- Джек, говорит Нед Аллен из "Компу-Уорлда". Не виделись с октябрьского семинара "Эм-Ком", и у меня есть отличные новости. В общем, сто восемьдесят одна тысяча - нормально, ты и сам понимаешь, что сэкономишь тридцать штук от стандартного прайса. Но четырехцветная полихромная печать на всех страницах? Нереально. Получится в убыток. Хотя можно сделать полихромку на первой и последней странице твоего вкладыша, парням из "Грин-Эпа" мы ничего подобного не предлагали. К тому же вам достанется рекламная площадь, на которую стремится "Грин-Эп". Да, кстати, насчет мероприятии для клиентов на этот год. Джек, как раз намечается программа в Вейле. В феврале, с тринадцатого по шестнадцатое. Мы оплачиваем, ты катаешься на горных лыжах, жена тоже приглашена. А ответ по предложению мне нужен к девяти утра, завтра. Увидимся на лыжне, Джек!
Когда я дошел до Парк-авеню, повалил густой снег. Проведя добрую часть юности в северных районах Новой Англии, вновь жизнерадостно топаю через завесу снежинок. Мне нравится тишина, которую наносит снегопад на привычную манхэттенскую суматоху, нравятся чудесным образом опустевшие улицы и чувство одиночества, похожее на то, что возникает при охоте в лесных чащах Мэна.
Пошел дальше, по Пятьдесят пятой, заглянул в "Сейнт-Реджис Хоутел" и пересек помпезно украшенное фойе. Протянул гардеробщику пальто и направился в туалет, где пожилой сгорбленный служитель включил звук, пока я опорожнял мочевой пузырь. Закончив тереть руки под краном, принял церемонно протянутое полотенце.
Пожилой служитель, итальянский иммигрант с вечно воспаленными глазами и крошечной, как у черепахи, головкой, выглядывавшей между плеч, предложил расческу и платяную щетку.
Протягиваю служащему десять баков - согласен, немаленькие чаевые… но вы только представьте: каково работать в туалете? Всегда испытываю вину перед каждым, кто занимает низшую должность. Может быть, оттого, что в глубине души и сам побаиваюсь утратить высокое положение, особенно после того, как во время учебы в университете два лета провел на зоне, замаскированной под ресторан быстрого питания, вкалывая на одуряющей работе, целый день талдыча: "Картофель-фри с коктейлем?"
Увидев десять баксов, служитель ошарашенно моргнул.
Затем, засовывая банкноту в нагрудный карман, заметил:
- Вероятно, вам предстоит потрясающая ночь, сэр.
Вхожу в бар, облицованный черным мрамором, с гигантскими серебряными зеркалами, с длинной, изогнутой стойкой из цинка и вызывающе-роскошными сидениями в декоративном стиле.
Бар просто кишит деловыми костюмами, в основном их обладатели - мужчины в возрасте тридцати-сорока лет, представители делового сословия ведущих переговоры менеджеров, все - идеально ухоженные, и каждый тыкает в воздух сигарой, дабы подчеркнуть довод.
Едва я сел за тихий столик в углу и заказал мартини для аперитива, как зазвонил телефон.
- Это я, - голос Лиззи еле пробивается сквозь шум на линии.
- Идешь? - взгляд на часы подсказал: жена опаздывает.
- Я еще на встрече в "Рояльтоне".
- С кем?
- С потенциальным клиентом. "Миллер, Бидл и Смарт". Брокерская контора средней руки с Уоллстрит, хотят пробиться в крутые.
- Звучит заманчиво.
- Только если тебе нравится вести дела со взрослеющей золотой молодежью.
- Если хочешь, могу встретить тебя у выхода. Всего то каких-то… хм, десять кварталов.
- Спасибо, я закончу примерно через полчаса. А потом…
- Да?
- В общем, есть важные новости, - произнесла она притворно-трагическим тоном.
- Насколько важные? - подыграл я.
- Космической важности. Мировая сенсация.
- Умираю от нетерпения.
- Я заказала для нас столик в "Пейтруне".
- Кажется, что-то вроде притона-забегаловки? Где подают огромные чизбургеры?
- Если верить всему, что пишут, там теперь - новый водопой для влиятельнейших манхэттенских брокеров.
- Никогда не верил ни слову из напечатанного в "Нью-Йорке". А Джина - верит. Это она предложила?
- Пятерка за сообразительность.
Конечно, по словам Джины, Айану тоже не терпелось отужинать в "Пейтруне". Джина работает вместе с Лиззи в "Мосмане и Китинге", пиаровской фирме средней руки. Ее муж, Айан, ведет в "Дейли Ньюз" рубрику "Экскурсия по городу". Кроме того, и муж, и жена пишут для нью-йоркской новостной "бегущей строки" и, к нашему немалому и обоюдному удовольствию, не упускают удобного случая похвастаться своими мерцающими творениями.
- Они встретят нас в "Пейтруне" - после того, как заглянут в галерею Сохо на открытие потрясающего шоу потрясающего художника-индейца, рисующего пальцем…
- Готов поспорить, в галерее будет полно потрясающих людей. Придет сам Лу Рид, верно?
- Точно. А вместе с ним - Тим Роббинс и Сьюзен Сейрадон. Гор Видаль тоже обещал заглянуть.
- Не говоря о Джоне Эф. Кеннеди-младшем…
- …Шерон Стоун…
- И завсегдатае, потрясающем далай-ламе. Мы засмеялись.
- В общем. Джина - в полном восторге. Дело в том, что "Пайтрун" непреклонно стоял на том, что очередь на столики у них расписана на пять недель вперед… но мне удалось миновать очередь. Полчаса назад.
- Смею ли я спросить, каким образом?
- Просто я - умнейшая женщина Нью-Йорка.
- Трудно поспорить.
- Слушай, мне нужно пулей лететь обратно на переговоры. Приходи в "Пейтрон" - Восточная Сорок Шестая авеню, дом сто шестьдесят. Столик заказан на девять пятнадцать. Пока.
И Лиззи отсоединилась.
Да, никто лучше Лиззи не сможет раздобыть места за столиком в популярнейшем в городе ресторане. К тому же стоит Лиззи чего-нибудь захотеть, и она обязательно добивается результатов. Потому что для жены, как и для меня, результат - главное.
Она тоже, как говорится, "от сохи да дохи". Слышали о поселке Утика в штате Нью-Йорк? В самом центре снегового пояса. Место, где полгода буквально белым-бело, а самая популярная достопримечательность - уходящая из города дорога. Тесть служил сержантом в местном полицейском управлении и имел склонность к депрессии, переходившей в мировую скорбь, которую старательно топил в дешевом пиве "Утика Клаб". Теща была эдакой домашней труженицей, золушкой с вечной улыбкой на лице, постоянно пребывавшей в тысячах хлопот по дому, но вечно запивавшей валиум виски, "Айриш Кримом" от Бейли.
"Нашу семью едва ли можно было назвать очень счастливой, - как-то вскоре после знакомства призналась мне любимая. - С тех пор, как мне исполнилось семнадцать, я только и думала, как бы вырваться оттуда при первом же удобном случае".
Полностью понятные мне чувства, ведь я и сам не возвращался домой с тех самых пор, как осенью восемьдесят седьмого покинул Брансвик. Да и дома, в который можно вернуться, уже не осталось. Отец давно умер, мать успела вновь выйти замуж: за профессионального игрока в гольф и переехать в Аризону, а старший брат Роб во время службы на военно-морской базе Сьюбик-Бей отдал руку и сердце барменше-филиппинке по имени Мейми.
Отец всю жизнь посвятил военному делу: для родившегося в Индианаполисе парня флот представлялся единственным способом выбраться со Среднего Запада, со всех сторон окруженного сушей. Он ушел в моряки в восемнадцать, и до самой смерти, настигшей отца двадцать девять лет спустя, флот останется для него Великим Белым Папой, командующим и решающим все проблемы.
Малость облажавшись на университетском поприще (как любил выражаться сам отец), он научился "дисциплине", "целеустремленности" и "достоинству" на флоте. Вскоре отец дослужился до младшего офицера, а затем два года проходил подготовку на инженера-механика. Проучившись два года в штате Сан-Хосе на деньги Дяди Сэма, повстречал мою мать (изучавшую английский), так что, как он сам не раз любил повторять, флот дал ему еще и жену.
Свадьба состоялась в шестьдесят втором - через неделю после выпуска. Следующим летом родился Роб, я увидел свет в январе шестьдесят пятого. Детство прошло в трейлерах на всевозможных авиационно-морских станциях, раскиданных по стране: Сан-Диего, Кей-Уэст, Пенсакола и, наконец, - одиннадцать лет в Брансуике, штат Мэн, где отец руководил "воздушными операциями".
Эта должность оказалась последней. Отец умер второго января тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Ему было только сорок семь: погубило пристрастие к сигаретам, которое он испытывал всю свою жизнь.
Точно так же, как не помню отца без зажатой в зубах сигареты "Винстон", никак не могу вспомнить, чтобы родители ссорились друг с другом. Дело в том, что отец совершенно серьезно претворял в жизнь план организации жизни "как на корабле". "Играй по правилам и выиграешь" - было одним из его любимых выражений, отражавших веру отца в то, что командного игрока, "своего парня", всегда вознаградят за преданность и верность.
Но отец старался быть не только хорошим офицером - он изо всех сил стремился быть образцовым отцом, добытчиком. Разумеется, вступив в подростковый возраст, я не мог не почувствовать, что брак родителей отдает затхлостью, что мать отнюдь не в восторге от роли вечной домохозяйки, что жизнь на военно-морской базе ее сковывает и что они с отцом разлюбили друг друга, вероятно, годы тому назад. Но "кодекс чести" предписывал старику сохранять семью.
Кроме того, он считал, что нельзя оказывать предпочтения ни одному из сыновей, хотя я прекрасно понимал, что Роб - папин любимчик, и не только оттого, что пошел по стопам отца, избрав по окончании школы военно-морскую карьеру, но и потому, что, в отличие от меня, даже не мечтал об иной жизни, чем размеренное существование на военно-морской базе.