Я дождался Женю, и, обсуждая на ходу технику фигурного катания, мы помчали на торжественное открытие галереи Людмилы Евгеньевны, мамы Остапишина. Галерея "Ласта" (аббревиатура из первых букв имен всей семьи Остапишиных – Людмила, Алексей, Станислав, Александр) расположилась в старинном особняке XVIII века на улице Чехова, дверь в дверь с "Лигой трезвости", куда съезжались кодироваться алкоголики всей страны, создавая оживленную толпу перед входом в здание. Название галереи ассоциировалось у нас со спортинвентарем, но Людмила Евгеньевна была непоколебима: в древнерусском "ласта" – это ласточка.
Вернисаж готовили тщательно. При входе вывесили картину "Психоделическая атака оранжевых кенгуру", а центром выставки стало полотно нижегородского художника "Красная корова", немедленно воскрешавшее в памяти известный шедевр Петрова-Водкина. Пришел приятель Сашиных родителей писатель Георгий Вайнер, написавший "Место встречи изменить нельзя". Появился и Дима Калинин. Накануне он стал жертвой классического гоп-стопа: поздним вечером у Ваганьковского кладбища на него набросились двое громил, намереваясь стянуть длинное кожаное пальто, только что купленное на первые три зарплаты в "Коммерсанте". "Не отдам!" – взревел Калиша, вступая в неравный, но праведный бой.
В галерее непобедимый Дима нарисовался в своем героическом пальто, но с двумя фингалами. Вайнер, уже прошедший в этот день сквозь строй алкоголиков из "Лиги трезвости" и мимо психоделических кенгуру, приметив Диму, съязвил: "Бандитская пуля?". "Черная кошка", – элегантно парировал Калиша.
Банановая республика
Бизнес Алексея Остапишина, старшего брата Саши, между тем шел в гору. Голубые ели малого предприятия "Торто" замерзли в прошлом. Теперь Алексей ежедневно гнал в столицу фуры с фруктами и овощами из Европы. Первые дивиденды Алексей направил на приобретение двухкомнатной квартиры в районе ВДНХ. За 55 метров жилья успешный предприниматель выложил три тысячи долларов! Это была космическая, неподъемная по тем временам сумма. А в апреле и вовсе случилось нечто фантастическое. Создав со своими старыми друзьями компанию "Русагро", Алексей тут же пришвартовал к российскому берегу первое коммерческое судно с бананами. Бананы были мечтой россиян от мала до велика. Фольклор даже увековечил их в песне "В Москве бананы дефицит, за ними очередь стоит, хочу банан! Хочу банан!" на мотив "Танца маленьких лебедей" из балета Петра Чайковского "Лебединое озеро".
Рефрижераторное судно ледового класса в Питере встречала толпа жадных дистрибуторов, которая растащила приплывший экзотический товар в мгновение ока, осчастливив Алексея и обозначив ему жизненный путь на несколько лет вперед. "Бананов в Москву завезено столько, что москвичи даже при всем желании не смогут их съесть" и "Следующим экологическим кризисом в России будут банановые шкурки", – трубили газеты через месяц. А Саша Остапишин, теперь уже блестящий знаток английского, стал помогать Алексею переговариваться с многочисленными иностранными поставщиками. Ему в помощь была приобретена чуть ли не первая модель мобильного телефона, представлявшая собой чемодан с ручкой. С этим устройством Саша стал приходить на занятия, вызывая трепет в душах простых смертных, в том числе и моей. Не выпуская мобильника из рук, мой друг прямо в коридорах МГУ уверенно договаривался о выгодных ценах и заниженных инвойсах с колумбийскими и эквадорскими воротилами, уносясь в бриллиантовую даль. К лету он приобрел подержанный, но все же настоящий "БМВ 318" за целых три тысячи долларов! Иномарки только-только появлялись в Москве. В основном по улицам по-прежнему колесили "Волги", "Жигули", "Нивы", "Запорожцы" и "Таврии". Восходящая звезда эстрады Киркоров ездил на старой, обшарпанной семерке "Жигулей"! Приехавшего в Москву Депардье повезли на Бородинское поле тоже на "Жигулях". А у Саши уже была "БМВ"! На таких машинах ездили только удачливые коммерсанты и бандиты, которых, между делом, стало удивительно много: они были нужны смутному времени для передела собственности. Молодые, здоровые, часто бритые наголо, одетые в черные кожаные куртки и тренировочные костюмы "Адидас", они переговаривались на каком-то своем языке: "ты че рамсы попутал?", "ты, типа того, не быкуй, падла". Откуда они вообще взялись? Короткие сиплые фразы сопровождались характерными движениями пальцев – "распальцовкой", или, как еще говорили, "пальцами веером": это когда мизинец, указательный и большой пальцы отогнуты, а средний и безымянный подогнуты к ладони. Их звали Вованами, Колянами, Женьками… Весной 93-го они беспощадно бились за место под солнцем.
– Слышал, Глобуса в "Лис’С" убили? – спросил меня Остапишин на лекции.
О "Лис’С" я слышал, это была самая недоступная в Москве дискотека, располагавшаяся в спорткомплексе "Олимпийский", ее рекламировали по телеку: "Курицы говорят: "Я пойду на дискотеку "У Лис’Са". Только там можно познакомиться с путевым парнем!". А вот о Глобусе мне не было известно ничего.
– Кто такой Глобус? – полюбопытствовал я.
– Авторитет криминальный! Читай, – Саша протянул мне свежий номер газеты.
В ней рассказывалось, что Глобуса, которого на самом деле звали Валерием Длукачем, действительно застрелили. Он с телохранителем выходил из дискотеки, и их расстреляли из автомата. Глобуса убили сразу, а телохранителя ранили. Друзья Глобуса втащили обоих в белоснежный Chevrolet и на огромной скорости рванули к Институту Склифосовского – спасать раненого. За ними, попрыгав в Lincoln и Ford, погнались нападавшие бандиты. Замыкал кавалькаду наряд милиции, бросившийся в погоню и за теми, и за другими на "Жигулях". По дороге друзья Длукача вызвали подмогу, та подоспела очень быстро: к Склифу подкатили четыре иномарки, перекрыв все подъезды к институту, около двадцати человек заняли боевые позиции вокруг здания. Закончилось тем, что милиция задержала всех. Я прочитал историю с интересом, но она была обычной, каждый день по всей Москве шли разборки, а газеты кричали: "Бои идут уже на Садовом", "Рэкетиры сожгли непокорную фирму", "Подорвали в автомобиле", "Поджог магазина". Япончик, Михась, Сильвестр, Бобон, Петрик, Роспись, Кокос – имена маститых бандитов становились широко известны. Лихие девяностые набрали ход.
Окно в Европу
Мы с бабушкой Олей пили чай.
– Вот ты скажи, ты же экономист, – начала Оля. – Вчера я пошла в наш продуктовый. Масло стоило 625 рублей за килограмм. Зашла сегодня, то же масло продается уже по 825 рублей. Я спросила, что случилось? Никто не знает. Как же так могут быстро цены расти?
– Это шоковая терапия, – без промедления ответил я.
– Объясни, – Оля как бы меня не слышала, – объясни! Получается, что раньше моя пенсия была 75 рублей в месяц и на самое необходимое хватало, а сейчас из-за этой инфляции проклятой я получаю 4600, а на них даже двух килограммов сосисок не купишь! А продукты где? Уж и хлеб с маслом – роскошь. Как в войну! Что говорят экономисты? Неужели над нами и впрямь эксперименты ставят? Гайдар куда смотрит?
С Гайдаром и впрямь была беда. С каждой его реформой случалось одно и то же. Сначала все газеты долго и отчаянно кричали, что реформа необходима нам как воздух, что с ней преступно долго тянут, что если промедлят еще, то будет национальная катастрофа. Затем, как только реформу запускали, сразу раздавался истошный крик, что она преждевременна, непродуманна, суетлива, что есть лучшие и более разумные планы. Далее, когда реформа уже "пошла", отчетливо слышался стон, что она с треском провалилась в тартарары. Этот стон плавно переходил в проклятия в сторону Гайдара и его правительства и в гадание, когда же их всех вместе отправят в отставку, что, наконец, случилось. Гайдара как только не обзывали к этому времени – и "чикагским мальчиком", за его приверженность монетаризму, и просто "мальчиком в коротких штанишках". Когда он выступал в парламенте, его демонстративно переставали слушать, хихикали, а когда однажды Ельцин сказал про Гайдара: "[Он] мужественный, преданный своему делу и просто умный", парламентарии и вовсе расхохотались.
– Оль! Да Гайдара-то уже в отставку со свистом отправили, – решил отговориться я.
– Да знаю, знаю. Теперь у нас какой-то Черномордин главным стал. Кто такой? Никто не знает. Индустриалист, говорят. Ну, а виноват-то все равно Гайдар. Ведь кто реформы начал? Он.
– Не Черномордин, а Черномырдин. Премьер-министр.
– У нас во дворе его все Черномординым называют, а в газетах пишут, что он – "гомо советикус".
Оля снова была права: о Черномырдине народу не было известно ничего. Зазвонил телефон, не старый, дисковый, с длинным, завивающимся проводом, а новый – цифровой, трубкой, с длинной антенной, заряжающийся от базы. Когда в нем садилась батарейка, он мигал красным огоньком. Самое главное, он был без шнура, поэтому с ним можно было расхаживать по всей квартире и даже, подумать только, выходить на улицу!
– Это тебя, – бабушка протянула мне трубку.
– Алло.
– Дима?
– Да.
– Добрый вечер. Это Кирилл Валентинович, преподаватель английского.
– Здравствуйте, Кирилл Валентинович.
– Не отвлекаю?
– Нет.
– Тут один мой студент по имени Сергей, он учится на год старше вас, ищет сотрудников. Он работает в совместном предприятии "Делойт энд Туш Томатсу Интернэшнл" [93] . Вы бы не хотели попробовать?
– Да, конечно.
– Как я понял, основной задачей на первых порах будет переводить. Вас устроит?
– Да, Кирилл Валентинович.
– И, что важно, это работа с гибким графиком, от учебы она не оторвет.
– Хорошо.
– Тогда я вас порекомендую. Сергей будет ждать вас в офисе "Делойт" в четыре вечера. Вот еще, совсем забыл. Ему нужны два человека. Вам кто-нибудь приходит на ум?
– Сева приходит.
– Сева? Замечательно. Тогда завтра приходите вдвоем.
– Спасибо.