В кабинете гинеколога стало довольно жарко. Николай был прозрачней обычного. Лера, прикрыв лицо ладонями, сквозь пальцы глядела на доктора, который буквально вошел в раж. Его белый халат и пиджак валялись на топчане для осмотра пациенток, доктор был в рубашке, взмокшей на спине и подмышками. С испариной на лбу он шевелил усами и яростно глядел на монетку, ребром застывшую на столе.
– Заметьте! – Доктор толстым пальцем указал Лере на монету. – Заметьте, это уже в шестой раз!.. Что это?.. А?
– Доктор, по-моему, достаточно… – всхлипнула Лера и встала. – Если уж… если уж сам Бог сомневается, то решение точно мне принимать! Самой!
– Нет! – Доктор выпрямился и вздохнул. – Такого просто не может быть… Ладно, давайте в последний раз и потом… И потом я просто не знаю, что буду делать.
Лера почти упала обратно на стул.
В окно кабинета впорхнули Стас и Василий.
– Ну, наконец-то! – выдохнул обессиленный конструктор сейфов. – У меня уже мощи не осталось вас позвать.
– Что здесь? – быстро спросил Василий.
– Вася, он монету кидает! – еще быстрее затараторил Николай. – Если выпадет орел, Лерка мне четвертого пацана родит, если решка – всё!
– И что?
– Уже шесть раз ребро выпало! Мне одному на орла не перевалить, мужики! Работайте на орла! Поняли?!!
Доктор уж подхватил монету со стола и, покачивая её в ладони, примеривался к броску.
– Вы меня поняли?!! – крикнул Николай. – Орёл!
– Двуглавый? – попробовал пошутить Василий, чтоб снять напряжение, но монетка уже полетела к плафонам люстры, притормаживая взлет, чтоб обрушиться назад, на судьбу еще не родившейся личности. Лера опять захлопнула лицо ладонями. Визит к врачу превратился для неё в мучительную пытку.
– Орё-о-о-о-о-о-о-о-оллл! – кричали души всей наличной мощью, рискуя тут же раствориться в пространстве…
Монетка упала на стол и завертелась волчком. Спустя несколько мгновений, она, наконец, мягко легла. В потолок смотрела её сторона с чеканкой гордой двуглавой птицы.
– Оле… – начал было Василий, но дружный вопль Николая, Стаса и усатого доктора перекрыл его: – Уррра-а-а-а-а-а-а!!
– Фу! – несколько смущенно выдохнул доктор. – Ну, вот. Всё и решилось. Никогда у меня не было такого приема, извините, я на минутку.
Он надел пиджак, накинул халат и выскочил за дверь кабинета, где его встретил недовольный ропот заждавшихся в очереди женщин.
– Я всех приму! Обещаю, я всех приму!
Лера утерла ползущие по лицу слезы. Спрятав платок в сумочку, она с улыбкой наблюдала монету, всё еще лежащую на столе, и вдруг тихо сказала:
– Колька, я знаю, это ты… Я назову его твоим именем.
Василий посмотрел на блаженного Николая и шепнул Стасу:
– Ты глянь. Если бы Колян мог, он бы сейчас в счастливый обморок грохнулся.
Доктор вернулся застегнутым на все пуговицы и причесанным.
– Что ж. Поздравляю. Так и запишем. А это вам. – Он подобрал со стола монетку и протянул Лере. – На память.
Духи некоторое время провожали Леру, плывя за ней через ароматный по-осеннему, желто-бордовый парк Никольского собора. Набрав номер и прижав мобильную трубку плечом, Лера одновременно копалась в своей сумочке и говорила:
– Мама, я всё… Да я уже иду, мам! Ты их покормила?
– Нет, чтоб сначала позвонить, а потом уже рыться! – ворчал Василий. – Моя вот точно такая же. Вот всё обрушит, всё рассыплет прямо на дороге, а потом будет улыбаться с благодарностями какому-нибудь коту, который помогать бросится!.. Коза…
– Да ладно тебе, – отмахнулся Стас. – Просто они так устроены. А мы по другому… А где Коля?
Духи обернулись. Николай остановился метрах в пяти от них, возле белой скамейки. Выглядел он, как испорченная голограмма. Проблемы с яркостью, контрастностью и четкостью были налицо.
– Что с тобой, Колян?
– Всё, мужики… – он едва шептал. – Я истратился. Всё… Как ты, Стас, говорил?.. Я становлюсь звёздочкой… Прощайте. Спасибо вам…
Стас не знал, что ответить, и только беспомощно смотрел на угасающего приятеля. Василий поднял глаза к верхушкам лип и вдруг прокричал:
– Господи! Еще рано! У нас ведь еще остаётся время, Господи!
Последнее слово почему-то подхватило эхо. "Господи-осподи-споди" прошелестело в кронах. Вдруг вверху что-то щелкнуло, и кормильцы ясно услышали довольно равнодушный женский голос: "За недозволенную активность три души наказываются возвращением". Щелчок повторился.
– Что это было? – сказал Стас, но ответить ему никто не успел. Окружающее пространство в одно мгновение заволок непроницаемо белый туман…
Дождь лил, как из ведра. Василий вбежал в спасительный подъезд и нажал кнопку звонка первой квартиры. На вопрос "кто там" громко ответил:
– Сантехника вызывали? Открывайте, а то уйду!..
– Куда?
– Что "куда"? Открывай, бабуля! Куда, куда… В монастырь!
– Ошиблись. Никого я не вызывала! – голос удалялся.
– Бабуля! У тебя что, склероз? Только что ведь звонила! – Он снова потянулся к кнопке, но вдруг остановился, отдернул руку и судорожно сглотнул. Пятясь от дверей, он так спиной и вышел из подъезда под дождь. Неверящими глазами Василий оглядел себя, свои руки, чемоданчик с инструментом и испуганно прошептал:
– Господи… я ведь живой. Точно. – Он нюхнул себя подмышкой. На лицо выплыла глупая улыбка. – Я живой…
Слезы сантехника мгновенно смешались с текущими по щекам струями дождя.
Наталья, собираясь на работу, всё еще ворчала на мужа. Стас ковырял ложечкой в яичной скорлупе. Кот Барсик, спящий на краю стола, проснулся, заинтересовался яйцом и прямо с ложки получил свой кусок.
Ливень, зарядивший с утра, на все голоса топтал сваленный на лоджии бытовой хлам.
– Наташа! Ну, ты зря стараешься! – Стас был миролюбив. – Ты у меня всё равно единственная, и я тебя, получается… я тебя люблю. – Он выловил из банки маслины и, поиграв ими во рту, проглотил.
Наталья Стаса не слышала. Выйдя из комнат, она стала гневно запихивать в туфлю толстую пятку. И запихивала до тех пор, пока ложечка не сломалась. Тут она не выдержала:
– И вообще! Я всем во дворе расскажу, что ты импотент! – С этими словами Наталья покинула квартиру, шумно хлопнув дверью.
– "Импотент"! – усмехнулся Стас. – Не импотент, а эконом!! – крикнул он уже в пустой коридор, доставая из банки очередную маслину. И в этот момент ложка с маслиной в его руке задрожала, как стрелка сейсмического датчика. Глаза Стаса округлились. Он резко отбросил ложку и медленно поднялся из-за стола. Тут его и застал кашель памяти. Откашлявшись до слез, Стас двумя пальцами подхватил со стола банку с маслинами и швырнул под раковину – в помойное ведро. И снова сел. Новыми глазами оглядев родную кухню, он вдруг заулыбался. И улыбался до тех пор, пока его счастливый взгляд не остановился на Барсике. Тут улыбка с лица инженера плавно сползла.
– А ну-ка, пошел вон!! – Широкой ладонью пушистый комок был сметен со стола и, вякнув, приземлился на линолеум в коридоре.
Проследив недовольный уход кота в комнаты, Стас гневно добавил:
– Людоед!
Николай сидел за перламутровым рулем своего "опеля", несясь по проспекту, и с трудом боролся со сном. Дождь заливал лобовое стекло, дворники едва справлялись с потоками воды. Мягкое урчание двигателя, теплый ветерок из-под торпеды и дождевая завеса делали салон машины самым уютным на земле местом для продолжения сладкого утреннего сна. Вот Николай продолжительно моргнул, вот моргнул еще продолжительней…
Нога сама опустилась на педаль тормоза. Николай распахнул глаза и вцепился в руль с жадностью жизнелюба. Машина плавно замедлила ход, свернула к бордюру и остановилась у бетонного столба. Целую минуту конструктор сейфов непонимающе моргал, оглядывая пыльную торпеду, дождь, руль, свои руки на руле, пока взгляд его не уперся в столб. Николай вспомнил.
Когда он открыл дверь и с трудом вынул из салона большое тело, он уже жизнерадостно хохотал. Не обращая внимания на ливень, Николай дошел до бордюра, шагнул в мокрую траву и похлопал ладонью шершавый бетон осветительного столба. И только тогда заплакал.
Эпилог
Зима опоздала – едва успела к концу декабря. Но 31-го числа, еще днём, на город выпал особенно ожидаемый – мягкий и пушистый снег, а местами, но это, правда, только для богатых – зернистый. Петербург мгновенно помолодел. Подсвеченные обильной иллюминацией дома и магазины, вездесущие елки и мишура в витринах – всё ежесекундно напоминало о близости Нового года. В преддверии праздника температура воздуха, стиснув зубы, держалась около минус двух с половиной.
Уютный бар на Петроградской стороне сняли три семьи. В начале двенадцатого там были Николай и Лера, Василий и Люся, Стас и Наталья. Малые дети праздновали с бабушками, Серега был в компании сокурсников, а Аленка с одноклассниками в эти минуты запускала шутихи возле станции метро "Горьковская".
– Ну, Данила, конечно, в крик, – рассказывал Николай, – тут я его и припугнул. Тем, что знал. Он и заткнулся. Так что бизнес теперь мой.
– Молодец! – оценил Вася. – А я со страховками разобрался. Пошептался с бухгалтершей, у неё глаза на лоб, в общем, выписали мне премию, чтоб я никому не рассказывал про их аферы. Будет знать! Коза… – Василий опять с опаской поглядел на сверкающие столовые приборы, которых, по его мнению, для него одного было явно много.
– А Сеньке-то кто-нибудь звонил? Поздравлял? – спросил Николай, покончив с изучением этикетки на бутылке богатого коньяка.
– Я звонил, – сказал Стас, осторожно проглотив оливку. Маслины он теперь не ел принципиально. – Семён важный стал. Его сразу в пятый класс зачислили, у него еще и память оказалась феноменальной!
– Стасик! Какой ты молодец! Дай я тебя поцелую!