины.
Поднявшись на крыльцо, я протянула руку к очередному звонку и только собралась позвонить, как дверь открылась.
– Заходите, – сказал тот же голос, теперь уже не металлический, но все равно скрипучий.
Я подчинилась и вошла внутрь.
Голос принадлежал чопорной женщине неопределенного возраста. На всякий случай я ей улыбнулась, но она не среагировала на мои попытки установить контакт.
Дождавшись, пока я разуюсь, сниму пальто и пристрою его на вешалку, она молча повернулась и пошла куда-то вглубь дома. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Тапки мне не предложили, поэтому пришлось идти в носках.