Веня молчал, как партизан, он вращался в элитарной прослойке, его ежедневно окружали олигархи, артисты, чиновники, общественные деятели, политики, поэтому тема бесчинств в отделениях милиции как-то никогда в светских разговорах не возникала. Помощник Черткова впервые в жизни оказался в незнакомой ему среде, среди злобных, играющих не по правилам людей в погонах.
– Сколько вы хотите? Я готов заплатить за свою свободу, любые деньги! Один звонок, и деньги доставят в отделение милиции. Назовите цену!
– Максим, подозреваемый предлагает нам взятку в особо крупных размерах, и это при нашем добросовестном исполнении служебных обязанностей!
– За кого он нас считает, за продажных работников правоохранительных органов? Мы мзду не берем, нам за державу обидно! У тебя почти килограмм наркотиков в квартире изъяли, а ты нам деньги предлагаешь?
Зюскинд осознал, приказ на его задержание поступил сверху, раз служивые не берут денег, значит, его дела очень плохи.
Опытные следователи связали веревкой ноги, надели на интеллигентное лицо Вениамина противогаз, в котором отверстия для поступления воздуха надежно заклеены. И началось…
Он кричал, но его не слышали, он извивался, бил ногами, задыхался. Воздух не поступал…
Зюскинду показалась – прошла вечность, он задыхался, лицо вспотело, комната поплыла, в глазах резко потемнело, как будто выключили свет. Мучители почувствовали важность момента, сняли противогаз.
– Слабак помощник у Черткова… Он у нас девочка! Ца-ца!
– Нет, он – голубой слоник, – безапелляционно заявил Максим Думка и плеснул в лицо пленника холодной водой из графина.
Зюскинд закашлял, сплюнул, во рту у него остался мерзкий привкус резины от старого противогаза.
– Не плюй на пол! Интеллигент гнилой, видели мы тут всяких. Заговоришь, как миленький!
– Признание писать будешь? "Александр Евгеньевич Чертков давал мне распоряжение опорочить достойных людей" или пойдешь по статье распространение наркотиков.
Зюскинд молчал…
Он глубоко дышал, пока ему снова не надели противогаз, который в перерывах между пытками безжизненно страшной, уродливой, сморщенной гримасой валялся на полу. Думка взял в руки железный прут, снял с помощника Черткова обувь, и стал со всей силы бить по его ухоженным пяткам. От страшной, пронизывающей тело боли Веник упал в обморок. Максим Думка в очередной раз плеснул ему водой в лицо.
Телефонный звонок временно прервал экзекуцию. Звонил Родион Павлович Хомяк. Выслушав подробный отчет подчиненных, он вспомнил по алфавиту словарный запас нецензурных слов, имеющихся в арсенале правоохранителей, и направил их в адрес подчиненных. Результат отсутствовал. Зюскинд играл роль "крепкого орешка". Через тридцать пять минут генерал милиции решил лично прибыть в районное отделение. Небывалый случай!
Веня Зюскинд не выдержал, под стул, на котором он сидел, интенсивно зажурчало, милиционеры брезгливо переглянулись. Вытирать чужие янтарные лужи они не обучены, но и встречать генерала с подмоченной репутацией задержанного никак нельзя. Следователи Думка и Гайков вместе со стулом вынесли Зюскинда в соседний кабинет, там они развязали ему ноги, сняли наручники, дали возможность умыться. Вместо полотенца Максим Думка протянул пострадавшему отмотанный от рулона кусок туалетной бумаги, Веня промокнул ею свое перекошенное от ужаса лицо. Это оскорбило его больше, чем лужа, оставленная в соседнем кабинете. Прирожденный эстет Зюскинд впервые в жизни дотронулся до лица, которое он лелеял в дорогих спа-салонах, дешевой туалетной бумагой.
Родион Павлович ворвался в кабинет, как горящая комета с огромным шлейфом нереализованной энергии, способной разрушить любые препятствия на своем пути. Он отругал подчиненных за некорректное поведение, погрозил жирным указательным пальцем. Следователи вышли из кабинета, театрализованное представление набирало обороты. Веня посмотрел с благодарностью на генерала. Родион Павлович из кожи вон лез, чтобы понравиться собеседнику. Он предложил ему закурить, Зюскинд придерживался здорового образа жизни, но не в этом конкретном случае. Дрожащими руками униженный и оскорбленный Веник вытащил из пачки предложенную генералом сигарету, взял из его цепких рук зажигалку, закурил. Первая затяжка…
Кашляя, сглатывая слезы от едкого дыма, Зюскинд вспомнил студенческое прошлое: сигареты, пиво, мальчики. Избыток личного времени, роскошь общения. Сегодня свободы нет, есть только Чертков, его проекты, мечты, желания. Вениамин, словно джинн из лампы, шеф потер ее, и механизм подчинения моментально срабатывает "Чего изволите, хозяин?" Зюскинд попал в милицию благодаря шефу, развязавшему в Задорожье масштабную информационную войну. И выбраться из милицейских застенков, решил Веник, он сможет только при участии Александра Евгеньевича. Вот такая патологическая зависимость. Попасть в кабалу к Черту легко, освободиться немыслимо.
Генерал дал возможность Зюскинду успокоиться и подумать. Пора.
– Вениамин, кто я такой, вам хорошо известно?
– Да. Вы – Родион Павлович Хомяк, по кличке Зверь, работаете начальником Областного управления УМВД, за глаза вас называют индусом, так как вы представляете в этом регионе интересы Игоря Графского. Вы человек влиятельный, жесткий. У вас есть надежная крыша в столице, ваш ближайший родственник работает в министерстве УВД.
– Спасибо. Точная характеристика. Будем играть открыто, маски сорваны. А теперь я расскажу о тебе. Ты – Зюскинд, личный помощник Александра Черткова. Пиарщик, незаурядных способностей, потому что обычному человеку у Черткова больше года продержаться на службе невозможно. А ты работаешь у него три срока, а может и больше. Черт поручил тебе провести информационную атаку против нас. И ты выполнил приказ, или я не прав?
– Он мне заданий, связанных с вами, не давал. Это провокация, кто-то хочет поссорить вас с Чертковым, – Зюскинд неинтеллигентно выпустил дым из ноздрей, руки сильно тряслись, тело знобило, голова кружилась, сильно хотелось спать.
– Допустим, я тебе поверю. Тогда кто работает против нас?
Веник придумывал версию по ходу милицейского представления. Сказать правду, сознаться – означает обрубить страховочный трос. Одно-единственное слово, сказанное против шефа, означало для Зюскинда смерть. Черт предателей не прощает, он с ними безжалостно расправляется.
Родиону Павловичу, как всегда вовремя, позвонила Катя, его юная любовница, в очередной раз бессовестно канючила деньги, и Зверь очень быстро согласился на все ее условия, только бы отстала. Сейчас для Зверя самым ценным являлось получение компромата на Черта, и желательно в письменном виде.
– На чем мы остановились? Ах, да! Кто работает против нас, если не Чертков?
– Я не знаю…
– Тогда выскажи предположение, намекни.. Ты умный мальчик, – слово "мальчик" Зверь интонационно выделил.
Зюскинд почувствовал западню. Главный милиционер нащупывает болевые точки, подумал помощник Черткова. Сигарета испустила последний выдох, заполняя кабинетное пространство слабеньким табачным дымом, и благополучно умерла. Обугленный фильтр. Его Зюскинд машинально положил в карман. Зачем? На этот вопрос он и сам ответить не мог, здесь в милицейских застенках любая мелочь приобретала ценность.
– Я считаю, интриги против вас плетет Иван Григорьевич Копейка, он хочет самостоятельно управлять городом, а не под вашим руководством. Для него это политический вопрос, моральный и финансовый. Он не хочет казаться английской королевой, он хочет быть полноправным градоначальником и тогда все бюджетные кормушки его. Он парь и Бог, а с вами – марионетка. Но это лишь предположение. Я не хочу напрасно обвинять мэра.
– Складно поешь, – с улыбкой на небритом лице сказал Зверь.
– Родион Павлович, вы просили – я ответил.
Роль доброго полицейского у Зверя плохо получалась. Не его это амплуа.
– Хватит паясничать! Бери бумагу и пиши, как Чертков заставлял тебя порочить имя уважаемых людей. Не напишешь, пеняй на себя.
– Я не буду писать, – категорично заявил Зюскинд.
– Ах, не будешь! В соседнем кабинете сидит твой любовник, некий Артур…
Зюскинд до неприличия сжался, он напоминал комок нервов, которые сплелись в плотный клубок красной шерсти. Найти концы невозможно! Это для простого человека, а Зверь профессионал, он и не такие человеческие клубки распутывал.
– Я твоего любовника закрою с уголовниками в камере. Знаешь, что они с ним сделают?
– Вы не посмеете, Артур в корпорации не работает. Родион Павлович, вы же не зверь, на самом деле. Простите, я хотел сказать… – из глаз Зюскинда потекли слезы, крупные, как горох.
Генерал вышел из кабинета, демонстративно сильно хлопнув дверью. Через пять минут из-за стенки стали доноситься истошные звуки. Веник мысленно и в малейших деталях представил Артура, над которым изощренно измывались милиционеры. В соседнем помещении действительно, по наставлению генерала, следователи Гайков и Дудка, засучив рукава, от души воспитывали, но только не Артура, а отловленного ими еще вчера любителя цыганской ширки.
Генерал возвратился на исходную позицию, он вернулся в кабинет, где сидел помощник Черткова и горько плакал, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, с которой он привык засыпать по ночам.
– Нравится? Сейчас ты напишешь то, что я скажу, или твой любовник станет инвалидом! И тогда никакого секса, слышишь, Зюскинд! Никакого! Твой Артурчик будет нуждаться исключительно в памперсах и овощных супчиках, пожизненно! – кричал Зверь, у которого подскочило давление, и сосуды в глазах полопались от перенапряжения. Залитые кровью белки выглядели угрожающе, начальник областного управления напоминал быка, участвовавшего в безжалостной корриде.