Когда мне было шестнадцать, отец однажды зашел ночью в мою спальню и застал меня в постели за чтением "Эсквайра". "Если нравится "Плейбой" - я оформлю тебе после выпускного подписку. Но "Эсквайр"… Боже, да там же ничего нет, кроме выпендрёжных статей и бизнесюков на понтах". Именно потому я и полюбил журнал. "Эсквайр" олицетворял вожделенный мир метрополии. Я воображал себя живущим Нью-Йорке, обедающим в ресторанах, описанных в "Эсквайре", одевающимся в пятитысячедолларовые костюмы, изъясняющимся на бурлящем жаргоне горожанина, казавшимся мне вторым родным языком корреспондентов журнала. Не то, чтобы я стремился к этому, но именно так я представлял себе составляющие подлинного успеха.
Конечно, отец все понимал. Как, впрочем, и догадывался о попытках матери вдохновить меня на продвижение по жизни Брансуика и ВМС США.
"Учись на моем примере, - говорила мать, пока я старательно заполнял заявку на обучение в колледже, - в целом мире есть только один человек, способный помешать тебе достичь поставленной цели, и это - ты сам".
А потому амбиции мои были велики, я подал заявку в Боудойн - элитный колледж изящных искусств, расположенный всего лишь в миле по дороге от воздушно-морской базы. Парню, выросшему в Брансуике, Боудойн грезился обителью избранных, в которую я старался попасть - впрочем, безуспешно.
"Список очередников", - пояснил я, показывая отцу циркуляр с перечнем фамилий допущенных к занятиям, пришедший из Боудойна весной восемьдесят третьего года.
Отец расслышал явное разочарование в моем голосе: "Список очередников на поступление в Боудойн - не так уж и плохо, верно?"
"Папа, это всё равно не то же самое, что прием в колледж. К тому же мистер Чалленор говорил…"
"Кто такой мистер Чалленор?"
"Мой консультант по выбору колледжа. В общем, он сказал, что без финансовой поддержки вряд ли удастся поступить".
Я тут же пожалел о бездумно сказанных словах. Отец посмотрел так, будто я случайно пнул его в мошонку.
Девиз отца звучал: "Дисциплина, целеустремленность, гордость". Я неосознанно нанес удар по его ценностям, по его вере в себя, а заодно - задел чувство отцовского долга.
"Сколько стоит год в Боудойне?" - тихо спросил отец.
"Папа, это не важно".
"Сколько?"
"Около семнадцати тысяч, включая питание и проживание…"
Отец тихо присвистнул и опустил взгляд, рассматривая пожелтевший линолеум на кухонном полу.
"Нехилые бабки", - сказал он после долгой паузы, прикуривая очередную сигарету.
"Знаю, папа".
"Но не в деньгах счастье, сынок. Понимаешь?"
"Конечно, - соврал я. - Я же сказал: ерунда".
"Не пори херню, сынок, - возразил отец, и на его лице проступило выражение проигравшего. - Именно в них счастье. Ты знаешь, и я знаю. Настоящее счастье".
Вот так и началась моя студенческая стезя во вполне доступном, крайне второсортном филиале Университета штата Мэн на Преск-Иле, где в целом кампусе я оказался едва ли не единственным студентом, не специализировавшимся в агрономии. Разумеется, ожидание в никому не известном городе, в окружении людей, пишущих дипломную работу о брюссельской капусте, бесило: можете даже не сомневаться, после Преск-Иля даже Брансуик казался прямо-таки космополитичным.
Однако при встрече с отцом я ни разу не выказал, насколько мне отвратителен сельский университет, скрывая сожаления о преграде, вставшей между мной и Боудойном из-за нехватки денег… отделившей от меня воплощенный в колледже большой мир.
Принесли мартини. Поднимаю бокал, подношу заледенелую кромку к губам, обжигающий напиток стекает по пищеводу.
Вновь звонит телефон - как раз когда голосовые связки онемели от выпитого.
- Нед Аллен.
- Ты когда-нибудь отдыхаешь? - спрашивает голос в трубке.
- Джек Дреббл?
- Возможно.
- Как говорил отец, хочешь обед - добейся побед. Джек, ты еще в офисе?
- Да. Только-только вышел из-за стола, и тут позвонил ты.
- Уже восемь пятнадцать. Ты - ценный кадр для "Инфо-Кома".
- А ты пытаешься облизать мой анальный сфинктер.
- Незачем, приятель. Сейчас я в баре "Сейнт Реджиса", попиваю сухой мартини, вот-вот встречу красавицу-жену, и мы отправимся ужинать, а "Грин-Эп" готов ухватиться за многостраничную вставку уже в девять ноль пять завтра утром, если только у нас не получится любви раньше. Так что, Джек, ты уж не обижайся, но кого интересует твой сфинктер при такой сладкой жизни?
- Сто семьдесят одна тысяча.
- А теперь ты хочешь меня обидеть, выставить дураком. Мы же договаривались на сто восемьдесят тысяч… и реклама пойдет двухцветная, по льготной цене.
- И уикенд в Вейле, да?
"Попался!"
- Только за сто восемьдесят.
- А пять штук не сбавишь?
- Считай, сюда входит разница между тем, чтобы щуриться на солнце в Колорадо - или протиранием штанов в прекрасном деловом центре Ворсестера, штат Массачусетс. Сто восемьдесят, без вариантов.
- Завтра перезвоню.
- Так мы не договоримся. Сегодня позвонил - сегодня и покупай. Сто восемьдесят.
"Давай, давай же…"
- Хорошо-хорошо, согласен.
- Умный ход, Джек. - Делаю большой глоток мартини.
Ставя бокал на стол, думаю: "Ты прав, отец. Для меня счастье - в деньгах".
И, боже мой, как же мне нравится продавать!
Глава третья
- Слушай, а там сидит случайно не Ральф Лорен? - спросила Лиззи.
- Верно подметила, - отозвалась Джина.
- А видите тех двоих парней в углу? - подал голос Айан.
Мы с женой и друзьями, молодой супружеской парой, ужинали в модном ресторане, где полным-полно знаменитостей.
- Неужели Эдгар Бронфан-младший? - удивилась Лиззи.
- Ты всех знаешь, - заметила Джина.
- Лиззи - умница, - согласился я. Жена подернула плечами:
- Просто читаю раздел сплетен, как все.
Я улыбнулся: только Лиззи способна подать такую реплику.
Хотя жена старательно играет в любимую игру Манхэттена, "кого-я-знаю", но ее вовсе не увлекает сам процесс. Это занятие никогда не имело для нее первостепенного значения, любимая считала его лишь основной частью работы. Ведь информация - основная валюта, в которой ведет торговлю жена.
Вскоре после знакомства Лиззи объяснила мне суть своего бизнеса: "В пиаре только два факта имеют значение: кого ты знаешь… и с кем ты знаком".
"А тебе не случалось проводить сделки?"
Лиззи запустила пальцы в волосы на моей макушке и лукаво улыбнулась: "Ты - закрываешь, я - влияю…"
Вот вам и построенный на соблазне довод в пользу покупки… Не удивительно, что я тотчас же оказался околдован. И остаюсь очарован и по сей день, с тех самых пор, как впервые повстречал Лиззи (весной девяносто третьего), когда мне в Нью-Йорке наконец-то улыбнулась удача.
Прежде я едва зарабатывал на прокорм, трудясь "менеджером отдела по подбору персонала" в крупном агентстве по трудоустройству, расположенном в центре города. Просто очередная тупиковая работа из серии тех, что пришлось сменить с той поры, как впервые перебрался в город шесть лет тому назад.
Сперва казалось, что даже возможность зацепиться в Нью-Йорке - уже победа. На Семьдесят Пятой, между Фёрст и Йорк-стрит, снял похожую на железнодорожное купе паршивую однокомнатную квартиру за восемьсот пятьдесят долларов в месяц (вся свойственная дешевым квартирам низкосортность проявлялась в одной детали: ванна стояла на кухне). Затем уцепился за первую же подвернувшуюся работу - ассистент по телефонным продажам в компании "Брукс Брозерс", то есть стал одним из парней, которые принимают у вас по телефону заказы на хлопчатобумажный твил.
Я не очень-то четко определил цели и задачи собственного карьерного роста. И не вполне представлял, кем хочу стать, когда вырасту.
Хотя я изо всех сил стремился найти "менеджерскую" работу, удавалось лишь перескакивать с одного низкоуровневого места на другое, всё время надеясь, что в конце концов очередной переход принесет повышение. И даже сидя на телефоне, принимая заказы для "Брукс Брозерс", я надеялся подняться до уровня руководителя, пока мне не объяснили: при том занюханном статусе, с которым я пришел на службу, придется проработать несколько лет, прежде чем серьезно встанет вопрос о повышении.
А потому я плыл дальше по течению, меняя одну отупляющую работу на другую, включая одуряющую работу в отделе печати при "Сакс - Пятая авеню". Проведя семь скучных месяцев за составлением описаний женского нижнего белья и постельных принадлежностей, ушел оттуда и стал "ответственным за трудоустройство" в фирме по подбору персонала, расположенной в центре города.
Проведя на столь зажигательной должности около трех месяцев, познакомился с Чаком Занусси.
Чак обратился в фирму с просьбой подыскать нового секретаря, вопрос поручили мне, и целую неделю мы с ним разговаривали по телефону, пока Занусси тщательно просеивал предложенных кандидатов.
Должно быть, я произвел на Чака благоприятное впечатление настроенностью на результат, поскольку во время последнего телефонного разговора он спросил:
"А что такой умный парень делает на такой бесперспективной работе?"
"Ищет способ найти занятие получше. И поскорей".
"Как думаешь, сумеешь продавать?"
"Можете не сомневаться, - соврал я, - еще как сумею".
"Тогда приходи, обговорим".