– Люди! – обращался Николай к довольно большой толпе, призрачно шевелящейся в свете разгорающихся уличных фонарей. Он стоял на скамейке, рядом с выпивающими старушками. Возле него торжественно вытянулся Стас. – Я один из вас! – как можно громче говорил бывший конструктор сейфов. – И я позвал вас потому, что хочу что-нибудь изменить!.. Если получится. Чтобы после того, как мы безвозвратно пропадем, жизнь живых стала хоть ненамного лучше! Я знаю, вы тоже этого хотите! Каждому в этой жизни не хватило чего-то главного, чтоб быть счастливым. Мы это узнали гораздо острее, когда оказались… когда оказались за чертой! И я хочу, чтобы вы все оставили свои пожелания… свои последние пожелания руководителям страны… Вот и всё! И для этого я предлагаю пойти к президенту и всё ему рассказать… – Да кто нас туда пустит! – воскликнула парящая неподалеку женщина средних лет, – К президенту!
Толпа загудела. Послышались отдельные выкрики:
– Ты рехнулся, толстый! Как расскажем? Это надо дождаться, когда он к нам присоединится!
– Когда присоединится, – перекрикивая возражения, взвился Николай, – тогда он нам не нужен будет! Надо обращаться к живым!
В толпе возникли смешки:
– Да у него крыша съехала!
– Его сюда, небось, с Кащенко свезли!
– Тебя где закопали-то, друг?!
– А это рядом с тобой кто? Доктор, наверное, которого ты ночью придушил?
Николай несколько растерялся. Во-первых, он не рассчитывал, что ему придется в прямом смысле ораторствовать, а во-вторых, не ожидал такого угрюмого сопротивления. Стас искренно возмутился непониманию бывшими людьми абсолютно бескорыстной инициативы и вдруг с обидой в голосе закричал:
– Как вам не стыдно! Мы ж не о себе печемся! А о тех, кому еще жить! О ваших детях и родителях, о ваших мужьях и женах – обо всех, кто еще живой! Всех, кто не может жить достойно из-за того, что у нас в стране не происходит того, что должно бы происходить!.. А вы смеетесь!! "Где закопали!!" Да где ни закопали, не важно это! А вообще, мы с ним из Питера!..
В ответ толпа покойных москвичей просто взорвалась возмущением:
– Они еще и из Питера!
– Опять из Питера!
– Везде пролезли!
– Достали!
– Смотри, уже и на кладбищах наших руководят! Заррразы!
– Тихо! – громовым басом сказал вдруг крупный старец. – Хватит зубоскалить, покойники! Пацаны добра хотят, а вам всё до фени!.. Говори, сынок. – Старик обращался к Николаю. – Говори, не слушай их, что ты хочешь?
Толпа притихла. Николай облегченно вздохнул и улыбнулся:
– Да, в общем-то, всё просто, коллеги… царство вам небесное…
Василий нашел дух Паши в его квартире, на кухне, возле рыдающей Зайки. В Петербурге стемнело раньше, чем в Москве, окна были темны, Люба обливалась горючими слезами у настольной лампы. На столе стоял дешевенький приемник, порождающий грустные ретро-мелодии. Паша сидел напротив жены и удрученно молчал. Когда Василий появился в кухне, ресторанщик раздраженно мотнул головой, но ничего не сказал. Может быть, в присутствии постороннего ему даже стало чуть легче находиться рядом с рыдающей вдовой – двум врачам так же проще, чем одному, быть рядом с больным, у которого нехороший диагноз.
– Извини, – шепнул бывший сантехник. – Ой, как убивается-то. Может, ей валерьянки?
– Что хотел?
– В командировочку со мной смотаешься?
– Куда?
– В Москву. В Кремль. К президенту.
Паша вскинул на Василия мокрые глаза:
– Это еще зачем?
– Долго объяснять. Письмишко надо бы написать. Для гаранта Конституции.
В этот момент Зайка особенно громко разрыдалась. Встала, открыла стенной шкафчик, налила себе полстакана коньяка, отпила и вернулась к столу, поставив стакан перед собой. Паша тут же наклонился и глубоко вдохнул коньячные пары.
– Стоп! – шепнул Василий. – Ты мне трезвым нужен! Сейчас налакаешься, и что?
– Отстань… Ты же видишь… Какой гарант, слесарь! Какой гарант! Мне так хреново, ты бы знал!
Василий сокрушенно ударил кулаком в ладонь и прошелся по кухне.
– Павлик! – он тронул Пашу за плечо. – Ты давай, черкни ей пару слов и полетим, а? Ты ж уже писал! В машине-то, помнишь?
– Как черкни?.. Машины-то нет…
Василий покачал головой, поражаясь тупости Пашиного духа:
– Зато вон бумага лежит и карандаш, а в остальном полагайся на меня. Ну-ка, возьми-ка одной рукой меня за руку, а другой – карандаш! И пиши "Не горюй, любимая! Твой Павлик".
Василий, наклоняясь над столом, вроде как оперся на основание настольной лампы, и Паша, к его радости "заголубел".
Люба сидела, поставив локти на стол и закрыв лицо ладонями, потому-то и не видела, как карандаш самостоятельно поднялся и под шумок Хулио Иглессиаса начертал на клочке писчей бумаги: "Люба, я всё равно тебя люблю".
Написав записку, Паша вдруг проявил неожиданный восторг. Оглядев свою ладонь, только что державшую карандаш, он искренне прорыдал прямо в лицо Василию:
– Васька! Всё! Прости меня! Ты волшебник! Ты всё можешь! Я с тобой хоть на край света!
– Успокойся, Павлик, успокойся… Мы уже за краем. За краем света. Полетели. Она сейчас прочтет и сначала испугается. На это можно и не глядеть. Потом допишешь. Полетели, дорогой!
– Полетели… – Увлекаемый Василием, Паша пятился к окну, с любовью глядя на рыдающую Зайку.
Когда духи уже исчезли в темном петербургском небе, Зайка обеими ладонями обняла коньяк и залпом выпила. А поставив стакан, уронила взгляд на бумажку с карандашной записью. Люба с минуту тупо смотрела на записку. Потом подняла её, посмотрела на свет и вернула на стол. Оглядев пустую кухню влажными глазами, Люба сказала, наконец, тихо и боязливо:
– Господи!.. Витя, ты где?
Если бы специалисты охраны президентских апартаментов в Кремле могли хоть на секунду представить себе, что больше сотни приведений в девятом часу вечера вломились в кабинет гаранта Конституции, они вели бы себя иначе. Но представить это было довольно трудно, поэтому охранники до поры безответственно расслабились. Благо, и президента в Кремле не было.
Толпа разновозрастных покойных, помахивая белыми крылышками, практически полностью заполнила просторный кабинет. Николай и Стас встали в его торце. Когда стало понятно, что все собрались, Николай бегло взглянул на стол президента и начал:
– Друзья! Я вам всё уже сказал. Нам осталось изложить на бумаге то, что мы хотим сказать. Сейчас к нам должны… А вот и они!
В кабинет с высокого потолка свалились Василий и дух Паши.
– А где гарант? – тревожно спросил сантехник.
– Вася, какая разница! – цыкнул на него Стас, почувствовав своё значительное участие в государственных делах. – Кажется, он в Японии сегодня. За Курилы сражается, а он нам пока и не нужен, нам документ надо составить. Ты где задержался?
Василий, не отвечая Стасу, быстро спросил Николая:
– Чё делать?
– Записать пожелания людей. На бумагу. Подписи собрать… Потом, я думаю, оформить всё, ксерокопии сделать, чтоб не пропало. Паша-то готов?
– Готов.
– Друзья! – Николай почувствовал себя на комсомольском собрании в далекие стройотрядовские годы. – Среди нас есть умелец из наших, который способен воздействовать на материальный мир. Он запишет всё, что вы скажете. Начнем с вас!
К столу по кивку Николая вышел потрепанный мужчина. Паша сел в президентское кресло. Василий взял его за левую руку, а сам незаметно сунул пальцы в блок питания компьютера. Увидев, как Паша "заголубел", мужчина слегка растерялся, но Стас его приободрил, и тот вдруг бойко начал:
– А потому что милиция продает права всяким блатным и богатым, которые не хотят учиться водить машину! Меня и сбили! Вчистую! Я и сам сдавал на права! Пока не сунул на лапу – резали на экзаменах. Получается, учиться не выгодно – и денег больше тратишь, и времени! И что? Вот и плодим убийц на дорогах! В огромном количестве! Куда президент-то смотрит, а?.. Всё у меня!
Мужчина ушел в толпу.
Паша с паникой в глазах посмотрел на Васю:
– Писать-то что?
– Пиши всё, только коротко и разборчиво.
Второй вышла пожилая женщина:
– Меня отравили эти… как их… которые лекарства подделывают. Купила по дешевке, хоп таблеточку – и всё!
– И меня тоже! – раздался из угла кабинета старушечий голос. – За квартиру отравили!
– Когда, наконец, научатся люки канализационные закрывать! – прорвался третий голос. – Сколько народу уже шеи переломало! О сосульках и не говорю!
Возбуждение толпы нарастало. Среди покинувших белый свет оказались и застреленный бизнесмен, и утонувший в ванной по пьяному делу художник, и постовой милиционер, посмертно представленный к званию героя России, и парень, умерший после побоев в милиции, и ветеран последней войны, и огромный молодой дядька, скончавшийся из-за не предоставления в больнице медицинских услуг, и школьник, взорвавшийся себя из-за неразделенной любви, и еще около сорока худосочных молодых людей, проклинающих наркоторговцев и весь их бизнес. Потом вышел невысокий, широкоплечий мужчина и с расстановкой сказал:
– А я крестьянин! Меня сын в Москву привёз хоронить! Из Сибири. Поближе к себе привёз. Деревня-то пустая!.. Да если бы я знал, что моя земля всегда моей будет, вечно! И моих детей, и моих внуков! Правнуков! Праправнуков! Я бы её… я бы на ней… Я коммунист! Но я теперь уже понимаю, что пока не будет частной собственности на землю, цивилизация у нас будет только в Москве!.. Ну, может, в Питере и еще в двух-трех городах, а на остальной территории только безделица, нищета и пьянство! И покорять Россию будут китайцы с японцами! Причем без войны, а просто так, хорошо, если за литр спирта…
– Что писать-то? – опять всполошился Паша.