Социальный состав населения был также весьма пестрым, однако преимущество составляли военнослужащие – от мичманов до контр-адмиралов. Немало было и гражданских лиц, работающих в частях.
А вот автомобилей встречалось немного: езда по скверным дорогам быстро выводила их из строя.
Но зато почти у каждого уважающего себя мужчины была лодка! Как минимум надувная, как максимум – катерок с эллингом. Весь город ловил рыбу – покупать ее в магазине считалось дурным тоном.
…Николай встретил свою "Певицу" в зале ожидания аэропорта, который ни единым гвоздем не напоминал ни роскошный аэропорт Бенито Хуарес в Мехико, ни простой гаванский Хосе Марти – настолько убого он выглядел даже на фоне кубинской аскетичности. Заметив Николая в толпе встречающих, Кармела из последних сил кинулась к нему с энергией и решительностью солдатки, увидевшей мужа, сходящего на перрон Белорусского вокзала в сорок пятом году. Она буквально налетела на него, едва не сбив с ног.
Спрятав лицо у него на груди, она хотела, чтобы муж заслонил ее от всего света, поскольку сейчас, после вымотавшего ее многочасового перелета через океан, весь свет казался ей враждебным.
Николай не знал, что полагается говорить в таких случаях. Он отстранился, пальцем приподнял ее подбородок, поцеловал в одну щеку, в другую…
– Бааж тилькы получим та додому поэдэм, – объяснил он, от волнения не сообразив, что она не понимает его. – Скоро отдохнешь…
Чемодан Коля нес, а не вез на колесиках. Кармела хотела подсказать ему, как выдвинуть длинную ручку, но он поморщился:
– Та ни… Вин леукий, як пустой.
Он действительно был не тяжел – несколько блузок и платьев, включая ее любимое черное, нижнее белье, косметика, пара туфель да фигурка Девы Марии Гваделупской. Фотографии, личные мелочи и документы. Никаких тяжелых теплых вещей там не было. О том, что мир состоит не только из жары, знают все; но что такое холод ни она, ни Хорхе с Лаурой толком не могли себе представить.
Глава 6 Время сказок прошло
На площади Николай повел себя странно. Вместо того чтобы разыскать на стоянке свою машину, он поймал такси, бросил в багажник чемодан и жестом пригласил Кармелу занять место на заднем сиденье. Автомобиль своим внешним видом и салоном больше напоминал ей грузовичок Серхио. Полотно дороги было отвратительным – ее подбрасывало на сиденье, как игрушку.
Машина долго петляла, остановившись наконец в каких-то трущобах перед длинным двухэтажным строением из непонятного материала. Вход в него был один, зато окон насчитывалось более десятка. Расплатившись с таксистом, Николай открыл багажник.
Тонкие каблучки туфелек Кармелы наполовину ушли в мягкий грунт. Резкий, сырой ветер забрался под одежду. Три девочки-подростка, одетые в простенькие пальто блеклых цветов, во все глаза рассматривали красивую женщину, приехавшую на такси с "дядь Колей-матросом из десятой комнаты", и ее не по погоде легкое платье из яркого разноцветного шелка…
Девочки толкали друг друга локтями, шушукались и хихикали.
– Ты че, дядь Коль, женисся? – спросила самая бойкая девчушка.
Николай повернул голову от чрева багажника и увидел, что в окнах замелькали лица.
Разминая затекшие ноги и чувствуя, что силы на исходе, Кармела тем не менее успела рассмотреть засыпанный грязным песком двор с огромной лужей, линялое белье на провисших веревках; крышу, утыканную антеннами невообразимой конструкции, и нетрезвого, неряшливо одетого мужчину, держащегося за свой видавший виды велосипед, как за опору. Мутным ускользающим взглядом он рассматривал Кармелу в упор.
– Здрово! – поприветствовал он Николая, энергично при этом кивнув. – Ж-жена?
– Жина, – подтвердил Коля. – Ишшо вопросы е?
– Н-никак нет!
Мужичок по-военному выпрямился, резко расправил плечи и попытался посторониться, но икнул, потерял равновесие и, споткнувшись о велосипед, упал прямо Николаю под ноги. Кармела, хотя и была смущена, не могла скрыть улыбки. Хотько же досадливо сплюнул и с грохотом припечатал крышку багажника так, что с нее на бампер посыпались ржавые ошметки. Взяв Кармелу за руку, он быстро увлек ее за собой, пока не собрались все соседи.
– Borracho como una cuba, – сказала Кармела Николаю. – Hacer el paso, meter la pata [51] .
– Та его поганой метлой трэба, а ни лопатой, – морщась, проворчал тот, входя в подъезд.
Длинный коридор на втором этаже был заставлен разнокалиберными шкафами и накрытыми драными клеенками кухонными столами, завален тазами и ведрами. На табуретках стояли ящики с пустыми бутылками, а на стенах между часто расположенными одинаковыми дверями с одной стороны коридора и редкими маленькими окнами с другой висели громоздкие корыта, заношенная одежда, старые велосипеды…
В коридоре почти никого не было: лишь две женщины неопределенного возраста, варившие что-то резко пахнущее в больших кастрюлях, повернулись и, забыв о готовке, буквально пожирали Кармелу взглядами – спасибо, хоть руками не трогали! Ее поразило, что плиты располагались прямо в коридоре – вдоль стены с окнами их стояло подряд сразу шесть штук!
…Кармелу сильно смущало всё, что она видела вокруг. Но еще в Мехико она решила, что ничему не будет удивляться, что бы ни увидела! Правда, там нужно было сдерживаться, чтобы не захлебнуться в восхищении. Здесь же на девушку нахлынули впечатления совсем иного рода.
Николай, отперев одну из дверей, пропустил Кармелу вперед.
– Ну вот! – произнес он удовлетворенно. – Приихалы.
…Железная кровать, застеленная засаленным покрывалом; стол, покрытый выцветшей клеенкой; один стул. Облезлый шифоньер, утлый холодильник, огромный календарь с обнаженной женщиной… Окно с занавеской, свисающей с карниза в виде грязной тряпки. За окном – заросший редкими кустами пустырь, ряд открытых и переполненных мусорных баков да две собаки, вяло роющиеся в вывалившемся мусоре…
"Мы приехали сюда с Николаем зачем-то, значит, так надо. Вот комната, como barraca [52] : стол, гардероб, кровать… Здесь живут бедняки, ну что ж… я сама недавно была такой… Но хотелось бы, конечно, уже сесть в его автомобиль и поехать на его виллу, к морю. Интересно, на что она похожа? Вероятно, она неухоженная, ведь он так часто плавает, а его родственники живут далеко отсюда. Ну ничего, я быстро все приберу и наведу уют, я так соскучилась по такой работе!"
Ей даже хотелось, чтобы вилла была запущенной, а он, наскоро проведя ее по комнатам, ушел в море. Ненадолго, конечно, – а то она будет скучать; но, работая день и ночь, она сможет быстро привести всё в порядок! Зато когда он вернется… Его встретит празднично накрытый стол и его певица! "Он будет есть, а она станет ему петь, и он почувствует себя самым счастливым человеком на свете!"
Ох! Она уже пожалела, что оставила сценические костюмы на Родине…
…Николай перехватил взгляд Кармелы и замер, пораженный нахлынувшим на него ощущением. Волна животного ужаса захлестнула его; по плечам, спине и ногам побежали отвратительные мурашки. Коля понял, вернее – почувствовал, о чем хочет спросить его Кармела! И тут же его накрыло новое ощущение – ему стало тошно от самого себя, словно он только что совершил что-то ненужное, плохое, постыдное, скверное, и даже страшное…
Он понял, что натворил.
Она стояла посреди этой жути, одетая в красивый легкомысленный наряд, и удивленно поглядывала вокруг, не находя взглядом своего чемодана. Наверное, он остался в машине? Кармела смотрела на Николая счастливыми наивными глазами, и он понимал этот взгляд без всяких слов – русских или испанских. И ему захотелось исчезнуть, убежать, лишь бы не видеть этого светящегося взгляда, этой надежды, этой веры в него, этой наивной радости. Хотько понимал – сейчас ему предстоит взять "ружье" и "выстрелить" в это дитя, в это неземное существо, в свою мечту, в свою "Певицу ", словно спустившуюся с заоблачных высот прямо к нему, в эту "дыру"…
Он чувствовал себя убийцей!
"Я вся твоя, я принадлежу тебе, я буду делать то, что ты скажешь… – говорили ее глаза. – Я подарю тебе свою любовь и рожу для тебя чудесных малышей! Я буду петь только для тебя; я стану хорошей хозяйкой и образцовой матерью, но уж и ты постарайся.
Ты должен сделать мою жизнь спокойной и обеспеченной, хоть я и не привыкла к этому. Когда я выучу язык, то расскажу тебе, как я жила и чем занималась до того, как стать певицей… Но… я очень устала и уже ничего не соображаю; мой чемодан, мы, наверное, забыли в такси? Ты, пожалуйста, разыщи его – ведь там… там всё! А когда мы наконец поедем в твой дом? Мне нужно привыкнуть – здесь другие люди, другие дома, погода, здесь всё другое… Поедем к морю, я так люблю море, там мне будет легче, море поможет мне привыкнуть к твоей стране. Ведь ты живешь у моря, правда?"
Николай будто читал ее мысли. И тихо сходил с ума.
Избитое выражение "он хотел провалиться сквозь землю" звучало для этой ситуации слишком бледным и банальным. Хотько, конечно же, мог найти тысячу разных аргументов, оправдывающих его нынешнее положение. И что он не обещал ей шикарную жизнь, и что "с милым рай в шалаше", и что она сама виновата – не расспросив его ни о чем, кинулась очертя голову в омут, и что… Да, это всё было так, но…