Тогда Фатеев, чертыхаясь, шел на дорогу, метров на сорок - пятьдесят вперед, и "голосовал", если замечал какую-либо машину.
За двести километров пути они "садились" пять раз, и, когда наконец показались дома центральной усадьбы совхоза "Рассвет", Фатеев был настолько зол на проклятую дорогу, рыжего шофера и его газик, что ему стоило немалых усилий удержаться от брани.
Разминая затекшее тело и одеревенелые ноги, Виктор Дмитриевич вразвалку, медленно ступая, подошел к больнице и забарабанил в дверь.
На крыльцо вылетела маленькая, средних лет женщина с роскошной короной черных кос на голове. Это и была Клепа, местная фельдшерица.
Увидев хмурого Фатеева, она подскочила к нему, повисла на шее, быстро чмокая куда-то между носом и губами, выпалила все, почти без пауз:
- Виктор Дмитрич, дорогой, понимаешь, какое дело - привезли ко мне Варьку, дочку Качнова, ты его знаешь, Василия без руки, у которого три Славы, очки-то протри, по-моему, у нее внематочная, я ни разу не оперировала сама - все тебе больше помогала, халат потом наденешь, да пойдем скорее… Она прежде не рожала, а девка хорошая, пульс у нее ненормальный совсем, как живешь, потом расскажешь, вдруг у нее не внематочная, а перитонит? Одна совсем, растерялась, врач-то мой сбежал - квартирные условия ему не понравились, на тебя вся надежда, а сама думаю: вдруг у нее все-таки внематочная? Время-то не ждет, и так почти полтора дня потеряли, боюсь, Виктор Дмитрич, ой как боюсь! Ну какой из меня хирург, помоги…
Фатеев выслушал все это с улыбкой и коротко сказал:
- Пошли. Посмотрим твою Варьку, дочь Василия.
- Нет у твоей Варьки перитонита!.. - твердо произнес Фатеев, когда они вышли из процедурной. - Что ты пристала ко мне? И внематочной нет, ясно?.. Ручаюсь! Наблюдай!
- А что у нее?
- Молока пусть меньше пьет, особливо натощак. Пучит ее…
- А что, если…
- А то если, - передразнил Фатеев. - Черт тебя знает, право слово, из-за такой ерунды за двести километров… Шуточки!..
- Ты не сердись, - вздохнула Клепа, - ты уже ученый, а я кто?.. Ведь от нас в люди вышел, вот теперь и помогай всю жизнь, так тебе на роду написано, касатик. Хорошие у тебя очки, заграничные, да и свитер подходящий… Все не женишься, лихоман?
Фатеев засмеялся. Рассердиться на эту бесхитростную женщину он не смог бы при всем своем желании.
- Мне пора! В случае чего, звони… Ладно?
- А чай?.. С твоим любимым вареньем?
- Спасибо, - улыбнулся Фатеев и расцеловал ее в полные щеки. - Пока, Клепочка!
Шофер молча завел газик, развернулся и медленно поехал по чистой мощеной дороге…
Проехав километров пять, Фатеев оглянулся. Если бы его спросили, почему он оглянулся, он и сам, вероятно, не смог бы ответить. В памяти мелькнуло лицо Варьки. Он ясно увидел гладко зачесанные волосы, высокий лоб, широкие скулы, чуть раскосые голубые глаза… И вдруг припомнилось не менее отчетливо совсем другое лицо, другие глаза, обезумевшие от страдания, - глаза самой первой его пациентки.
…Выпускник медицинского института Виктор Фатеев приехал в совхоз "Рассвет" поздно вечером, почти ночью, - добрался на попутной грузовой машине.
Его поселили в пустой комнате. Ничего в ней не было, в этой комнате, даже стула, даже занавесок на двух широких окнах. Под ногами поскрипывал дощатый, замусоренный пол, и от этого скрипа Фатееву стало муторно, одиноким и неприкаянным почувствовал он себя.
Фатеев повздыхал, пощелкал ногтем по голой электрической лампочке на длинном витом шнуре и начал распаковывать вещи. Но тут в комнату вбежала старушка няня, путаясь в полах синего, испятнанного зеленкой и йодом халата, и, отдышавшись, сообщила, что его срочно, сейчас же требуют в больницу: женщина при смерти. Оставив чемодан нераспакованным, Фатеев помчался навстречу своей первой беде, навстречу первому своему бессилию - первой смерти по его вине.
- Грибов она объелась! - сказала ему старушка няня. - Может, и отравилась поганкой какой. Квёлый народ-то пошел нынче, не то что раньше! Мой батя но две миски с верхом под водку употреблял. Ляжет, бывало, на солнцепеке, пузо вывалит, чтоб прогрелось, и задает храпака!.. Вот и все лечение от живота-то…
И действительно, были все признаки пищевого отравления - так и констатировал молодой, самоуверенный доктор Фатеев и назначил промывание желудка и грелки и сам сделал успокоительный укол… А к утру женщина скончалась, и вскрытие показало: диагноз ошибочен - была у нее прободная язва и, как следствие, перитонит. И спасти больную могла только немедленная операция…
Но глаза, ее расширенные от ужаса предсмертные глаза, укоряющие и прощающие… И прощающиеся одновременно. Но взгляд этот, обращенный уже куда-то внутрь, в потемки, и все же адресованный ему - беспомощному, неумелому троечнику, вчерашнему студенту Виктору Фатееву!..
Газик катил и катил, поскрипывая рессорами. Отмахали уже километров пятнадцать, как вдруг Виктор Дмитриевич толкнул шофера.
- Чего? - не поворачивая головы, спросил тот.
- Стой! Поворачивай назад! - приказал Фатеев.
- Зачем?.. Что забыли?..
- Угу, забыл! - кивнул Виктор Дмитриевич. - Поворачивайте.
Дверь больницы оказалась открытой. Клепу Виктор Дмитриевич застал в кабинете врача.
- А… вернулся, - сказала она спокойно. - Я знала, что вернешься, садись.
- Пошли! - перебил Фатеев. - Поглядим еще разок твою Варюху.
В понедельник утром Крупина сразу направилась к Кулагину, чтобы сообщить о звонке Фатеева.
Директор встретил ее радушно. Несколько минут они поговорили о том о сем, потом Кулагин вдруг насторожился, испытующе посмотрел Тамаре Савельевне в глаза, спросил в упор:
- У вас ко мне серьезный разговор?
- Скорее не у меня, - ответила Крупина.
- У кого же?
- Вчера мне звонил доцент Фатеев…
- Фатеев? - удивился Кулагин. - Разве вы с ним знакомы?
- Нет, - покачала головой Тамара, - по телефону познакомились. Собственно, он искал вас, звонил вам, но не застал…
Кулагин почему-то смутился, заерзал в кресле, пожевал губами, подыскивая слова.
- Мне пришлось отлучиться по делам… Консультация на дому, знаете ли… - будто оправдываясь в чем-то, сказал он наконец.
- Виктор Дмитриевич хотел сообщить вам, что ему необходимо срочно уехать на несколько дней.
- Как это - уехать? - Кулагин резко изменил тон. - На носу отчетно-выборное партийное собрание. Он что, забыл?
- Не знаю, - пожала плечами Крупина.
- Значит, все же уехал без разрешения?
- Он звонил вам, Сергей Сергеевич… Там сложный случай.
- Совсем распустились! - вскипел вдруг профессор. - Три месяца дурака валял! - Он словно не помнил, что сам отправил Фатеева к Прямкову. - А теперь вот, пожалуйста, уехал, не согласовав со мной, не спросив!
- Я разрешила ему, профессор.
- Вы?! - Кулагин даже встал и изумленно посмотрел на Крупину.
- Да, я, - усмехнулась та. - Разве не я ваш заместитель?
Кулагин иронически оглядел ее с ног до головы.
- Я не так ставлю вопрос… - проворчал он. - В целом вы правы, Тамара Савельевна.
- Я полагала, что…
- Ладно, замнем для ясности, как говорится… Но все же не самовольничайте слишком. У вас нет опыта работы с подчиненными.
- Доцент Фатеев, - сухо сказала Крупина, - известил меня, что выезжает в совхоз "Рассвет". За ним уже пришла машина. Надо было спасать человека, а это его и наш с вами долг. Не так ли?
- Тамара Савельевна, я считаю, что мы уже все выяснили.
Тамара встала и быстро пошла к двери. Кулагин не остановил ее. Он задумчиво проводил ее взглядом, покачал головой и прошел по кабинету. Его не разозлил конфликт с Крупиной; от этой короткой стычки остался лишь привкус досады.
"Надо было бы не затевать пустяковую свару, оборвать этот разговор в самом начале, - вяло подумал Кулагин. - Ну, Томочка, хорошо же мы начинаем совместную работу…"
Но в душе профессор был все же рад, что сумел поставить строптивую Крупину на место. Он с удовольствием припомнил свою последнюю фразу, произнесенную нарочито покаянным голосом: "Я считаю, что мы уже все выяснили".
9
Рубен Тигранович виновато взглянул на жену:
- Маша, неужели это со мной серьезно?
Мария Герасимовна, не меньше его встревоженная только что случившимся сердечным приступом, запахом лекарств и безапелляционным приговором врача "Скорой помощи", тем не менее попыталась успокоить мужа:
- Рубен, ей-богу, я не узнаю тебя!.. Просто ты перетрудился и перенервничал. Вот и результат… Отдохнуть пора, ведь не мальчик!
- Маша, - поморщился Рубен Тигранович, - мы с тобой прожили вместе почти полвека, поэтому не устраивай детского сада. Я не боюсь смерти, ты знаешь… Хотя это, наверное, звучит не очень убедительно. Единственное, чего я боюсь, - стать калекой, паралитиком. У меня пальцы на руке занемели.
- Что за разговоры? - возмущалась Мария Герасимовна. - Ну у тебя пошалило немножечко сердце, отлежишься - и все будет в порядке. Стать калекой, паралитиком… Откуда это у тебя, Рубен?
- А если это инфаркт? - тоскливо спросил Манукянц.
- Во-первых, после инфаркта паралитиками не становятся… Только после инсульта.
- Ну, спасибо, успокоила, - пробормотал Рубен Тигранович.
- Тебе нужно поменьше говорить, Рубен. Слышал, что сказал врач?
- Врачи всегда так говорят, - пробормотал Манукянц. - Иди ложись. Я тоже немного посплю. Да, скажи, Палладий сегодня хотел приехать?
- Нет, завтра… Ну спи.