– Конечно, знаю! – ответила она высокомерно, – Ну, так мне долго еще ждать?
Дрожащими пальцами Лера взялась за узлы и начала их потихоньку расковыривать. Развязать эти путы оказалось не так-то просто, тем более что руки не слушались, кончики пальцев, казалось, совсем онемели и потеряли всякую чувствительность, а голова соображала так плохо, что Лера с трудом себе представляла, что она делает и что последует в дальнейшем.
– Пошевеливайся, ну! – подгоняла ее собеседница. В отличие от Леры, она не теряла расположения духа. Наконец дело было сделано, и девушка резко подскочила на кровати. Не успев понять, как это произошло, Лера ощутила удар об пол и обнаружила себя лежащей на линолеуме, лицом вниз, ощущая боль в правом предплечье, на которое она упала, и в нижней челюсти с той же стороны.
Ее новая знакомая отчаянно рванулась к дверям.
Перед глазами все металось и кружилось, сливаясь в единый цветной водоворот.
Лера снова сидела на кровати, испуганно поджав под себя ноги и уставившись горящими глазами в центр комнаты.
Комната была освещена, откуда-то взялся свет, слепящий, отражающийся в глазах множеством пляшущих человечков, сливающихся в единое пятно и вновь разбегающихся в разные стороны.
Новая девушка трепыхалась на кровати, выкрикивая ругательства так громко, что барабанные перепонки, перегружаясь и пульсируя, были готовы лопнуть в любую секунду.
Куча людей в белых халатах окружало новенькую, пытаясь ее угомонить – среди них Лера узнала Надзирательницу и ее помощницу.
– Это она! Она виновата! Вяжите ее! – новенькая девушка орала, вырываясь и делая нервные движения рукой в сторону Леры, – Она! Держите ее, не меня! Сволочи!
Лера в ужасе застыла.
– Лена, успокойся!
– Сволочи!
Она уже не понимала, кому какой голос принадлежал.
– Лена, ляг!
– Еще посмотрим, кто тут сволочь.
Перед глазами плыли цветные пятна.
– Прелестно, прелестно, – суетился доктор Громов.
– Сволочи!
– Ничего не бойся! – крикнул Каспер. Его голос был слышен даже из-за окна.
– Лена, лежи.
– Сволочи… Уроды… – видимо, Лене вкололи что-то еще – язык ее стал заплетаться еще сильнее.
– Очаровательно, – восхищенно произнес доктор Громов, – Какой прекрасный экземпляр.
Голова закружилась еще сильнее.
– Не надо… Не надо… Тупицы! – пропищала проснувшаяся Клавдия, приподнявшись на кровати и стиснув одеяло обеими руками, прижимая его к груди и натягивая до самого подбородка.
"Молодец, молодец. Так и надо. Дура! Отвернись!".
– Лена, лежи. Уснула?
– Отвернись! Язык через ноздри! – неодобрительно крикнула Мариночка.
– Ну, ты еще покричи. Тихо!
– Фу, сопливые носы… Мерзко, мерзко! – голос Мариночки стал менее уверенным.
Головокружение усилилось так, что Лера почти ничего не видела.
– В покое! Он туда не пошел. А я? Оставьте!
– Катя, спи.
– Щеки пузырем!
– Марина, сейчас получишь укол.
Лера сжалась на кровати, отчаянно приложив руки к ушам, но сквозь щели между пальцами ладоней продолжала слышать пробивавшиеся сквозь ночное благополучие голоса.
– Зачем, для чего?
Ее тошнило.
"Лера, Лера. Лера!".
Ей казалось, что еще чуть-чуть, и она потеряет сознание. Мозг постепенно набухал, отчего набрякшие сосуды распухали еще сильнее, начиная лопаться и вызывая головокружение.
– Лера!
Она открыла глаза.
Новенькая девушка спала. Алина сидела на кровати, скрестив ноги и качаясь из стороны в сторону. Эльвира Борисовна лежала неподвижно.
– Лера!
Лера беспомощно подняла глаза на Надзирательницу, не понимая, чего она от нее хочет.
Клавдия по-прежнему полулежала на кровати, прижимая одеяло к подбородку и испуганно сверкая круглыми глазами.
– Убирайтесь, – отворачиваясь, Мариночка недовольно ворчала что-то себе под нос, укладываясь спать.
– Лерочка, ты как?
Надзирательница стояла прямо перед ней, склонив к Лере свое некрасивое лицо, изображавшее участие.
– Идиотка, – прошипел доктор Громов, злобно косясь на Леру. Он стоял прямо за спиной Надзирательницы.
"Ничего не бойся!" – Каспер по-прежнему маячил за окном.
Сосуды в мозгу шевелились, словно черви, съеденные на ужин и улегшиеся тяжелым скользким комом в желудке.
Кажется, кроме Надзирательницы, больше врачей в комнате не было. По крайней мере, голова кружилась так, что перед глазами все плыло и качалось, и Лере трудно было что-то разглядеть.
– Лерочка, ты как? Таблеточку дать?
Кажется, остальные подопытные уже засыпали.
"Ничего не бойся!".
"Идиотка!".
Доктор Громов был рассержен.
Тошнота не отступала. Ничего не понимая, Лера уставилась в водянистые глаза Надзирательницы, по-прежнему не понимая, чего та от нее хочет. Кровь растекалась по мозгу. Надорванные сосуды конвульсивно пульсировали.
– Ангел смерти!
Охваченная ужасом, Лера задрожала и отчаянно замотала головой, не понимая, чей голос раздался вдруг так резко, что в висках ее застучало еще больнее. Внезапно она поняла, что этот голос принадлежал ей самой.
За спиной Надзирательницы стояла высоченная фигура. Черный балахон ее стелился по бледно-коричневому линолеуму. Капюшон, накинутый на голову, возвышавшуюся почти что под самым потолком, скрывал зловещее лицо.
– Лерочка.
"Идиотка! Сдохни!".
Перед глазами все отчаянно кружилось. В висках стучало. Лера ничего не понимала.
Кажется, Надзирательница за чем-то отошла. Кажется, Лере дали что-то выпить. Она послушно влила в себя теплую жидкость, налитую в прозрачную пластиковую мензурку.
Она в отчаянии уставилась на Надзирательницу.
Кажется, та погладила ее по плечу, и движение это было даже почти ласковым.
– Лерочка, ложись, ложись.
Наверное, ее уложили – или же она сама послушно сползла спиной на постель.
Потолок был мерзкого серого оттенка – такого же мерзкого, как и линолеум на полу. Впрочем, он тоже кружился, расплываясь в неясное пятно.
– Спи, Лерочка, спи.
Лера беспомощно уставилась в глаза Надзирательницы. Та все так же мягко гладила ее по плечу.
– Испугалась. Спи, девочка. Не бойся.
Глаза слипались.
– Вот так. Молодец.
Серый потолок пытался проникнуть через веки, тусклый отблеск его силился пробиться в мозг, закопавшись в свернувшейся крови, выплеснувшейся из поврежденных сосудов.
– Спи, девочка, спи.
Потолок исчез. Стало темно.
– Вот так. Молодец. Ничего не бойся.
Лере показалось, что она засыпает.
– Бедная девочка. Не бойся. Спи.
Глава 7. Адаптация к местному климату
Лера сидела на подоконнике, скрестив ноги. Руки ее, ставшие за последнее время совсем тонкими, обнимали колени, подбородок она оперла на одно из них, склонив голову. Взгляд ее был устремлен за окно – туда, где листьев становилось все больше и больше, и чем больше, тем тоньше и прозрачнее становился окружавший лабораторию лес.
За окном маячил верный Каспер. Красная куртка его ярким пятном выделялась на отсыревшем пейзаже начинающих подгнивать листьев, рыжие волосы все так же задорно торчали в разные стороны. Он ходил взад и вперед, изредка поднимая голову и помахивая Лере ладонью. Он по-прежнему производил впечатление этакого неугомонного моторчика, совершенно неутомимо скакавшего по лужам. Бодрость его бросалась в глаза как днем, так и ночью, отчего было совершенно непонятно, когда Каспер спит и спит ли он вообще. Быть может, мозг его был настолько развит, что вовсе не испытывал потребности во сне. Все-таки они находились в лаборатории, в которой занимались усовершенствованием человека. Несмотря на ужасающие методы, которые использовала эта шайка ученых, в их занятии, надо признать, был определенный смысл – все-таки чего-то эта наука наверняка добилась, хоть какие-то из их опытов должны были увенчаться успехом. И, судя по уровню развития доктора Громова, познавшего азы телепатии, определенный успех действительно был достигнут. Так что, вероятно, у работников лаборатории должны были быть какие-то привилегии по сравнению с обычными людьми.
А в конце концов – разве не проводятся опыты на животных? Разве не благодаря им люди познали анатомию? Именно с помощью ужасных, бесчеловечных опытов была продвинута медицина до того уровня, на каком она находится сейчас. И она не должна стоять на месте. Строение человека изучено практически досконально, но от этого люди не перестали болеть. Нет, медицина определенно должна развиваться. Если проводят опыты на животных, что же странного в том, что добрались и до человека? Медики – ученые циничны. Они хладнокровно делают свое дело. Эмоции им чужды, жалость – не знакома. В конце концов, если бы человечество дало волю жалости, оно лишилось бы всякой возможности на прогресс.
Животных не спрашивают. Просто берут – и режут, и колют, и пичкают пилюлями. Холодно, жестоко – во благо человечества. Вот и ее тоже – взяли… И один лишь Бог знает, какая судьба ей уготовлена.
Такая же, как и всем лабораторным животным.
Лера вздохнула, не отводя взгляда от окна.
Вот уж никогда она бы не подумала, что ей предстоит когда-то кончить свою жизнь лабораторной крысой, беспомощно запертой в тесной клетке.
А какой она была когда-то? Могла ли она подумать, что так все кончится?
Успела ли она сделать что-нибудь достойное за свою жизнь? Или исход этой жизни на самом деле вполне достоин ее, Лериной, истинной сущности?
Кем она была? Из чего состояла ее жизнь?