- Все едим да едим, весь поход! - сказал Миша, и поговорили немного; и то ли южный, таинственный послеполдень действовал на наитие, на рассудок, то ли и вправду уж… нечто странное происходит в мире, но - что-то - не "разошлись" мы, не развинтились; тени, мелкие тени ходили по нашему серо-белому камню; стояли глыбы окрест, и чуть журчала "река"; и жарко, не жарко было - места такие, что солнце - жар, а в тени прохладно, и даже холодно, и даже и - ветер (от этого? От этого от всего и трепещут листья?); и было сонно, весело на душе, и не хотелось гама - и все "расстрялись".
Невдалеке беседовали Люся и Ляля, лежа на одеяле и загорая усердно: уж это неизбывно; Миша пошел "полазить по скалам": извечная любознательность городского руссоиста; один-двое ("очки") тут же куда-то делись; мы с Алексеем сели у входа в пещеру и, развалившись в сторону моря - спуска к нему, осложняемого для взора и скалами и деревьями, - вытянули ноги и снова молчали некое время.
- В людях такт появился, - заметил он наконец. - Ты видишь? С одной стороны, все грубеют; с другой же… Опять вот это: полярность. Развитие амплитуд.
- Это что нам не мешают разговаривать, что ли?
- Не то, что не мешают, а… видят. Ведь это мы задаем тон: нет веселья; скучный поход.
- Были б девушки покрасивее.
- Это ладно, а все же. Я ловлю в последнее время: моя "угрюмость" заражает людей; вроде бы серые круги расходятся от меня, хотя сам я… вроде, более мягок (хм!) ныне. Отчего бы?
- Не зна-а-аю, - отвечал я лениво, не желая, в эту погоду и в юг, встревать в любимые его темы об Алексее о дорогом.
Он поотвык, но все-таки прорывался.
- Ты прав, - отвечал он на мои тон и мысли.
- И вот и так оно и тянулось весело. Разговор тот приоткрыл нечто; но она была не из тех, к кому есть - отмычки. Нашел, и отпирай характер, когда захочешь. Да и есть ли такие люди? Нам кажется; но ведь это лишь признак того, что в нас не было особого интереса. Нашел отмычку - и успокоился; между тем, войди ты с человеком на короткую веревку да на длинное время - и ты увидишь, что отмычка не отпирает; что она действительна лишь в общем и целом, да и то - лишь на определенные ситуации.
- Как же о стержне человека?
- Стержень есть, я и теперь это думаю; но - сплошь и рядом - он, приходится признать, - он не нашего ума дело. И это неловко не только для самолюбия, но и для общего чувства жизни.
- Продолжай о том: если хочешь.
- Хочу не хочу, а надо уж досказать.
- Давай.
- Мы были не больно-то осторожны по "этой" части. Как вообще водится у меня. Я, знаешь, вроде абстрактный и так далее, но если женщина мне и верно нравится; если она… Я не могу соблюдать предосторожности; это лишает смысла и самое… Она, надо сказать, тоже была вполне небрежна; в ее духе… Оно и свиданий-то ("реальных") было - раз-два и нет; суета; цивилизация… не на уровне; "хаты" нет. Но об этом два слова.
Я говорил, что я не хотел таскать ее по знакомым; не мой стиль. И перед нею неловко; снова: когда женщина нравится, все оно вроде… ты же и виноват, что мир устроен нелепо. Она-то не виновата - женщина; ну, а ты… Но не надо считать, что я уж этак и был пассивен; я, например, думал снять квартиру и одно время был столь решителен, что даже и сам не знал, чем бы это кончилось; я, снова как Печорин (извини), стремясь разыграть Бэлу, мог и всерьез войти: в свою же игру. Только тут неясно, кто Бэла, а кто Печорин. Но, короче, я мог бы снять квартиру абы как - "посмотрим, что будет"; а после втянуться - и, как минимум, на некое время официально уйти из дому. Мое семейство, скажу, не слишком чувствовало ситуацию; жена привыкла, что я - не человек дома, и что мне надо там где-то и зарабатывать деньги, и что я вообще - шляюсь; помучившись со мною в первые годы, обещав повеситься, броситься с балкона, уйти, уехать и ничего такого не сделав - она наконец увяла и отрешилась: мол, черт с тобой; а поскольку у нас и никогда не было принято, чтоб если кто отсутствует долго, то после излагать подробности, если сам не вызовешься, - то она (я, во всяком случае, полагаю) и тут ничего особого не заметила, а мне и не приходилось выбирать - врать или не врать; жена всегда, если я, положим, застрял на ночь, потом дня два вела себя со мною с той "зоологической" женской злостью, злобой, проявляемой, да ты знаешь, в "мелочах", бытовых вывертах, которые хуже выстрелов, - с той злобой, которая не имеет должного ответа, ибо все ответы тут идут по касательной, а сама злоба идет из самых недр женского существа, - и от которой как раз и вешаются, ибо она дремуча и безысходна, и прямо и намекает на безысходность жизни само́й; но дня через два она - добродушная по природе и "все же" любящая меня, "несмотря ни на что", - дня через два она остывала; и хотя никогда не вспоминала свои вины (а их было много за эти годы, хотя бы по части судеб детей и моего дела), - женщина, видимо, и верно неизменно субъективно не виновата! - но и мои забывать умела. Притом не нарочно и не злопамятно - не до случая, - а именно забывать. И все шло. Так что по этой линии покамест не было изменений, напряжения… Но если бы я ушел на квартиру… Но на квартиру я не ушел.
Ирина вроде поощряла мои заботы; но поощряла спокойно и снисходительно. "Квартира? Ну да, квартира. А что? Почему бы нет?" Относительно моего семейства она, надо сказать, сразу приняла позицию: мне, мол, нет до этого дела. Это дела - твои. Хочешь - видь меня; не хочешь - не видь; а этого в природе нету. И я некое время жил в двух измерениях; если бы они хоть где-то пересекались, цельность жизни бы сохранялась; а так - нет. Правда, уж потом жена, почуяв "что-то", узнавала голос Ирины, если та звонила ко мне домой, - и "фыркала": так зло и остро, как только и умеет - женщина о женщине. Да еще о более молодой… Жена, которая знала разрушительную силу стихии - знала по нашему с ней опыту! - взяла интонацию о виноватости другой женщины; а как же ты (тогда-то, сама-то?), висело на языке; но ладно. Так вот, об этой квартире. Она не проявила особого рвения, но и не противилась; квартира? ну да, квартира; ну да. Тот разговор наш, наверно, на чей-либо взор и должен был бы "прервать отношения"; ведь такие открылись бездны. Но странно, ни она и ни я не сменили тона; разговор - ну и разговор; никому не говори - не скажу; ну и - когда увидимся? Ты знаешь, давай примерно ну, там, в четверг; в четверг? ну что же; а когда? да во́т - и далее; а о разговоре - нет тени; поехали. И вот… все я никак… вот - квартира.
Я дал объявление по горсправке: на этих бланках; старое, доброе… еще с тех времен.
Еще с тех времен, когда мы с женой метались - без места, "без крыши над головой"; когда сменили восемь, а то девять частных квартир.
Ты не ищешь среди родных и знакомых - родные и знакомые, по части помощи мне, всегда, надо сказать, были из слабых мест моей линии; не ищешь - не ловишь удочкой; зато запускаешь невод - объявления у метро, у… И вот - звонят.
И сам выбираешь: в Москве полно свободной жилплощади.
Свободной жилплощади при отсутствии квартир и прописки.
Не знаю, уж в чем тут дело - судьба, не судьба; но на сей раз - через столько лет - не позвонил никто.
Как это могло быть?
Я, надо сказать, - я-то испытывал по этому поводу даже и двойственные чувства: нельзя сказать, чтобы ассоциации были бы из приятных. Те же бланки, те же… проблемы. И - блеск Солнца - главного Солнца жизни из глубины того прошлого… Но это иное, а, а, - "сам факт"?
Не позвонили - никто?
Судьба?
Или тут Ирина "чего-то" хитрила?
Ведь звонить должны были ее подруге. Связь держала - она.
Уж не хитрила ль?
Не видела ль, что…
Но ладно.
Но факт есть факт: три раза я давал объявления - да помногу - да на людные доски: уж знал опять я по опыту - знал по старому; нет.
Ни одно.
И не слишком увидел я в этом именно перст судьбы, предостережение; и не чрезмерно уж я послушал кого-то, кто (на абстрактный вопрос, что такое стало с квартирами) пояснил, что теперь в Москве проще снять, клея объявления на столбы (Ирина, кстати, сдержанно говорила то же самое), чем давая на доски, и так далее, но как-то… как-то что-то не особенно я вроде и огорчался, видя, что дело тянется. И она - и Ирина не очень страдала и не очень сетовала; а точнее, вовсе не сетовала - не мрачнела, не торопила. Казалось, ее устраивает именно эта ситуация. Оттого и приходит в голову мысль - а не нарочно ли?
Не сама ли она подговорила подругу, чтоб та ей же и не сообщала ни о каких звонках?
Не знаю.
Мы шатались по городу; что́ это были за походы.
Я, брат, за это время узнал о Москве более, чем знаете все вы, писаки, вместе взятые; я узнал подспудную жизнь Москвы. И не то чтобы я так уж стремился к этому - дай, мол, узнаю тайны; и не то чтобы я даже и верил-то в эти тайны; и не то чтобы я так уж много видел-то своими глазами: ты помнишь, я ленив по части всякой клубники, "меня не собьешь", я Обломов более, чем требуется для того, чтоб быть каким-нибудь психологическим или и фактическим Гиляровским; но так уж выходило - по самой жизни. То Ирина начнет рассказывать, и все, от чего у среднего благоприличного человека "волосы дыбом", тут говорится спокойно, "само собою"; то кабаки эти; то вот в больницу она сыграла - в свою, знакомую, хорошевскую, - но об этом, как говорится, после.